Читать книгу Нечистые Земли - Группа авторов - Страница 5

Болотница

Сумерки обволокли болото, словно вязкий кисель, постепенно топя в себе последние отблески дня. Полумрак обнимал кустарники, тонкие деревца, кочки, коряги и все прочее, что имело несчастье тут прорасти или утонуть.

Вода лежала неподвижно. Ее черную гладь прикрывал нежный ковер чарусы – зеленый, шелковистый, обманчиво безопасный. Ступишь – и поминай как звали. По болоту белыми пятнами были разбросаны кувшинки. На них словно на маяки, завороженно летел местный гнус.

«Как же хорошо…» – Мысленно протянула Раска, вдохнув полной грудью. «Ну что за аромат! Гнилая рыба, тухлые яйца и… А-а-ах! Кислая капуста…» Последний запах особенно трогал душу, будто кто‑то невидимый теребил за ниточку забытого прошлого.

Болотница уютно устроилась на широком листе кувшинки – тот плавно покачивался на поверхности воды. Перепончатые ступни, смахивающие на утиные лапы, Раска с наслаждением погрузила в прохладную воду и лениво перебирала ими, задавая листу неспешный ритм. Длинные черные волосы, украшенные звездочками сабельника, обвили бледное тело, как живой плащ. Рядом примостились лягушки, притерлись к ней своими скользкими холодными боками. Их кваканье, жужжание гнуса и периодическое уханье совы сливались в тихую вечернюю симфонию.

Глубоко вздохнув еще раз, Раска прикрыла глаза. «М‑м‑м, квашеная капуста…» – Болотница попыталась ухватить ускользающие образы из прошлой жизни. А ведь она когда-то была человеком, пока болото не поглотило ее.

Раз с разом в попытках вспомнить перед Раской возникала одна и та же картина: вот она, сосредоточенная до скрипа в зубах, перетирает сочные капустные листы с солью. Руки щиплет так, что хоть вой, но она упрямо продолжает – процесс затягивал, как болотная трясина. В этом был свой ритуал, своя магия: бережно уложить слои в деревянную бочку, пересыпать душистыми семенами укропа, добавить дубовые листья и кору. А потом – самый волнительный момент: сырое яйцо в бочку. Всплыло? Значит, чудо свершилось! Капуста готова, а ты – самая настоящая колдунья.

Но дальше – пустота. Черная, как болотная топь в безлунную ночь. Сколько Раска не пыталась, так и не могла вспомнить ничего из того времени, когда была человеком.

Нет, она вовсе не жалела, что стала болотницей. Но ей хотелось помнить. Кем она была? Может быть сестрой? Или женой? А муж ее был красив? Любил ли он ее больше жизни? Ну хоть бы один образ всплыл – лицо, голос, смех… Но память молчала.

Раска любила свое болото, любила его обитателей. Но она была одинока душой. Ей хотелось, чтобы рядом с ней был любимый. Может быть поэтому она так цеплялась за свои человеческие воспоминания. Но получалось, что она только мучала себя этими бессмысленными попытками.

Болотница выпрямилась, вскинула голову и провозгласила на все болото, да так громко, что комары перестали зудеть:

– Довольно! Теперь я – болотница, болотная мать, хранительница и обережница болота и ее жителей. И я не буду больше одинока, я сама добуду себе самого лучшего мужчину. Он станет моих царем. Моим мужем. Моим болотником.

Где‑то неподалеку ухнула сова – будто поставила жирную точку в ее монологе. Рядом раздался всплеск: лягушки, до этого мирно гревшиеся у ее бока, в панике сиганули в воду.

А из мутной воды высунул свою усатую голову вьюн.

«Наконец-то!» – Пронеслось в голове Раски.

Между скользких мокрых губ вьюн бережно сжимал пергаментный свиток. Раска забрала его, и развернула у себя на коленях.

Подняв правую руку, болотница щелкнула пальцами. Над ладонью вспыхнул синеватый огонек, и через несколько секунд обратился светящимся шариком. Звуки на болоте тут же стихли, завороженные его мягким свечением.

Раска склонилась над пергаментом. На сухом, зачарованном листе проступал набросок мужского лица: глубокие темные глаза, казалось, заглядывают прямо в душу, прямой ровный нос, узкая линия губ. Раска любовно коснулась пальцами рисунка губ.

Болотница протянула руку к вьюну. Тот, не теряя ни мгновения, выплюнул ей в ладонь кусочек угля. Раска поднесла его к наброску и начала аккуратно вырисовывать брови мужчины, нашептывая слова старинного заговора. Голос ее звучал тихо, но каждое слово отдавалось эхом в болотной тиши:

Ты придешь ко мне тропой болотной

Тропой темной, неизведанной

На свет мой чарующий отзовешься.

Буду ждать тебя мечтой заветной

Мечтой последней, пламенной

Души моей коснешься.

Будешь жить со мной в царстве болотном

Царстве покоя, тишиной сотканном

К той своей жизни ты больше не вернешься.

Ее пальцы трепетно выводили на холсте любимые черты: густые брови, благородный высокий лоб, безупречно прямой нос, черные волосы в беспорядке, словно их растрепал легкий ветерок. Раска угольком коснулась уголков губ мужчины и двумя штрихами немного приподняла их вверх.

Болотница не заметила, как резко стало тихо, продолжая рисовать и нашептывать слова заговора.

Неожиданно острая, нестерпимая боль пронзила ее ногу. Светящийся наколдованный шар померк, а Раска издала страшный пронзительный вопль, корчась в мучительных судорогах. Уголек выскользнул из тонких бледных пальцев и безжизненное тело болотницы медленно соскользнуло в темную пучину вод.

На широком листе кувшинки остался недописанный портрет красивого темноволосого мужчины. Его глубокие черные глаза смотрели в ночное небо, а тонкие губы растянулись в легкой едва заметной улыбке.

В ту ночь ни единый зверь, ни одна птица или рыба не нарушили мертвой тишины болота. Все обитатели хранили скорбное молчание в память о своей почившей хозяйке.