Читать книгу Роман Райского - Константин Мальцев - Страница 15

Полмесяца длилась болезнь Райского. Его била лихорадка, он метался в жару и в бреду, и ни на минуту понимание действительности не возвращалось к нему. Наконец, кризис миновал, и в одно солнечное утро он открыл глаза и посмотрел вокруг ясным взором. Голова кружилась, он чувствовал слабость во всех членах, но сознавал, что выздоровление началось и что оно необратимо.

Сидевшая у изголовья его постели Агриппина Павловна увидела, что он очнулся, и подскочила, донельзя обрадованная.

– Ну, наконец-то! – воскликнула она. – Друг вы мой любезный! Душенька! Уж как я за вас переживала! Как за вас Бога молила!

– Что, совсем я был плох? – с трудом, плохо слушающимся языком вопросил Райский.

– Да просто страсть господня! – всплеснула руками Агриппина Павловна. – Лекаря приглашала, самого лучшего и самого дорогого в околотке, так даже он не ручался.

– Голубушка! – поднес Райский ее ладонь к губам. – Денег на доктора не пожалели.

– Да как же жалеть, душенька, помилуйте! – возразила Агриппина Павловна. – Не чужие ж люди, поди! Переживала! Да и не я одна. Из типографии вас навещали; любят вас там. Беспокоились, а как же! Некий Петров раз заходил, беспардонный этакий. А один – такой старичок хроменький – чуть не через день наведывался. «Как там Райский да как там Райский?» Переживательный старичок!

– Это, должно быть, Викентий Александрович.

Райский попытался переменить свое положение на подушке, но это движение причинило ему боль, и он поморщился.

Агриппина Павловна заметила его гримасу.

– Что? – обеспокоенно спросила она. – Плохо вам? Немудрено! Столько в беспамятстве пробыть! Вам надобно вздремнуть. Или давайте я вам бульончика подам! Кушать надо, душенька, а то вон как похудели, одни глаза и остались.

Агриппина Павловна засуетилась, подобрала юбки, чтобы вставать.

– Нет-нет, мне хорошо, право, хорошо, Агриппина Павловна. Ничего не надо, не утруждайтесь, – остановил ее Райский. – Лучше посидите со мной да скажите вот что: письма никакого не получалось? С родины моей?

– Нет, ничего не было. Ах да! Совсем из головы вон! Тот старичок хроменький, как бишь вы его назвали?..

– Викентий Александрович.

– Точно, Викентий Александрович! Этот Викентий Александрович принес вам журнал. Сказал, что вы ждете, сказал, что там ваш роман пропечатан.

Райский привстал на локтях.

– «Семейство Снежиных»?

– Ну да, вроде какое-то семейство.

– Но откуда? Откуда он знает, что это мой роман? Я же скрывал, я же скрывался под псевдонимом…

– Так вы написали-таки книгу! – воскликнула Агриппина Павловна; в тоне и в выражении лица ее читалась обида. – А мне ничего не сказали. А мне говорили, что только сбираетесь писать. Ей-богу, что за секреты!

– Ах, Агриппина Павловна, милая, не обижайтесь, прошу вас, умоляю. Вы столько для меня сделали, выходили вот меня, и моя признательность не знает границ. Это не от вас был секрет, это был секрет от всего мира, я никому не хотел говорить, я и не имел права говорить, я даже специальную бумагу подписал. У меня такой уговор с издателем – прятаться под псевдонимом.

Все эти факты – о своем авторстве в отношении «Семейства Снежиных», о необходимости держать это авторство в тайне по договору с журналом – по мере того, как Райский их проговаривал, наплывали на него один за другим из пустоты и тьмы, в которой пребывали до этого. Он торопливо выхватывал их мыслью и складывал из них единую картину. И в итоге все для него встало на свои места и оказалось ясным: он, Райский, и есть Ближнев!

Хорошо же он таился! Даже от самого себя!

Один вопрос остался неразгаданным: как Викентий Александрович прознал? Агриппина Павловна ясно же передала его слова: вот «Вестник Европы», там – роман Райского, выхода его окончания он так ожидал!

Агриппина Павловна пожимала ему руку, выпростанную им из-под одеяла.

– Вы разволновались, друг мой любезный, душенька, – сочувственно сказала она. – Вам это вредно в вашем состоянии.

– Да, вы правы, я в самом деле устал. Мне нужно отдохнуть и поразмыслить.

«Поразмыслить об открывшихся обстоятельствах», – добавил он в мыслях.

Агриппина Павловна ушла. Райский же, вместо того чтобы предаваться размышлениям, уснул, но уже не болезненным забытьем, а крепким сном выздоравливающего человека. А когда пробудился, то уже твердо осознавал себя как автора романа «Семейство Снежиных», напечатанного под псевдонимом Ближнев. Как будто никогда не было и не могло быть по-другому.