Читать книгу Тайна гадкого утёнка - Константин Костенко - Страница 11

Торговое предприятие г-на Крысильникова

― Забавные предметы, ― сказал кто-то возле самого уха. ― Что из этого ты хотел бы получить?

Чуть не выронив кулёк, Кирюша дёрнулся. Перед ним стоял взрослый, солидного вида лебедь в шляпе и с тростью.

– Боишься? Меня? ― располагающе улыбаясь и глядя в лицо подростка, спросил незнакомец. ― Не вижу причин. Так всё-таки вернёмся вопросу. Что из этих вещей ты хотел бы приобрести?

– Складной ножик, ― не задумываясь, ответил Кирюша. ― Но отец сказал, что это прихоть, без ножа можно прожить. И вообще, мне нельзя говорить с незнакомыми. Простите.

Стараясь не глядеть незнакомцу в глаза, чтобы не поддаться его открытости и дружескому расположению, Кирюша сделал шаг, но лебедь произнёс магические слова:

– Я куплю нож. Прямо сейчас. Он будет твоим, хочешь?

– Спасибо, мне ничего не надо, ― по-прежнему глядя под ноги, помотал головой птенец.

– Мне это ничего не стоит. Правда, ― заверил его лебедь. ― И я ничего у тебя за это не попрошу. Мы купим нож, и ты можешь сразу отправиться домой.

Подняв наконец взгляд, Кирилл посмотрел собеседнику в лицо.

– Но почему вы это делаете? ― спросил он. ― Я посторонний ребёнок. Зачем вам это?

Вернувшись домой, Кирюша передал Паулине Викторовне покупки, вынул из кармана сдачу и тут же направился к себе. Утка обратила внимание на его немногословность: он будто изменился.

– Кирюшенька, ― беспокоясь, спросила она, ― что с тобой?

– Ничего, ― ответил тот, невольно отводя взгляд.

– Ты, случайно, не простудился?

– Нет. Всё в порядке. Можно, я пойду в комнату? Отдохну и надо садиться за уроки.

– Конечно, мой птенчик. Иди, отдыхай.

После того, как Кирилл ушёл, утка задумалась. Но тут же решила, что её внезапное и необъяснимое беспокойство ни на чём не основано. Она придаёт значение пустякам. Глупо.

Что же касается Кирилла, то, войдя в комнату и увидев спящего в обнимку с учебником географии брата, он протиснул крыло в карман школьных брюк и… Ножик! У него был ножик! Новый, блестящий! А Виктор Сергеевич ― точнее, папа ― говорил, это прихоть. Это не прихоть, это ― вещь! Причём крайне необходимая. Почему об этом знает он, Кирилл, и совершенно не догадываются родители? Правильно: потому что приёмные. Родному сыну, небось, не пожалели бы. Но что он говорит! Неправда! Виктор Сергеевич и мама любят его наравне с Вилли, и брату не позволено делать то же, что ему. За всё время, что он живёт здесь, он ни разу не чувствовал себя обделённым. Ну, разве что один раз. Из-за этого самого ножика. Но теперь он у него есть, и всё остальное уже не важно. Да, но на завтра назначена встреча. Идти или нет? Не пойдёшь ― вроде как невежливо. Получается, заграбастал своё, и адьё, прощайте? А если пойдёт, то… То что? Страшновато. Кто этот лебедь, откуда? Но ведь именно это он и обещал рассказать. «Решено: иду! Была не была», ― подумал Кирилл и спрятал заветный ножик подальше, в нижний ящик стола ― туда, где хранились его личные вещи.

Лебедь обещал ждать там же, в Староречном переулке. В три пополудни. Он указал на чайную с загогулистым деревянным кренделем на цепях у входа. Договорились встретиться там.

На следующий день около трёх Кирюша сказал, что хочет пойти погулять. Отцу срочно понадобилось, чтобы он помог заполнить приходно-расходную книгу. «Пора потихоньку входить в дела, родной», ― внушительно сказал селезень. Кирюша попросил перенести это на другое время. Но Виктор Сергеевич дал понять: дела ― в первую очередь. Мальчик заупрямился. В его голосе слышались новые, требовательные нотки. «Что это с ним?» ― удивился селезень и решил настоять на своём.

Итак, встреча не состоялась. Кирюшу это расстроило, но не сильно. «Может, оно и к лучшему», ― подумал он.

Но в воскресенье, когда он и Вилли гоняли палками по переулку подраненную, однокрылую муху, Кирилл вдруг заметил между домами чёрную шляпу на белой голове. Спрятавшись, движением крыла лебедь поманил его.

– На что ты уставился? ― поинтересовался Вилли и поглядел туда же. Лебедя уже не было.

– Хватит заниматься ерундой, ― позволяя покалеченному насекомому сбежать, со скукой произнёс Кирилл. ― Надоело. Идём домой.

В двух шагах от мясного магазина, пошарив по карманам, Кирюша сказал, что, пока они баловались, он, по всей видимости, обронил шарик из стекла с прожилками, который собирался обменять на свисток. Он вернётся и поищет. Вилли хотел увязаться следом, но Кирюша посоветовал идти домой: он сам.

Выйдя из-за угла, лебедь повёл себя так, точно они незнакомы. Не останавливаясь и не дожидаясь Кирилла, он снова поманил его и пошёл впереди. Дошли до Староречного. Лебедь нырнул в дверь под деревянным кренделем. Кирилл ― следом.

Выбрав стол, незнакомец заказал у подошедшего официанта в фартуке чаю и первым делом поинтересовался: не станут ли Кирилла искать и найдётся ли у него полчасика?

– Видишь ли, в чём дело, ― начал он, ― я приглядываюсь к тебе примерно с месяц. Так случилось, что однажды я зашёл к вам в магазин. Нужно было кое-что взять к столу. Там я увидел, как ты разговариваешь с уткой и называешь её мамой. Нетрудно было догадаться, что ты приёмный. Ты ведь не утка, ты знаешь об этом?

– Конечно, я не маленький, ― ответил Кирюша. ― Но есть принадлежность к роду, а есть принадлежность к семье.

– Не пойму, чьи слова ты сейчас повторяешь, ― снисходительно улыбнулся лебедь. ― Тебя научил отец? Сможешь выслушать меня? Не бойся, постараюсь быть кратким.

И лебедь принялся рассказывать. О своём детстве. О том, как тоже остался сиротой… Как был взят в приёмную семью… О насмешках и издевательствах, которые пришлось терпеть…

– Не знаю, зачем это было нужно природе, ― задумчиво продолжал он, ― сделать так, чтобы в двенадцать или тринадцать лет лебедь стоял перед зеркалом и готов был плюнуть в своё отражение. Возможно, в этом какой-то хитроумный план. Но мне он не нравится. Я бы предпочёл сразу родиться белой величавой птицей.

После этого прозвучал рассказ о семье, в которой Кирюшиному собеседнику пришлось жить. Его усыновили куры.

– Грязная, нечистоплотная птица, ― размешивая чай ложечкой, поморщился этот взыскательный господин. ― Представляешь, приёмная мать учила меня рыть лапами навоз. Я и мои желтопёрые братцы отыскивали там червей. Я спрашивал: «Зачем? Ведь легче заработать денег и купить насекомых в магазине, в любом количестве». Ответ на это был таким же прямым и незамысловатым, как куриный ум: «В жизни всё пригодится». Что касается, моего приёмного папаши, то это был фрукт. Определённо. Отставной военный. Самый младший чин. Что-то вроде фельдфебеля. Проставляешь, у этого горе-вояки даже не хватило ума дослужиться до поручика. Учил меня кукарекать. Как сейчас помню. И ты знаешь, я старался. Искренне, добросовестно. Пока не надорвал себе связки и не охрип почти на месяц. И самое главное, совершенно некому было объяснить, что я не какой-то там идиот, у которого ноль способностей ― о чём мне всякий раз талдычил приёмный родитель… Просто я другой. Лебедь не обязан кукарекать. И вот однажды, когда моё терпение вот-вот готово было лопнуть… я задумал бежать.

– Вы сбежали из приёмной семьи?

– Слушай. На тот момент мне было тринадцать. Почти столько, как тебе. Я сказал себе: «Всё, хватит. Не хочу быть курицей. Дайте мне наконец возможность найти себя и стать тем, кем я изначально являюсь!»

Дальше лебедь рассказал о годах странствий. О том, как он скитался по городам, испробовал множество профессий… Пока однажды ему не улыбнулась удача и он не стал тем, кто он есть: уверенной в себе, всеми уважаемой птицей, обладающей надёжным капиталом.

– Не знаю, возможно, ты уже догадался, зачем я решил свести с тобой знакомство. Я вижу в тебе собрата. Понимаешь, о чём я? И я хочу тебе помочь. Искренне, от сердца.

– Но как и чем вы мне поможете?

– Многим. В первую очередь подбодрить, когда станет особенно тяжело. И потом, я мог бы давать советы. Я стану твоим тайным наставником, учителем жизни. Хочешь? Ты ведь никому не расскажешь обо мне? Умеешь хранить тайны?

– Да.

– Прекрасное качество. Ведь кто ещё, если не такой же, как ты, поймёт тебя лучше других. Гадкий уродец, нескладёха… Ты это уже слышал, не так ли?

– Случалось.

– И случится ещё, и не один раз. До тех пор, пока ты не скажешь себе: «Я лебедь!» Не курица, не утка… Лебедь. Запомни. Все остальные птицы по сравнению с тобой ― сор, ничто.

– Но…

– Поверь мне, это так. В тебе течёт благородная кровь.

– Но у меня хорошая, добрая семья.

– Не сомневаюсь. Заботливая мать, строгий, но справедливый отец… Но приглядись к ним получше. Ограниченные создания. Обыватели. Их глупое кряканье, при помощи которого они обсуждают свои суетные делишки, ничтожно, и тебе, возможно, придётся бежать, как мне, чтобы не стать их точной копией. Мальчик мой, нет ничего жальче лебедя, живущего как утка. А теперь ответь, ты что-нибудь знаешь о своих настоящих родителях?

– Нет. Мать оставила меня сразу после рождения.

– И ты не пытался о ней узнать?

– Когда-то хотел вырасти и найти. Но затем перестал об этом думать.

– Почему?

– Мне кажется, если бы она захотела… она сама постаралась бы меня разыскать.

Шёл декабрь. Юрий Никифорович (так звали лебедя) и Кирюша встречались тайком ещё несколько раз. Кирюшин покровитель оказался настолько щедр, что иногда (хотя Кирюша поначалу противился) снабжал мальчика карманными деньгами. Постепенно Кирилл стал принимать это как должное. «Что тут такого? ― убеждал он себя. ― Юрий Никифорович богат, к тому же добр. К тому же, как он сам сказал, я и он ― собратья. Почему бы ему не помочь? У отца денег не допросишься. Ну, разве что иногда под Новый год или в какой-нибудь другой праздник выклянчишь фаунрубль-другой на кондитерскую. Но для этого нужно обязательно потрудиться. „Деньги не даются даром“, ― мысленно передразнил Кирюша селезня. ― Будто я раб. Прав Юрий Никифорович: утки ― жалкие, приземлённые создания. Какого чёрта! Не хочу я быть Ряскиным-Тряскиным! Эта фамилия подходит бедняжке Вилли, но никак не мне. Кто просил записывать меня под ней?!»

Изменения в характере Кирилла стали заметны всем. Дома он стал дерзить. В глазах проскальзывали холодная ненависть и презрение, что особенно пугало мать. Учителя тоже были поражены. «Вашего молодого человека, будто подменили», ― говорил Паулине Викторовне бобёр, директор гимназии. «Сама не знаю, что произошло», ― печально вздыхала утка.

«Плохая компания, вот что», ― сказал как-то селезень. Он был уверен: мальчишка связался с какими-то сорванцами, и те на него дурно влияют.

– Погляди, ― доказывал он супруге, ― у него полные карманы всяких ирисок и монпансье. Где он берёт деньги? Ты даёшь ему только на обеды.

– Но, Витенька, ― боясь признать самое худшее, отвечала утка, ― он почти всегда дома. Выходит куда-то, но крайне редко.

– Но ведь выходит же. А зачем? Молчишь? А я, кажется, начинаю догадываться.

Свои подозрения селезень озвучил после того, как у Кирюши появились новенькие стёганные перчатки на ватине. Ими были заменены рукавицы, связанные Паулиной Викторовной.

– У тебя обновка? ― спросил Виктор Сергеевич, следя за тем, как, вернувшись с улицы, сын стягивает шарф. ― Поздравляю. Не самые дешёвые перчатки, хочу я сказать. Откуда? Где ты взял деньги?

– Моё дело, ― огрызнулся Кирилл.

– Твоё, да?! ― рявкнул селезень. ― Воруешь?! Отвечай мне!

Злой хохот мальчишки заставил Виктора Сергеевича оторопеть. Он не ожидал такой наглости.

– Где полиция? ― глядя отцу прямо в глаза, спросил Кирилл. ― Кто-то пришёл и обвинил меня в краже? Нет? В таком случае не говори, пожалуйста, того, чего не знаешь. Оставьте меня в покое! Все! Не хочу вас видеть!

Кирилл выбежал из прихожей. В комнате хлопнула дверь.

Спустя получаса в комнату сыновей вошла Паулина Викторовна. Кирилл лежал на кровати, уткнувшись в подушку.

– Птенчик мой, ― ласково заговорила мать, ― что происходит? Что с тобой?

– А вам что за дело? ― глухо, не поднимая головы, ответил подросток. ― Я вам всё равно неродной.

– Кирюшенька, как ты можешь! ― с болью произнесла мать и тут же услышала плач. ― Пожалуйста, ― заволновалась она, ― скажи, что случилось? Не мучь меня, прошу тебя!

– Не сейчас, мама. Не сейчас. И вообще… никто меня не понимает.

– Поговори со мной. Я хочу понять тебя, неужели не видишь?

– Прости… потом. Просто оставьте меня в покое.