Читать книгу Инструментарий человечества - Кордвайнер Смит - Страница 16
Недолюди
Глава 1
Утраченная музыка в Старом мире
ОглавлениеБыть может, вы смотрели музыкальную пьесу о противостоянии Рода Макбана, мальчика, который купил Землю, и госпожи Джоанны Гнаде, самой гордой и своенравной из всех лордов Инструментария. Эта пьеса не очень длинная. На самом деле среди многих пьес и баллад, сложенных о Родерике Фредерике Рональде Арнольде Уильяме Макартуре Макбане сто пятьдесят первом, эта короткая драма выделяется экономичностью формы, недостатком драматичных элементов и щедрым музыкальным сопровождением. Люди продолжали помнить музыку, даже когда забыли, из какой она пьесы. (Затем вмешался Инструментарий и приказал убрать пьесу, постепенно и незаметно, на основании того, что музыка была аморальной. К сожалению, это была правда. Старая музыка Первой космической эпохи действительно оказывала пагубное воздействие на людей нашего времени. Нельзя взять что-то из полумифического места вроде древнего Нью-Йорка и выпустить на свободу без того, чтобы людям в голову не пришли весьма странные идеи.)
Вот как это произошло.
Хансгеорг Вагнер был одним из первых музыкантов, обученных языку дойч, который также называют немецким или тевтонским, когда Переоткрытие человека начало возвращать в мир культуры, существовавшие до эпохи Разрушения.
Глаз Хансгеорга Вагнера был наметан на драматизм. Когда история Рода Макбана получила огласку, вскоре после того, как он вернулся на свою родную планету, Старую Северную Австралию, Вагнер отказался рассматривать очевидные сцены: мальчик на своей далекой засушливой планете делает ставку на Землю и выигрывает большую часть денег во вселенной; мальчик гуляет по Марсу; мальчик встречает свою «жену», К’мелл, самую красивую из женщин-кошек, которая работает эскорт-девушкой на Земле; мальчик вступает в смертельную схватку с Амаралом; загадку «Универсама заветных желаний» и что там произошло с Родом; и даже пугающую последнюю сцену с О’телекели. Вагнер также не пожелал использовать трагичную сцену, в которой спутница Рода, его работница Элеанор, расстается с ним в башне Землепорта вскоре после того, как К’мелл спела Роду свою знаменитую песенку:
Любовь моя, лишь для тебя
Птицы кричат в вышине,
Небо парит в вышине,
Ветер летит в вышине —
К той вышине сердце стремится,
К доблестной той вышине.
Вместо этого Вагнер, движимый инстинктом подлинного художника, выбрал встречу в музыкальной комнате.
В музыкальной комнате: встреча с прошлым
Пассажирская полетная шахта Землепорта напоминала древнюю лифтовую шахту, вот только настоящий древний человек очень удивился бы, если бы ее увидел. Глубина шахты составляла десять миль, если не больше (трудно точно установить, что такое мили, но они были намного длиннее километров), и в ней не было лифтов. Шахта была красиво освещена. Там имелись информационные знаки, частые остановки для отдыха и любопытные обзорные виды. Она была только для людей. Люди надевали магнитные пояса, шагали в пустоту и летели вниз или вверх со скоростью около двадцати метров в минуту, в зависимости от выбранной шахты; шахты всегда располагались попарно, одна вела вниз, другая вверх.
В грузовых шахтах, напротив, не было ни знаков, ни мест отдыха, ни достопримечательностей. Скорость вниз была намного выше. Грузы поднимались или падали, прикрепленные к магнитным поясам; недолюди и роботы надевали пояса на себя, если только не забывали про них и не превращались в кровавое месиво или разбитый механизм далеко внизу. В обеих грузовых шахтах, как и в пассажирских, имелись предупреждения, поскольку потерявшие свои пояса люди неслись вниз к неминуемой смерти. В каждой паре шахт имелись улавливающие сети, чтобы спасать падающих людей и предметы и защищать от них других пассажиров внизу, однако эти сети работали не слишком хорошо.
В первой сцене драмы Вагнера Род Макбан и К’мелл стоят на вершине грузовой полетной шахты. К’мелл держит на руках маленькую обезьянку-хирурга О’гентура, который уснул, измотанный путешествием. Род Макбан, на голову выше большинства людей-кошек, спорит жестами более грубыми и настоящими, чем те, которыми пользуются люди-кошки. Перед высадкой на Землю его копне светлых волос придали сходство с кошачьим мехом; длинные редкие усы странно подергиваются, пока он излагает свои выразительные желания откровенными севстралийскими жестами.
После краткого развития сцены Вагнер заставляет обоих спеть лирический припев. «Земля моя, но что мне проку в том?» – поет Род. «Земля твоя, но прояви терпенье, мой любимый», – поет К’мелл. Комедийную нотку привносит то, что К’мелл пытается надеть на корчащегося Рода магнитную упряжь. Сцена кончается тем, что оба шагают за край полетной шахты (которая кажется бездонной), навстречу долгому падению к поверхности Земли.
Мы знаем, что оба без проблем добрались до низа. Единственная трудность заключалась в склонности Рода слишком много болтать, когда предполагалось, что он, богатейшая личность в мире, будет путешествовать под видом бедного, глупого человека-кота. Разрываемая между любовью и раздражением, К’мелл то потакала ему, то утихомиривала его.
Кризис разразился (и Хансгеорг Вагнер передает это в своей пьесе), когда Род услышал звуки невероятной музыки.
Прежде он никогда не слышал ничего подобного.
– Что это? – воскликнул он.
– Музыка, – ответила К’мелл успокаивающим голосом.
Он не назвал ее глупой, но, сердито рыкнув, потянулся к перекладине бесконечной аварийной лестницы, которая тянулась вдоль шахты. Поднялся на несколько перекладин и заглянул в кромешную тьму бокового туннеля, который, казалось, никуда не вел, но из которого определенно доносилась странная, яростная, чудесная музыка. Род поднимался, преодолевая мягкую, пульсирующую тягу магнитного пояса, и потому запыхался от двойной нагрузки. К’мелл пролетела еще десять метров вниз, прежде чем заметила, чем он занят. Устало, но без возражений она вскарабкалась к нему по лестнице, неся собственный вес и вес спящей обезьяны-хирурга и преодолевая тягу собственного пояса. Когда ее голова оказалась на уровне ступней Рода, тот аккуратно сошел с лестницы и сделал два очень робких шага в глубину темного бокового коридора.
Оба отчетливо слышали музыку.
Пульсирующие, бьющиеся струны издавали прекрасные звуки.
К’мелл почувствовала вопрос Рода, хотя в темноте не могла видеть его лица.
– Этот инструмент – это фортепиано. Их снова начали делать.
Род положил ладонь на ее руку, чтобы она умолкла.
– Слушай. Кажется, он поет.
Объемная, богатая фортепианная музыка и мужской тенор неслись к ним из коридора, скрытые тьмой, но, казалось, близкие:
Ignoraba yo[2].
Я этого не знал.
Ignoraba yo.
Я никому не показал,
Что любил тебя, так любил тебя.
Я люблю и люблю тебя,
Hoy y mañana[3].
В жизни моей нет больше ничего,
Hoy y mañana.
Ты любишь меня страстно, ты мучаешь меня,
Hoy y mañana.
Счастье было или горе – мне тебя не знать?
Ignoraba yo.
Я не мог тебе даже показать.
Голос умолк. Последовало несколько аккордов, словно человек пытался подобрать аранжировку.
– Частично это старый аглицкий, – сказал Род, – но другого языка я никогда прежде не слышал. И я точно никогда не слышал подобной мелодии.
– Мне знакома большая часть музыки, которую исполняют на Земле, – прошептала К’мелл, – но я тоже не слышала ничего подобного. Идем, Род. Давай спустимся по шахте. Когда мы окажемся в безопасном месте, я отправлю посланников, чтобы они выяснили, что происходит в этой части башни Землепорта.
– Нет, – возразил Род. – Я иду туда.
– Род, ты не можешь. Нельзя. Это поставит под угрозу все. Маскировку, планы лорда Жестокость, твою безопасность.
– Я купил этот мир, – ответил Род, – и будь я проклят, если не получу хотя бы немного музыки. Я иду.
– Род! – воскликнула она.
– Останови меня, – грубо бросил он и смело зашагал по коридору во тьму, словно не боялся люков и электрических экранов. К’мелл последовала за ним, неохотно и осторожно.
В коридоре вспыхнули красные предупреждающие буквы:
НЕ ВХОДИТЬ
ЛЮДИ НЕ ДОПУСКАЮТСЯ
РАБОТА ИНСТРУМЕНТАРИЯ. СЕКРЕТНО
Записанный голос крикнул:
– Уходите! Уходите! Роботам вход воспрещен. Недолюдям вход воспрещен. Настоящим людям вход воспрещен. Лорды Инструментария должны получить индивидуальный допуск. Секретная работа. Уходите! Уходите! Роботам вход воспрещен. Недолюдям вход воспрещен… – и так далее по кругу.
Род проигнорировал голос, хотя К’мелл дергала его за рукав. Красные предупреждающие огни озарили очертания двери с ручкой.
Род взялся за ручку и повернул ее. Заперто. Казалось, дверь сделана не из стали или материала даймони, а, возможно даже, из дерева, которое на Старой Северной Австралии считалось слишком ценным, чтобы тратить его на столь обыденные вещи, как дверь; вместо этого севстралийцы использовали пластмассу на основе овечьих костей.
– Эй там, внутри, откройте! – крикнул Род. – Откройте!
– Уходите, – ответил из-за двери мягкий, приятный голос. Его источник находился совсем рядом, и они вздрогнули.
Голос был таким близким, а дверь – такой хрупкой, что Род не устоял перед соблазном.
Он отошел назад, поравнявшись с К’мелл. Испытал чувство вины, услышав ее облегченный вздох – очевидно, она подумала, что он внял предупреждению и решил вернуться в шахту.
Вместо этого он применил боевой прием, которому научился дома. Со всей силы прыгнул на дверь, врезавшись в нее обеими ногами прямо над ручкой и подставив руки, чтобы смягчить свое падение на пол.
Результат оказался впечатляющим.
Дверь поддалась так легко, что Род пролетел сквозь нее в залитую солнцем комнату, приземлился на коврик и скользил вместе с ним, пока его наконец не остановил, мягко, но решительно, красивый большой вертикальный деревянный ящик, элегантно отполированный и оснащенный примитивной консолью. Чрезвычайно удивленный джентльмен средних лет отпрыгнул в сторону. Мигая от яркого света, К’мелл и О’гентур проследовали за Родом в комнату.
Изумленный хозяин произнес:
– Вы недолюди! Вы хотите умереть? Вас за это убьют. Не я, разумеется. Что вам здесь нужно?
Род поднялся на ноги со всем достоинством, которое смог призвать.
– Меня зовут Род Макбан, – сказал он, – и я беру на себя всю ответственность за случившееся. Я новый владелец этой планеты, Земли, и хочу послушать музыку, которую ты играл.
– Ignoraba yo, тот испанский боп? Какое тебе до него дело, человек-кот? Это секретная работа Инструментария. И единственное, что вас ждет, – это смерть, когда прибудут роботы-полицейские.
К’мелл заговорила. В ее голосе звучала спокойная настойчивость, которую никто не мог проигнорировать.
– У вас есть соединение с центральным компьютером? – спросила она.
– Разумеется, – ответил мужчина. – Как и у всех защищенных отделов.
– Вы не человек?
– Конечно, нет, женщина-кошка. Я человек-собака С’иго, музыковед, приписанный к этому отделу.
– Я К’мелл, – сухо сообщила она.
Человек-собака удивился, но когда заговорил, голос у него стал очень покладистым:
– Я вас знаю. Все здесь в вашем распоряжении, К’мелл.
– Ваше соединение? – потребовала она.
Он кивнул на одну из стен. К’мелл увидела в ней динамик. О’гентур сонно уселся на пол, а Род заставил прозвучать одинокую, чистую ноту, нажав одну из клавиш прекрасного большого вертикального ящика.
– Подойди сюда, Род, – позвала К’мелл.
– Ага, – откликнулся тот, подходя к динамику.
– Послушай. Твоей жизни может грозить опасность. Я свяжусь с центральным компьютером – и хочу, чтобы ты подтвердил свою власть над этой комнатой и этой работой. Потребуй музыку, которую хочешь услышать. Скажи центральному компьютеру правду. Это может помешать роботам-полицейским ворваться сюда и убить тебя прежде, чем они выяснят, что ты вовсе не человек-кот.
– Не человек-кот… – изумленно пробормотал С’иго в стороне.
– Ш-ш, – ответила ему К’мелл. И сказала Роду: – Говори. Заявляй свои права.
– Компьютер, – произнес Род, – запиши это имя: Родерик Фредерик Рональд Арнольд Уильям Макартур Макбан сто пятьдесят первый со Старой Северной Австралии. Записал?
– Ответ утвердительный.
– Ты принадлежишь мне, центпьютер?
– Повторите. Повторите.
– Центпьютер, я тебя купил?
– Очевидно, это невозможно, но данная машина проверит. Нет, вы не покупали данную машину.
– Ты знаешь, где я, центпьютер?
– В закрытой мастерской Инструментария.
– Мне принадлежит Землепорт?
– Ответ утвердительный.
– А эта комната тоже принадлежит мне?
– Ответ утвердительный.
– Я нахожусь в ней.
– Переформулируйте инструкцию. Данная машина не может ее выполнить.
– Я забрал эту комнату у Инструментария и верну ее лордам Инструментария, когда сочту нужным.
– Это невозможно. Данная комната принадлежит Инструментарию.
– А я, – заявил Род, – выше Инструментария. Скажи им держаться подальше, пока я не закончу.
– Инструкция невыполнима. Согласно записям данной машины вы владеете Землепортом, Инструментарий продал вам его целиком, включая комнату, в которой вы находитесь. Следовательно, комната принадлежит вам. Также в данной машине запрограммирована основная команда, что выше Инструментария ничего нет. Данная машина вынуждена обратиться к вышестоящему органу. Роботам-полицейским прикажут не приближаться к вам, пока информацию данной машины не исправит или не подтвердит вышестоящий орган.
Динамик щелкнул, и центральный компьютер отключился.
– У тебя проблемы, – сообщила К’мелл. Ее зеленые глаза, иногда такие яростные, изучали Рода с мягким снисхождением; он видел, что она чрезвычайно гордится им, хотя и не знал почему. Ее предупреждение было зловещим, однако в ней самой не чувствовалось страха, лишь новообретенная уверенность, что он их отсюда вытащит.
Сидевший на полу О’гентур спросил C’иго:
– У тебя есть кокосы, изюм, лущеные орехи или ананас, человек-собака?
– Прости его за грубость, коллега С’иго. Он очень устал и голоден.
– Все в порядке, – ответил С’иго. – Ничего этого у меня нет, хотя в холодильнике найдется отличная сырая печень и ассорти костей. Мой хозяин, лорд, оставил кастрюльку с какао, которое я могу подогреть для тебя, животное. Хочешь?
– Что угодно, что угодно, – радостно согласился О’гентур.
– Теперь я повидал в жизни все, – провозгласил С’иго с отчаянным самообладанием, доставая какао, чтобы подогреть. – На мою тайную комнату нападают, сама знаменитая К’мелл наносит мне визит, человек-кот отдает приказы центральному компьютеру, а мне приходится кормить в моей мастерской животное. Подобные вещи случаются нечасто. Верно, мадам К’мелл?
– Мы пришли сюда, потому что мой друг пожелал услышать вашу музыку, – быстро и учтиво ответила К’мелл.
– Она вам нравится, – улыбнулся С’иго. – Мне тоже. Это тайная музыка, и я не уверен, что ее когда-нибудь рассекретят. Мой хозяин, лорд Ингинтау, пожелал, чтобы я отыскал самую последнюю песню, спетую в Нью-Йорке.
– Это был город, верно?
– Самый большой на этом континенте. Когда Нью-Йорк был разрушен, существовали различные примитивные электронные передающие станции, причем одни передавали изображения, а другие – только слова и музыку. Поисковые роботы в космосе записывают все потенциально поддающиеся расшифровке сообщения из того периода Первой гибели, и, я полагаю, поиск можно сузить до трех песен. Вы слышали Ignoraba Yo
2
Я игнорировал (исп.).
3
Сегодня и завтра (исп.).