Читать книгу Пленница темного лорда - Группа авторов - Страница 5

Уроки стали регулярными. Каждое утро, с безжалостной пунктуальностью восхода над ледяными пиками, Ариэль спускалась в тренировочный зал-куб. И каждый раз это была битва – не столько с магией, сколько с собственным восприятием. Кайран разбирал каждое её заклинание, каждый жест, как часовщик – сложный, но несовершенный механизм. Он не хвалил. Он констатировал: «Эффективность повысилась на пятнадцать процентов. Но ты всё ещё тратишь энергию на эстетику. В бою твоего противника не впечатлит красивая волна света. Его впечатлит только твоя смерть или его собственная».

Но настоящие испытания начинались позже. После изматывающих упражнений он не отпускал её. Он приглашал – именно так, с холодной, неизменной вежливостью – в свою библиотеку. Не в ту, что была в её покоях, а в главную, огромную, чьи стеллажи терялись в полумраке под самым сводом цитадели.

Их первая «беседа» началась с молчания. Он указал ей на кресло у камина (здесь огонь был настоящим, древесным, и трещал вполне по-земному), а сам устроился напротив, погрузившись в чтение какого-то фолианта. Ариэль сидела, сжимая подлокотники, готовая к допросу, к провокации. Но тишина тянулась, нарушаемая лишь шелестом страниц и потрескиванием поленьев. Это выводило из себя больше криков.

– Вы что, ждёте, что я сама начну исповедоваться? – наконец не выдержала она, и её голос прозвучал грубо в этой атмосфере учёного спокойствия.

Кайран поднял взгляд. Свет пламя играл в его серебряных глазах, делая их почти живыми.– Я жду, когда ты успокоишься. Мысли, рождённые адреналином и обидой, редко бывают ценны. Я предлагаю тебе доступ к знаниям, перед которыми твои учителя пали бы ниц. Минимальная благодарность – не портить воздух истерикой.

– Вы называете это знаниями? – она мотнула головой в сторону полок. – Пропаганда тьмы. Искажённые хроники.

– Интересно, – он отложил книгу. – Ты читала «Хронику Рассветной Войны» архимага Ллирена?– Конечно. Это основа нашей истории.– А «Заметки на полях» того же Ллирена, изданные его учеником через пятьдесят лет после его смерти, где он сожалеет о «непоправимой чрезмерности применённого очищающего пламени» в долине Эльфийских Рос? Нет? Удивительно. Оказывается, фундамент может иметь трещины.

Он говорил не зло, не торжествующе. Он констатировал. И от этого его слова били больнее.

– Вы хотите сказать, что мы… что Свет совершал ошибки?– Я хочу сказать, что любая сила, возведённая в абсолют и лишённая сомнений, становится тиранией. Свет, который не признаёт существования тени, – это просто слепота. Тьма, отрицающая свет, – это пустота. Меня интересует баланс. А не победа одной сказки над другой.

Он задавал вопросы. Неудобные. «Почему магия Света лечит только своих? Разве рана врага болит иначе?», «Если ваша цель – жизнь и процветание, почему вы выжигаете земли, на которых росла “скверна”, вместо того чтобы пытаться её трансформировать?», «Твой отец. Он когда-нибудь спрашивал, чего хочешь ты? Или его воля и воля Света всегда были для тебя едины?»

Сначала она отвечала гневно, заученными формулировками. Потом – с меньшей уверенностью. Потом начала задумываться. Он никогда не перебивал. Он слушал, а потом приводил пример из истории, алхимии или магической теории, который ставил её ответ под сомнение. Он не утверждал, что она неправа. Он заставлял её доказывать, что права. И это оказывалось невероятно сложно.

Как-то раз, уже через неделю таких «бесед», она спросила, не помня себя от усталости и внутреннего смятения:– А что… что вы считаете правильным? Какой должна быть идеальная реальность по меркам лорда Тьмы?

Он замер. Вопрос, казалось, застал его врасплох. Он долго смотрел на неё, а потом его взгляд ушёл в пламя камина.– Тишина, – сказал он на удивление тихо. – Не безмолвие смерти. А… гармоничный гул работающего механизма. Где каждая сила имеет свою функцию. Где нет лишнего шума, лишней энергии, потраченной впустую на борьбу с самой собой. Где свет освещает, но не ослепляет, а тьма даёт покой, но не поглощает. Реальность, где такие как ты… – он снова посмотрел на неё, и в его взгляде было что-то нечитаемое, – не вынуждены носить маски, чтобы выжить.

Ариэль почувствовала, как по спине пробежал холодок. Он говорил не об империях или магии. Он говорил о ней. О том напряжении, с которым она жила всегда, даже не осознавая этого.

– Вы не можете построить такой мир силой, – прошептала она.– Один – не могу, – согласился он. – Но я и не собираюсь делать это один. Я настраиваю механизм. Ищу вышедшие из строя детали. Иногда… заменяю их.

В этот момент она поняла всю глубину его замысла. Он не хотел её сломать и поставить на колени. Он хотел её… перенастроить. Сделать той самой деталью, которая будет работать в его видении идеального мира. И самое страшное было то, что часть этой картины – мир без лицемерия, где сила служит порядку, а не тщеславию, – начинала казаться ей отвратительно привлекательной.

– Я не деталь, – выдохнула она, но в её голосе уже не было прежней огненной уверенности. Была усталость.– Нет, – вдруг он улыбнулся. Это было едва уловимое движение губ, но оно преобразило его строгое лицо, добавив ему странной, опасной человечности. – Ты – редкий и сложный инструмент. И я терпеливый мастер.

Он встал, signaling, что беседа окончена.– До завтра, Ариэль. И подумай над вопросом: что для тебя страшнее – жить в лжи, которую ты считаешь правдой, или усомниться во всём, чтобы найти истину, какой бы горькой она ни была?

Она осталась сидеть у потухающего камина, его слова эхом отдаваясь в её разуме. Он не нападал на её веру. Он подкладывал под неё мину, кирпичик за кирпичиком, и спрашивал, насколько прочен её фундамент. И Ариэль с ужасом осознавала, что он нашёл самые слабые места. Места, о существовании которых она боялась признаться даже самой себе.

Эти беседы были опаснее любого боя. Потому что в бою можно проиграть и умереть. А здесь можно проиграть – и остаться жить, с совершенно новыми, чужими и пугающими мыслями в голове.