Читать книгу Тайна гадкого утёнка - Константин Костенко - Страница 5

Воробьи узнают о тайне, после чего наступает конец

Около трёх часов в ночной тиши раздался вопль. Зиновий с Галей, как поджаренные, вскочили с кровати. Комнаты для постояльцев пустовали, занята была только одна. Кричали, по всей видимости, там.

Держа перед собой свечу, торопливо, скрипя половицами, воробьи шлёпали тапочками по коридору.

– Лебедь! ― испуганно вопили за второй от стены дверью. ― Бедная, несчастная женщина!.. Уберите её! Она смотрит! Там, в углу!

Зиновий, а за ним его жена ворвались в комнату. Сидя в кровати и указывая дрожащим когтистым пальцем на что-то невидимое, ехидна в очередной раз прокричала:

– Там! Видите?! Скажите: пускай уйдёт. Это не я! Я не виновата!

– Кто там? Я никого не вижу, ― ответил Зиновий и тут же, не сдержавшись, недовольно посетовал: ― Ох, как же всё-таки нехорошо, что вы к нам пришли.

– Здесь больше никого, ― укладывая ехидну обратно на подушку, ласково проговорила Галина. ― Только вы я и Зина, мой муж. Ложитесь, вы больны. Зина сейчас пойдёт и позовёт Геннадия Карловича.

– Но, кусочек… ― собрался было возразить Зина. Впрочем, это не понадобилось.

– Стойте, не ходите, ― перебила ехидна. ― Бесполезно. Кажется, приходит конец.

– Ну что вы, ― не согласилась воробьиха, ― ещё поживёте.

– Кто знает, кто знает, сладость моя, ― глубокомысленно покачал головой Зиновий.

– Нет, вы не понимаете, ― настаивала больная. ― Я предвидела. Нельзя долго и спокойно жить с нечистой совестью. Сядьте, прошу вас. Дайте мне всё рассказать. Помогите снять камень с души, выслушайте.

Зиновий предусмотрительно подвинул стул.

– Сядь, сладость моя, ― сказал он.

Галина уселась. Пристроившись у больной в ногах, Зиновий с чутким видом поглядел на ехидну.

– Говорите, что вы там хотели, ― произнёс он. ― Мы помогаем вам снять камень. Продолжайте.

И больная рассказала.

Около десяти лет назад, когда она работала в инкубатории и помогала птицам нести яйца, после чего те хранились в специальных помещениях при необходимой температуре, с ней, акушеркой Варварой, произошёл один не совсем обычный случай. Тогда это казалось не таким ужасным. Просто попросили сказать неправду. Тем более, были уплачены деньги ― половина сразу и половина потом, когда всё было сделано. Первое время, пока Варвара Николаевна была сравнительно молода, всё это не слишком задевало совесть. Но в дальнейшем, когда она лишилась постоянной работы и всё чаще стала просиживать вечерами одна, имея в собеседниках лишь печальные мысли… Словом, она стала сожалеть о своём поступке и не знала, как загладить вину.

– Что же вы такого сделали? ― полюбопытствовала Галина.

– Однажды, ― продолжала повитуха, ― когда было моё дежурство, в инкубаторий пришёл лебедь. Уже немолод. На вид ― около пятидесяти; может, чуть старше. Видно: не из бедных. Я сразу обратила внимание: костюм на нём был новый, из дорогой ткани. Я прекрасно разбираюсь: сама какое-то время пыталась шить.

– Ну так что же? ― нетерпеливо ёрзал Зиновий. ― Что он вам сказал? Попросил сделать что-то непозволительное? Имеется в виду, противозаконное.

Ехидна ответила, что незнакомец предупредил: вскоре в инкубаторий должна поступить одна молодая особа, его породы. На сносях, вот-вот родит. Но о том, что она родит, в книге регистрации, которую обязана заполнять каждая акушерка, записи быть не должно. «Вам ясно? ― спросил лебедь. ― Ваше молчание будет хорошо оплачено, не сомневайтесь». ― «Но как быть с яйцом? ― не понимала Варвара. ― Ведь я должна буду его проштамповать. Придёт контролёр и обязательно спросит: откуда оно и кто мать?» ― «Об этом предоставьте позаботиться мне, ― ответил собеседник. ― Мать найдётся. Другая, тоже лебедь. Скажет, что яйцо принадлежит ей. Всё, что требуется от вас, ― подтвердить её слова. Вы всё поняли?»

– Зашторьте окно! Она там! Уберите её! ― закрывшись лапой, вновь заголосила ехидна.

– Галя, будь любезна, ― распорядился воробей.

Воробьиха побежала задёрнуть занавеску.

– А теперь, ― наклонившись к больной, сказал Зиновий, ― ответьте мне: что за лебедь к вам приходил? Вы сказали, он был богат? Кто он? И кто та женщина, которая отказалась от потомства и которую, как я сейчас думаю, вы повсюду видите? Неужели вы не догадались узнать о них? Хоть что-то. Адрес, имя. Фамилия.

– Я могу назвать вам номер, ― прохрипела ехидна.

Рискуя заразиться, воробей наклонился ниже.

– Номер чего? ― спросил он.

– Запомните… Или запишите.

– Галя, кусочек!.. ― внезапно разгорячившись, приказал воробей. ― Беги, лети!.. Ручку, бумагу! Срочно!

– Но она сейчас умрёт, неужели не видно?! Нужна не бумага, нужно лекарство!

– И то, и другое! Неси! Живо, в темпе!

Галя бросилась вон.

Когда она вернулась, с собой у неё были остатки бальзама в бутылке, ложка, огрызок карандаша и исписанная с одной стороны подсчётами в столбик бумага. Муж её, как помешанный, вышагивал от стены к стене с неутомимостью маятника и всё время повторял:

– Эл-ноль-три-пять-восемь-один… Эл-ноль-три-пять-восемь…

Галин крик заставил его умолкнуть и остановиться.

– Она умерла?!

– Да, и что?

– И ты спокойно ходишь?!

– Кусочек, все животные когда-нибудь умирают. Что ты хочешь, я не понимаю?

Ехидна лежала, раскрыв рот. Длинный нос указывал куда-то ввысь и выглядел сейчас довольно уныло. Подойдя, Галина подняла неподвижную челюсть покойницы. Рот закрылся.

– Ну вот, ― с досадой вымолвил Зиновий, ― взяла отвлекла! Я совсем не помню цифр. Помню, но теперь не все.

– Зачем они тебе?

– О-о, кусочек!.. ― лукаво прищурился воробей. ― Если я размотаю этот клубок… Хотя это и произошло много лет назад… Сладость моя, я чую: на этой тайне мы можем крупно заработать. А теперь пойду просить коня Тимофея, чтобы отвёз меня за Геннадием Карловичем.

– Как жаль, Зина, что ты не летаешь. Не пришлось бы звать Тимофея.

– Кусочек, что за пошлость? Летать! Я что, голодранец? Будь добра, оставь покойницу и погляди лучше, что у неё там в чемодане.

Взяв бумагу с карандашом, Зиновий попытался воспроизвести в памяти недавно повторяемые цифры.

– Эл-ноль-три… пять… Ноль-три-пять-восемь… А в конце? Снова ноль? Или всё же два? Чёрт меня задери, я совсем потерял последнее число! Или там «один»? Кусочек, не помнишь?

– Откуда? ― вытряхивая на одеяло содержимое саквояжа, ответила воробьиха. ― Здесь щипцы, тряпки… И какие-то ножницы.

– Вижу, ― не отрывая взгляда от бумаги, отозвался Зиновий. Он спешил записать, по крайней мере, ту часть номера, которую помнил. ― Что там ещё? Документы? ― Он полистал паспорт. ― Варвара Николаевна Федосеева… Звание: из мещан… В браке не состоит… Так, так. Чудесненько!

– Что чудесненько, Зина?

– Когда поеду в город, мне это очень понадобится?

– Ты собираешься в город?

– Да, кусочек мой. Придётся тебе похозяйничать одной.

– И как долго ты собираешься там пропадать?

– Ты спрашиваешь меня? Спроси лучше те обстоятельства, которые встанут у меня на пути, пока я всё, как есть, узнаю. А когда я узнаю… О-о! Как же я тогда буду несказанно счастлив! Только ты ― никому. Слышишь? Никто ничего не должен узнать.

– Даже Геннадий Карлович?

– Кусочек мой… ты что, ненормальная?