Читать книгу Я тебя ненавижу - Группа авторов - Страница 7

Я не спала всю ночь. Лежала на кровати, смотрела в потолок, слушала, как за стеной скрипели половицы – охрана неустанно ходила сменами, и дом жил в напряжении.

В голове звучали слова Сергея: «Приедет Волков и будет требовать стаю».

И он приехал. Сегодня. Вместо траура, вместо тишины по дому разнесся его голос и запах. Его голос был слишком резким, а манера поведения – слишком властной.

Я испытывала к нему неприязнь. Меня коробило от его слов, когда он так спокойно говорил о своих притязаниях. Мне было неприятно от его руки, которая держала мою так, словно я не живое существо, а вещь. Меня раздражало, что моё сердце всё равно начинало биться быстрее, когда он был рядом.

Я закрыла глаза и до крови закусила губу. Мне хотелось закричать, разбить всё вокруг, но я сидела на краю кровати и молчала. Потому что страх был сильнее.

Он сказал, что придёт завтра. Что превратит наш дом в своё логово. Что мои люди станут его людьми. Что я – всего лишь утешительная игрушка.

Игрушка.

От одной этой мысли по телу пробежал озноб. Он говорил спокойно, но каждое его слово было подобно удару ножа. И самое ужасное – я понимала, что он не шутит.

Сжала кулаки так сильно, что ногти впились в ладони. Нет, я не позволю ему. Я не стану его собственностью. Я не дам разрушить то, что осталось от моего отца.

Но что я могу? Девочка, вернувшаяся из Питера, с дипломом и иллюзиями о другой жизни?

Встала и подошла к окну. За стеклом рассвет окрашивал небо в нежный розовый. Дом спал, но я ощущала: утро принесет бурю. И эта буря звалась Станислав Волков.

Непривычная тишина давила с самого утра. Дом, всегда полный голосов, шагов, звона посуды, будто осиротел вместе с нами.

С самого утра меня окружала непривычная тишина. Дом, который обычно был полон звуков: голосов, шагов, звона посуды, казался опустевшим и безжизненным.

Мама сидела напротив меня, держа в руках чашку чая. Её губы были сжаты в тонкую линию, а взгляд казался пустым, как у человека, который внезапно выпал из реальности и не может вернуться обратно. Она не плакала и не говорила – словно находилась в каком-то другом мире, где меня не было.

Я не видела Сергея и других охранников. Даже на постах у входа никого не было. Они словно растворились в воздухе. Неужели они так сильно боялись Волкова?

Мысли об этом не давали мне покоя. Стас уже вчера дал понять, что будет дальше, и мои люди, люди моего отца, уже дрожат от страха при одном упоминании его имени.

Я сидела за обеденным столом, который был накрыт по привычке, но почти пуст. Раньше здесь собиралась вся семья, а теперь – только я, мама и несколько слуг, которые передвигались бесшумно, стараясь не встречаться со мной взглядом.

Никто не говорил ни о похоронах, ни о Волкове, ни обо мне.

Тишина становилась невыносимой.

Я чувствовала, как сжимается моё горло, и мне казалось, что если кто-то произнесёт хоть слово, я не смогу сдержать эмоций.

После вчерашнего прощания с отцом все быстро разошлись.

Дом, где царила печаль, стал похож на пустую крепость. И теперь эта крепость стала моей тюрьмой.

– Мама? – тихо позвала я, пытаясь вернуть её из того места, куда она ушла.

Она медленно перевела взгляд на меня, словно издалека.

– Мама… – повторила сдавленно, чувствуя, как внутри нарастает паника. – Что нам делать?

Она опустила глаза в чашку, сжимая её так крепко, что костяшки пальцев побелели. Повисла долгая пауза. Тишина затягивалась, и я уже почти не надеялась услышать ответ.

– Принять это, – её голос прозвучал глухо и безжизненно.

Меня словно ударило током. Принять? Это всё, что осталось от нашей силы, от имени, от памяти об отце?

Я смотрела на неё, и во мне кипела злость – на Стаса, на неё, на всех, кто позволил ему так легко войти в наш дом. Но сильнее всего – на саму себя.

Принять… Я не могу. Я не смогу.

– Я не могу так… – слова сами срываются, и я резко встаю. Стул с глухим скрипом отъезжает назад.

Мама даже не пытается меня остановить. Её взгляд снова гаснет, уплывает куда-то в пустоту, и я понимаю – она уже там, в своей скорлупе, где боль заглушает всё остальное.

Я иду по коридору, цепляясь за стену, словно она может меня удержать. Моё сердце колотится, дыхание прерывистое.

На улице ветер пронизывает до костей, словно сам мир хочет меня уничтожить. Слёзы жгут глаза, текут по щекам, но я их не вытираю – какая разница?

Мне нужно туда, к папе. К нашему месту упокоения. Мраморные плиты и вечный холод земли напоминают о том, что мы всегда жили и умирали на этой земле.

Мне нужно побыть одной. Хоть ненадолго…

Но когда я сворачиваю в садовую аллею, я слышу шум. Низкое урчание моторов, скрежет шин по гравию. Машины. Несколько.

Я замираю, пальцы автоматически сжимают край пальто.

Они уже здесь.

Это не волки. Это шакалы. Они пришли, как стая падальщиков. Любой нормальный человек… любой нормальный оборотень дал бы семье время оплакать, попрощаться. Хотя бы день.

Но у Волкова нет ни совести, ни уважения. У него есть только сила. И он пришёл показать ее.

Открываю тяжёлую дверь склепа. Холодный воздух обдаёт меня, смешиваясь с запахом ладана и воска. Свечи всё ещё горят, их пламя дрожит, как и мои руки.

Подхожу к плите. Буквы имени словно светятся в полумраке, режут сердце, словно ножом.

– Папа… – голос срывается, – что же мне делать?

Колени предательски подкашиваются, и я опускаюсь прямо на каменный пол. Холод тут же проникает сквозь одежду, но я не двигаюсь.

– Ты просил… – касаюсь рукой холодной плиты, – ты умолял не связываться со Стасом. Но как мне, пап? Как мне отвернуться, если он уже здесь… если он дышит этой землёй так, будто она принадлежит ему?

Слёзы текут, но я не вытираю их.

– Я не такая сильная, как ты думал. Я не знаю, как защитить маму. Как сохранить стаю. – мои слова тонут в тишине склепа. – А он… он ненавидит меня так, будто я виновата во всём.

Свечи трепещут, словно отвечая на мои признания. Пахнет воском и смертью. Я закрываю глаза

– Прости, что не оправдала твою веру.