Читать книгу Тремор покоя - Ксения Кизенкова - Страница 12

– Хочешь вина?

– С удовольствием, спасибо.

– Как дела, Антош?

– Да нормально, в общем. Тоскливо только как-то…

– От чего?

– Да от всего.

– А если подробнее?

– Не уверен, что могу точно определить причину… Вернее, не уверен, что причина одна. Серость, усталость, мигрени, безрадостная действительность… Не знаю, как это назвать.

– Февраль.

– Блин, Ксюх… Пожалуй.

– Говорят, это самый тяжёлый месяц года – праздники давно прошли, а до весны ещё далеко.

– Вполне возможно. У меня ещё мысли в голове какие-то дурацкие крутятся…

– Например?

– Ну не знаю. Вот ехал сегодня с работы и думал: «Мне 35 через полгода. Что дальше?»

– Глаукома, простатит, очереди в собес и вот уже родственники ждут, когда ты освободишь жилплощадь.

– Блин, Ксюх, я серьёзно.

– Так и я не шучу. 35 – не 89. Ещё можно успеть.

– Что?

– Ну, более-менее всё. Вопрос только в том, чего ты хочешь.

– В этом-то и дело – я не знаю. И объяснить себе не могу, чего мне спокойно не живётся. Вернее, могу, но от этого ещё хуже становится. Формально всё нормально. А ощущение такое, как будто меня выпотрошили как утиную тушку. Я ещё зачем-то на встречу выпускников сходил…

– Ооо…

– Да-да. Именно. Скажи мне – вот ты ходишь на встречи выпускников?

– Издеваешься? Нет, конечно.

– Я понимаю всю глупость вопроса, но всё-таки задам его: почему?

– Когда я первый и последний за 10 лет раз встретилась со своим бывшим одноклассником, он спросил меня, ведём ли мы с Миленским совместное хозяйство.

– Ты шутишь?

– Нет, Антош. Редкий случай – я совершенно серьёзно. И что значительно хуже – он тоже.

– Господи, какой кошмар. А сколько ему лет-то?

– Ты имеешь в виду, не сидел ли он по 4 года в одном классе с конца 80ых? Это многое бы объясняло, но нет – он мой ровесник.

– Где он этого набрался?

– Понятия не имею. Он всегда был преисполнен комсомольского задора. Но то, что в 14 лет вызывало лёгкое раздражение напополам с приступами пубертатного сарказма, на ближних подступах к тридцатнику выглядит неловко.

– Меня ещё и пугало бы слегка. И что ты ему ответила?

– А что я могла ему ответить? Ты знаешь нас с Миленским 6 лет. Какое у нас хозяйство? Коллекция винила, пара сотен книг и старый пекинес.

– Кстати, о виниле. Хорошо, что напомнила. Вот держи.

– Бог мой, Антоша… «The Joshua Tree»¹⁹, первое издание. Где ты его нашёл?

– В одном магазине в Лондоне. Там за него развернулась маленькая битва, в которой я одержал победу.

– Каким образом?

– Путём переговоров. Пришлось пожертвовать синглом «Paranoid Android»²⁰. Я хотел взять обе пластинки, но какой-то юноша с бородой лесника, вцепился в «U2»²¹ насмерть. И сказал, что отдаст его только в обмен на Йорка. В общем, я подумал, что «Ok computer»²² у тебя наверняка есть полностью и первое издание «Joshue» тебе важнее. К тому же, этот альбом вышел в год твоего рождения… Я сделал правильный выбор?

– Абсолютно. Не сомневайся даже. Спасибо тебе огромное. А «Ok» у меня и правда есть полностью.

– Не за что. Твоё счастливое лицо – самая лучшая благодарность. А вообще, было интересно узнать, что где-то ещё есть люди, которые могут так же радоваться этой самой депрессивной музыке на свете. Ты хотя бы бороду по этому поводу не отращиваешь.

– Вот видишь, как тебе повезло. А мог бы работать с мальчиком-лесорубом.

– Не говори.

– Хочешь, я сейчас её поставлю?

– Нет, милая, спасибо. Может позже. Когда я решу бороться с апартеидом в ЮАР, пить ирландский скотч и прятать слабую сетчатку под тёмными очками. Ну, или отрастить бороду, да.

– Договорились.

– Так чем закончилась история с твоим хозяйственным одноклассником?

– Ничем. Я пыталась уйти от этих вопросов, отшутиться как-нибудь, тему сменить, в конце концов, а он отсчитал меня как на комсомольском собрании и сказал, что мы не семья, если не ведём хозяйство.

– А он, значит, ведёт?

– Понятия не имею, я не спрашивала.

– Жесть какая.

– Я тебе говорю. А что касается других моих бывших одноклассников – мы мало общались, пока учились. Я плохо их знаю. И не вижу смысла ходить на эти вечера, потому что это будет не встреча старых друзей, а выставка соцдостижений. Мне это не интересно.

– Насчёт соцдостижений – это ты в точку. Вот у нас всё именно так и было. Мало того – половина моих бывших одноклассников ещё и мои бывшие однокурсники. Одни и те же лица почти 30 лет. 30, Ксюх, можешь себе представить, какой я старый?

– Перестань. А они все, можно подумать, прямо юны и свежи как после барокамеры?

– По-разному. И лысые дядьки есть, и наоборот – те, кто, судя по лицам, кровь младенцев пьёт. Но дело не в этом. Я 15 лет не ходил на эти встречи. И на десятой минуте пребывания там понял почему. Начались эти вечные вопросы: чем живёшь, кем работаешь, и, разумеется, где твои жена и дети. Я, конечно, сразу захотел напиться, но потом вспомнил, что я за рулём.

– Вызвал бы «трезвого водителя».

– Была такая мысль, но я подумал, что это как-то не очень вежливо – прийти первый раз за 15 лет и сразу нажраться.

– Справедливо. И что там у них?

– Да предсказуемо – «Газиндаст», «Нефтьрус», МИД, ну и по мелочи – «Arthur&Elvin», «большая четвёрка» и много разных банков.

– Ну, этот забег ты выиграл, даже не участвуя в нём – вряд ли кто-то из них возглавлял департамент в 30 лет.

– И сейчас не возглавляет. Хотя есть два региональных топ-менеджера и один заместитель то ли Виллера, то ли Канашенкова.

– Тоже неплохо. И как заместитель?

– Две бронированных машины, 6 охранников у ресторана, переносной металлоискатель в дверях…

– Серьёзно?

– Абсолютно. Нас всех на входе проверили, а до этого – персонал.

– Страшно подумать, что было на кухне.

– Да, продукты, наверное, из спецраспределителя привезли.

– Господи, несчастный человек.

– Я об этом же подумал. Особенно когда он сим-карту из телефона вытащил.

– Бедняга.

– Не говори.

– А дальше?

– Первые 2 часа у меня было ощущение, что я с работы не уходил: активы, банкинг, инвестиции, ставки, проценты… Потом постепенно перешли к личному.

– Ну, разумеется.

– Разумеется. И тут мне стало совсем тоскливо. Я сидел, слушал всё это – куда они ездят отдыхать, в какие школы отдали детей, что за машины водят, – и не мог понять – зачем я здесь? А, главное, как можно тратить на это свою единственную жизнь? Я сам ничем не лучше, я знаю. Даже нет – я хуже.

– Ну, это ты зря…

– Нет. Поэтому и сидел молча. Но они вообще ни на какие темы больше не могут говорить. И чем дольше я это слушал, тем острее становилось желание напиться. Их ничего не интересует кроме ставок по кредитам. Санкции их волнуют только потому, что реблошон в «Алфавите стиля» теперь не купишь. Ну и ещё, конечно, чтобы в списки не попасть. Они меня спрашивают, почему у меня нет детей? Даже не семьи, понимаешь?

Потому что семья – это необязательный элемент цепи. А дети – обязательный. Знаешь почему?

– Удачное капиталовложение, первый взнос без процента, долгосрочная инвестиция.

– Именно, Ксюх. Я сам циник не из лёгких, и я точно последний, кого надо спрашивать о том, как жить. Потому что я понятия не имею, что хорошо, а что нет. Но я точно знаю, чего я не хочу. Я не хочу вот так.

– Ну, это уже не мало.

– Предлагаешь действовать методом исключения?

– Как вариант.

– Ну, допустим. Но что если окажется, что этого недостаточно? Вот смотри – у них дети. У одного сын в этом году в институт поступает. В институт, Ксюх!

– Бог мой, это сколько же ему лет было, когда у него ребёнок родился?

– Ну, он на год меня старше, значит, около 20.

– То есть когда вы в баре отмечали закрытие сессии и с девушками рассвет на Воробьёвых встречали, он пелёнками был занят. А теперь, если гены сделают своё дело, имеет все шансы в 40 лет стать дедом. И упрекает в этом тебя. Ну чего – отличная история. Ты жалеешь, что это упустил?

– Нет, конечно. Но что-то я точно упустил.

– Это что, например?

– Не знаю. Жизнь свою. Дети – это очень важно. Чтобы я там ни говорил, я всё понимаю. Но меня, например, очень интересует – что с этими детьми будет?

– Умрут при Путине, имеешь в виду?

– Именно. И санкции меня волнуют не только в контексте импортозамещения, которое ещё неизвестно когда произойдёт.

– Да ты оптимист, Антоша.

– Думаешь, вообще не произойдёт? Вполне возможно. Но это не единственная проблема. Я мидовский в третьем поколении, Ксюх. И я помню, чему меня учили. Изоляция – это тупик. Я знаю, мы сто раз с тобой об этом говорили, и я понимаю, что повторяюсь, но я не хочу в 81ый год. У нас уже есть однопартийная система, мёртвая экономика и чиновничий аппарат невообразимых размеров. Про прессу даже говорить не буду – это твои фантомные боли. Что дальше-то?

– Выездные визы, ограничение на валюту и талоны на питание, я полагаю.

– Вот-вот. Я не хочу обратно.

– Ну, вариантов у нас не очень много.

– Дождаться конца?

– Например.

– А ты думаешь, мы доживём до конца?

– Ну, если убивать себя чуть медленнее, думаю, шанс есть. Ждать осталось недолго.

– Синусоидная теория?

– Да. Ну, и просто контекст примерно понятен.

– Там ведь, если не ошибаюсь, ещё в процессе как-то увеличивается скорость?

– Не ошибаешься. Скорость волны зависит от частоты её колебаний. В физике это, кажется, называется дисперсией. Чем выше частота колебаний, тем больше скорость, так что в этот раз, я думаю, всё быстрее произойдет.

– Даже не знаю – радоваться или огорчаться. Но главное, я не знаю зачем. Я ужасно не хочу говорить всякую пошлятину про цели и смыслы, но не могу об этом не думать. Я бы очень хотел, если бы ты знала, Ксюх, как бы я хотел не думать…

– Знаю, Антош.

– Turn me back into the pet

I was when we met

I was happier then with no mind-set²³

– Ох ты, какие цитаты. И как ты помнишь? Удивительно.

– Группа «Голени» – такое трудно забыть.

– Это правда. Так что с одноклассниками в итоге?

– А что с ними? Слушал рассказы как под копирку. И думал, что, может, Виткин прав, и я трачу время зря?

– Ооо, сильно тебя накрыло. Если Антоша упомянут в контексте возможной правоты. А как бы ты хотел его тратить?

– Не знаю. Просто в какой-то момент я вдруг понял, что жизнь…

– … не черновик. И после тридцати пора писать набело.

– Как ты это делаешь?

– Без особого труда, учитывая, что я с этими мыслями проживаю по 18 часов в сутки.

– И как это?

– Довольно паршиво. Но жить можно, как видишь.

– Разъедает?

– Не то слово. А ещё жжёт и колется. В основном внутри. Хотя внешние факторы тоже присутствуют.

– Например?

– Например, сторонние комментарии про мою частную жизнь, которые к внутреннему равновесию также не приводят.

– Какие?

– Ну, тебя хотя бы не спрашивают, почему ты не рожаешь. Регулярно напоминая про небезграничные возможности твоих яичников, и участливо интересуясь, почему ты по этому поводу не переживаешь.

– Это да. Хотя я бы в таком случае больше переживал из-за того, что у меня вдруг обнаружились яичники.

– Вполне разумно.

– А знаешь, что меня раздражает больше всего, Ксюх? Я хоть и не ходил на эти встречи 15 лет, с некоторыми бывшими одноклассниками периодически общаюсь. И прекрасно знаю, кто из них кому изменяет, у кого гостевой брак, чьи дети ходят к психологам, потому что мама с папой месяцами друг с другом не разговаривают. И эти люди учат меня жизни.

– Ну, это же старая истина, Антош, – громче всех о нормах морали обычно кричат те, кто меньше всего им соответствует. Что ты их слушаешь?

– Я не слушаю… Просто устал. От чужой системы координат, от неоправданных ожиданий, от бессмысленных действий, от себя… Как-то не вовремя внешние обстоятельства совпали с внутренним кризисом…

– А это бывает вовремя?

– Нет, конечно. Просто… Помнишь Машу?

– Блондинка? Тренер по йоге?

– Нет, это была Даша. А Маша – брюнетка, модель. Мы были вместе на премьере в «Современнике».

– А, вспомнила. Высокая, красивая, приятная. Как и все твои девушки, впрочем. И что Маша?

– Мы уже месяц вместе. И вроде всё неплохо. Она весёлая, доброжелательная, друзьям моим нравится, готовит хорошо – редкий случай. Обычно они даже кофе варить не умеют. Для меня это, в общем, неважно, я и в ресторане их покормить могу, тем более что они клюют как цыплята, периодически приходиться заставлять их есть, чтобы сознание не теряли. Но всё равно приятно иногда домашних блюд поесть. А Маша мне даже пироги печёт. Сама, правда, не ест – издержки профессии.

– Ну, отлично же. Не, то, что она не ест, а то, что весёлая, доброжелательная и готовит хорошо. Чего ещё тебе нужно?

– Да вот и я смотрел на неё на днях и думал – чего мне нужно? И что со мной не так?

– И каков вердикт?

– Да хрен знает. Просыпаешься с ней рядом, в отпуск ездишь, на выставки ходишь…Она тебе омлет готовит, рубашки гладит, на работу провожает… И так день за днём, месяц за месяцем, год за годом… А я наблюдаю за всем этим как будто со стороны и думаю только о том, что проходит моя жизнь. И как-то это не по-настоящему…

– Так в чём проблема? Сделай, чтобы было по-настоящему.

– В том-то и дело, Ксюх, я, видимо, не знаю как по-настоящему. Вот ты можешь мне сказать, что такое любовь, например?

– Ой. Какой неожиданный поворот. А полегче вопросов у тебя нет?

– Я знаю, что ты терпеть не можешь такие разговоры, я сам их терпеть не могу, но кого мне ещё спросить?

– Да тут дело не в том, что я могу терпеть, а что нет, а в том, что я не знаю, как тебе ответить. Но если ты о случаях, когда не можешь есть, спать и нормально существовать без другого человека, то это, по-моему, болезнь, а не любовь. И тут не радоваться надо, а лечиться. Впрочем, я циник, что с меня взять?

– А как же теория половинок?

– Ты издеваешься надо мной, да?

– Немножко.

– Поросёнок. Но если это тебе поможет… Тут я хотела бы ответить тебе цитатой одной великой женщины, которая говорила: «Половинка есть у таблетки, мозга и жопы. А я изначально целая». Хватит ржать. И потом, если предполагается, что порознь плохо должно быть обоим, то Миленский тоже не будет есть, спать и жить нормально? Сомнительная для меня радость – чтобы близкий человек страдал по моей вине. У него и так гастрит и сбитые биоритмы. Станет язвенником и невростенником. Лечить его потом. Ради чего такие жертвы? Чувства пройдут, а язва останется.

– Блин, Ксюх… А если серьёзно? Вы 8 лет вместе, без ссор, размолвок и, что особенно важно, без всей этой приторной нуги на публику. Да что там – вы единственная пара, которая даже в «Икее» не ссорится. Как вы это делаете?

– Не знаю, Антош. Я не задумывалась об этом. Просто после 8 лет вместе мне всё ещё интересно с ним молчать. Для меня это бесценно.

– Крутые вы, ребята. А я вот так и не понял, чего мне надо.

– Ну, ещё не поздно. Как твоя история с Ритой?

– 6 лет мы с тобой дружим, а я всё никак не могу к этому привыкнуть.

– К чему?

– К тому, что ты знаешь всё, о чем я хочу сказать. И о чём не хочу, тоже знаешь.

– Ты преувеличиваешь.

– И хотел бы – но нет.

– Так не будем говорить про Риту?

– Нет, почему. У меня нет от тебя секретов. Только говорить не о чем.

– То есть?

– У неё своя жизнь, у меня своя. И нарушать этот порядок я не готов. Хотя мы виделись ещё 2 раза после выставки.

– Она говорила мне только про один. Когда вы встретились на презентации книги, которую выпустило её издательство. Ты чего-то ждал от этой встречи? Или просто хотел её увидеть?

– А почему ты решила, что я пришёл туда ради Риты?

– Ну, книга называлась «Как обрести счастье женщине после пятидесяти» и написал её какой-то пожилой венгерский психиатр. Так что или я чего-то о тебе не знаю, или ты пришёл туда из-за Риты.

– С тобой иногда совершенно невозможно разговаривать, ты в курсе?

– Мне говорили, но ты держись.

– Постараюсь. Не знаю, чего я ждал. Ничего, наверное. Хотел просто её увидеть. И, может, поговорить.

– Поговорил?

– Да. Мы даже кофе вместе выпили. К моей радости, венгр так увлекся, что рассказывал о счастье 1,5 часа. И целевая аудитория там, сама понимаешь, какая. Так что Рита была рада хотя бы ненадолго оттуда уйти.

– Ну, не только поэтому она была рада, я думаю.

– А, не утешай меня.

– Это не было утешением, мнением скорее. К тому же если была вторая встреча, то об утешении вообще рано говорить.

– Не уверен. Ты только ничего не подумай – мы встречались по работе.

– Да я и не подумала. А даже если бы не по работе – вы взрослые люди и это не моё дело. И потом, я, как ты знаешь, ужасно не люблю моралистов. И, кстати, Рита говорила мне, что издательство, где она сейчас работает, ищет компанию для разработки мультимедийной платформы. Вопрос только в том, почему она решила обсудить это с представителем финансового департамента, а не с нами. Но ответ, я думаю, известен нам обоим.

– Даже не знаю, хочу ли я, чтобы ты сейчас была права. Потому что мне… Сам не могу понять, как.

– Страшно, Антош, тебе страшно.

– Думаешь?

– Не знаю, но если болезнь одна, то и симптомы должны быть схожи. Я сама такая. Меня пугает однообразие, тяготят привязанности, утомляет ответственность… Может, это эскапизм, или инфантилизм, или страх потери свободы… Чёрт знает. Но выглядит так себе. При этом мне безумно жаль времени, которого мало… И я тоже боюсь не успеть…

– … хотя бы что-то успеть.

– Именно. В общем, страх – не самое странное чувство в этих обстоятельствах. Скажи мне лучше вот что – Рита тебе нравится?

– Не то слово. Только это ничего не меняет. Ты права – у меня изначально не было шансов.

– Ну, на вторую встречу, тем не менее, она пришла. Более того – сама её назначила. И думаю, не только медийные платформы вы там обсуждали.

– Не только. Много чего. Она умная, образованная, воспитанная, с отличным чувством юмора… Ну, ты знаешь, что я тебе рассказываю?

– Знаю.

– А ещё она настоящая. Но, Ксюх… Это всё очень сложно. А знаешь, что хуже всего?

– Что?

– Я видел этого Серёжу её, тогда на выставке. Рита нас познакомила, я с ним даже говорил. И он, по-моему, действительно, неплохой парень.

– Не хочется тебя расстраивать, но это правда. Он надёжный, спокойный, серьёзный, ответственный. Мечта большинства.

– Да-да. Не то, что я.

– Я этого не говорила.

– А тебе и не надо. Я сам про себя всё прекрасно знаю. И, что значительно хуже, – меня это устраивает. Именно поэтому я не хочу вмешиваться. Не молчи, пожалуйста. Скажи что-нибудь, Ксюх.

– Хочешь ещё вина?

– Да, спасибо. Но я другое имел в виду.

– Я твой друг, Антоша, я скажу тебе то, что ты хочешь услышать.

– Я настолько жалок?

– Почему?

– Потому что обычно ты так не делаешь.

– Говорят, я слишком требовательна к людям. Стараюсь исправиться.

– Кто говорит?

– Люди.

– Я бы не сказал. По-моему, ты к себе слишком требовательна.

– Это тоже. Но первое хуже, многих раздражает.

– Меня нет. Наоборот – мне нравится. Какой смысл дружить с тем, кто во всём с тобой согласен? Друзья должны поддерживать, а не поддакивать.

– Спасибо, дорогой. Кстати, о друзьях. Приезжай к нам в субботу. Будут наши ребята, британская музыка и португальское вино.

– Ваши ребята – это твои интеллектуалы? Я их боюсь.

– Сказал человек, закончивший МГИМО и Уортон.

– Подумаешь…

– Не скромничай.

– Ну, ok. Но вы же готовите на 3 мишленовских звезды, а я пирожок в микроволновке разогреть по-человечески не могу.

– Во-первых, это вечер для друзей, а не шоу Гордона Рамзи. Во-вторых, у нас тоже не все готовят. Так что – расслабься.

– Допустим, но у тебя везде так чисто, что я там у вас пИсать боюсь.

– Я приготовлю тебе судно. Пойдёт?

– Пойдёт. А паэлья будет?

– Куда же без неё. Это традиция. Мне не отвертеться. Не понимаю, как она вам за столько лет не надоела?

– Не надоела. Потому что вкусная.

– Но кроме неё будет много другого вкусного. Приходи, не пожалеешь.

– В еде, что ли, дело, Ксюх? Я и макароны есть могу, лишь бы компания была хорошая.

– Ну, с этим у нас проблем не бывает, сам знаешь.

– Знаю. А кто будет?

– Велины, Лиза и Влад, может, с Костей, Андрюха Надари, не знаю один или с девушкой, мы с Миленским и Федя Ракитин. Он единственный, с кем ты пока не знаком, но он тебе понравится.

– Не сомневаюсь. Не было ещё таких людей в твоей компании, которые бы мне не нравились. Некоторые – даже слишком… Федя тоже творческая интеллигенция?

– Естественно. Сценарный ВГИКа, скрипты для артхауса, проблемы с принятием реальности… В общем, всё, как мы любим. Ты, кстати, наверное, знаешь его маму, Вику Олевскую.

– Конечно, знаю. Моя мама с ней работала. И я десятки раз был в её галерее. Крутое место. И работы её интересные. Вообще, всё, что она делает, мне нравится.

– Да, она очень талантливая. А ещё умная, красивая и весёлая. Мы её любим. Вику вообще все любят. Федя на неё очень похож, только выше и больше раза в три. Вика совсем хрупкая, а Федя огромный. А в остальном – полное соответствие. Он даже бровь в момент удивления поднимает как она – только одну и только левую. Ты сам увидишь. Приезжай. Заодно посмотришь на нашего Тома Круза²⁴.

– У вас есть личный Том Круз?

– Типа того. Миленскому подарили пуфик из жуткого велюра под зебру. Влад назвал его Томом Крузом. Не спрашивай почему. Это какая-то личная история, в которой в разных пропорциях смешаны его нелюбовь к саентологам, разочарование в «Миссиях» и обида за Кэти Холмс. Ну, ещё пуфик нестандартного размера – маленький и узкий. Но у нас табу на высмеивание физических недостатков, так что дело в саентологах, я уверена.

– Блин, Ксюх…

– При вручении Миленскому сказали, что есть ещё вариант под леопарда, можно при желании поменять. Он потом полмесяца меня спрашивал, не взять ли оба.

– Датский принц весёлый.

– Не то слово. Приезжай, в общем. Скучно точно не будет.

– Ну, после такого я просто обязан быть с вами, спасибо, милая. А как вы познакомились с Федей?

– Это, кстати, отдельная история. Он достался нам в наследство от бывшей девушки Надари. Или мы достались ему от неё. Андрей встречался с начинающей актрисой по имени Катя, как сейчас помню. Девушка была красивая, умная, талантливая и совершенно ненормальная. Не знаю, что с ней было не так и откуда у неё столько комплексов, но она буквально изводила Андрюху ревностью. Стандартная схема – со звонками каждые полчаса и смс «Ты где?» раз в полминуты, до которой такие девушки доходят в среднем через полгода отношений, – исчерпала себя ещё на первой неделе. И Катя перешла к военным действиям. Она следила за Андреем, взламывала аккаунты, поджидала его после работы… В общем, страшное дело.

– Как он это терпел?

– Мы тоже не всегда понимали. Это тот самый случай, когда генетическая машина при распределении сути дала сбой или просто не работают стереотипы. Андрюха – грузин. Но я ещё не встречала более спокойного и уравновешенного человека. За всё время, что мы знакомы – а это почти 10 лет – я ни разу не видела его даже просто рассерженным, не то, что в гневе или бешенстве. А мы, поверь мне, переживали вместе разные ситуации. Такие, где самые стойкие метались в поисках цианида, а он только курил больше обычного. В общем, не знаю, как он терпел Катю и чего ему это стоило. Подозреваю, кстати, что мы ещё не всё знаем. Но нам тоже было невесело. Мы всегда легко принимаем пассии друзей. Мы милые, неконфликтные люди, ну ты знаешь.

– Знаю. И могу подтвердить на примере всех своих многочисленных девушек. Ни одну из них вы не встретили холодно.

– Спасибо. И к Кате мы тоже отнеслись дружелюбно, хотя она с самого начала была настроена враждебно. Ну, а дальше стала вести себя откровенно агрессивно. Ребята сдались первыми – Влада хватило на месяц, Лизы на полтора, Пети с Васей на два, мы с Миленским мужественно продержались три с половиной, хотя последние недели уже не больше двух часов за раз.

– Кошмар какой.

– Я тебе говорю. Причём, она ревновала его ко всем и всему – работе, семье, увлечениям. Но больше всего её раздражали мы. И не только мы с Лизой, это было бы понятно, хотя и не очень. А вообще – всё Андрюхино окружение. Особенно сильно – Влад. Мне кажется, Катя его просто ненавидела. Не сказать, что не взаимно, но справедливости ради – Влад не любил её все-таки в ответ. Хотя к тому моменту любить Катю было просто невозможно. Даже Андрею, по-моему, это уже не очень удавалось. Она, конечно, всё понимала, здравый смысл иногда брал верх, поэтому Катя не выдвигала Андрею прямого ультиматума – мы или она.

– Понимая, что выбор очевиден.

– Наверное. Катя действительно была умна, только пользовалась этим в странных целях. Она решила действовать тоньше – сделать так, чтобы мы ушли сами. Для этого она стала знакомить нас со своими друзьями, выбирая самых необычных. Ну, ей так казалось – для нас они были просто чуть менее привычными.

– А чего она хотела добиться?

– Чёрт знает, у больных своя логика. Наверное, думала, что мы испугаемся и сбежим.

– А было чего пугаться?

– Я бы не сказала. Нас больше Катя настораживала. Уж очень подозрительно и странно она себя вела. А люди, с которыми она приходила, были вполне нормальными.

– А поподробнее можешь рассказать?

– Конечно. Сначала были какие-то милые барышни с ресницами. Влад ласково называл их «губы-зубы-чёлочка». Хватит ржать. Они действительно выглядели одинаково. Хорошо, но одинаково. С накаченными губами, искусственными зубами и нарощенными волосами. Интеллектом девушки не блистали – видимо, это в соответствие с Катиным расчётом и должно было нас напугать. Зато они обладали самыми лучшими человеческими качествами – были добрыми, милыми и отзывчивыми. А ещё в них совершенно отсутствовала злоба и стервозность. В общем, Катин план не сработал и с девушками мы подружились. Одну я, помню, учила варить варенье, у неё, кстати, неплохо получилось. А она поделилась со мной рецептом маски от уставшего лица. Сказала, помню, «Ксю, это мэээджик-маск», так и сказала.

– И как?

– Действительно, мэджик. Следы тяжёлого дня снимает за 5 минут. Я до сих пор ей пользуюсь. А другой барышне Влад переводил смс от её голландского бойфренда по переписке с международного сайта знакомств. Она в благодарность зарегистрировала Влада на этом сайте, причём, серьёзно так к этому подошла – фото для аккаунта ему подобрала, анкету оригинально заполнила. Мы потом долго ржали. Над Владом, конечно, не над девушкой. Она-то как лучше хотела, не до конца понимая, что для него это не очень актуальный вопрос. В общем, мы вели себя достойно, девушек не высмеивали, предпочитая, как обычно, ржать друг над другом. А девчонки в ответ очень тепло относились к нам. Некоторые из них до сих пор шлют нам поздравления по праздникам.

– Интересно, шлют ли они их Кате?

– Хороший вопрос. Но у меня нет на него ответа.

– А как Катя реагировала на то, что вы подружились?

– Догадайся. Бесилась, конечно, хотя мы, честное слово, совсем не ей назло это делали. Просто девчонки и, правда, были милыми. В общем, поняв, что этот бой она проиграла, Катя решила перейти от рукопашной к огнестрелу. И на одну из наших вечеринок привела Федю. Была весна, мы собрались на даче у Пети и Васи. Помнишь их?

– А как же? При знакомстве ты представила их многозначительным «питерские философы». Я, наивный, подумал, что это метафора. А потом выяснилось, что один из них защищался по Гегелю²⁵, а другой – по Шеллингу²⁶. Никогда не забуду, как я вышел покурить у вас на балконе и случайно попал на заседание кружка им. Фридриха Ницше. Я выкурил тогда полпачки, потому что забывал затягиваться. Сломался на фразе: «Гносеологическая проблема познания возможна только с учетом антиномии свободы и необходимости» или как-то так, потому что понял, что трезвею. Только вы с Миленским способны собрать в одном месте таких людей. И дружить с ними тоже можете только вы, чего уж там.

– Да? А чей это друг, интересно, на твоём дне рождения 45 минут рассказывал мне про влияние Венского кружка логических позитивистов на парадигмальную модель исторической эволюции Куна²⁷?

– Как будто тебе не понравилось.

– Я была в восторге. Но всё-таки находить собеседников умеем не только мы, ты тоже мастер.

– Ну, что я могу тебе ответить? Это был Сева. Мы с ним с детского сада дружим. У него тяжёлая наследственность. Папа номинировался на Филдсовскую премию, правда, не получил, ему в тот момент уже исполнилось 42, а мама защитила диссертацию на тему: «Противопоставление конъюнктной и абсолютной флексии в глаголе новокельтских языков». Я запомнил, да. В общем, ему простительно. Учитывая гены, всё могло сложиться куда хуже.

– Это бесспорно. История знала случаи.

– Но, кстати, то, что из всех присутствовавших на том вечере гостей Сева для этого диалога выбрал именно тебя, тоже о многом говорит.

– Сомнительный комплимент, должна тебе сказать.

– Принимается. Исправлюсь. Но мы отвлеклись. Рассказывай, что было дальше, мне очень интересно.

– В общем, мы были на даче Пети и Васи. Выходные, гриль, воздух, первые +15… Мы сидели на улице и о чём-то болтали. У Кати были какие-то пробы, поэтому они с Андреем приехали порознь. Он освободился раньше и был уже с нами, мы ждали только её.

– Вы её ещё и ждали?

– Ну, слушай, мы всё-таки воспитанные люди. И потом, Андрей наш друг, это неуважительно по отношению к нему – начинать без его девушки. Хотя он не настаивал, наоборот – говорил, что этикетом стоит пренебречь. Но мы всё же её дождались. Правда, Катино появление сохранилось в нашей памяти опционально, потому что главным героем того момента стал Федя. Он скромно шёл сзади, очень стеснялся и, наверное, хотел быть менее заметным, что, конечно, не представлялось возможным. Когда я посмотрела на него первый раз, мне показалось, что лужайка, очень просторная, надо заметить, моментально сжалась – такой он был огромный. Впечатление производил особенное – человек с внешностью былинного богатыря, – так если бы богатыри носили конверсы и потёртые джинсы, в пограничном состоянии между гранжевым винтажом и кандидатами на свалку, – и глазами ретривера. Федя оказался добрым, умным, весёлым и очень скромным – про его родителей, сценарии и награды мы узнали гораздо позже и совершенно случайно. В тот вечер выяснилось, что он любит готовить и потрясающе печёт – Катя нехотя сказала, что пироги, которые они привезли, ручной Фединой работы. А он, опять же из скромности, это скрыл. Мы разговаривали с Федей весь вечер, много шутили, и не могли понять – в чём подвох? Зачем-то же Катя его привела? Всё стало понятно, когда Федя выпил. Не так, чтобы очень много для человека его комплекции, хотя меня такая доза убила бы сразу. Как потом выяснилось, пьёт он в основном от волнения и с тоски. Случается это, слава Богу, нечасто. Но если случается – имеет длительный эффект с обязательным творческим проявлением, в основном, поэтическим. А именно – Федя читает стихи. Причём, делает он это без предупреждения. Просто по мере достижения определенного градуса происходит щелчок – и ты оказываешься в ЦДЛ в 64ом году. Хватит ржать. Ощущения, надо заметить, странные. Особенно в первый раз. Стоит огромный человек, с виду – абсолютно трезвый, и твёрдым красивым голосом читает стихи. Если не ошибаюсь, тогда это было «Отпоют нас деревья кусты»²⁸. Где-то на строчках: «Да и степь отпоёт, отпоёт, и товарищи, кто поумнее» соседи, которые тоже веселились на пленэре, выключили музыку и перестали говорить. Нас разделяли два метра профнастила, поэтому они не видели, что происходит. Зато могли слышать. И когда Федя прочитал:

«Я затем мешковину одел,

Чтобы после, на расстоянье

Тихо всплыть по вечерней воде

И услышать своё отпевание»,

кто-то из них сказал: «Пойдёмте лучше в дом».

– Блин, Ксюх… А что Катя?

– Катя, по-моему, впервые за всё время нашего знакомства, была невероятно счастлива. Но ровно до того момента, пока Федя не закончил читать. Конечно, он сорвал аплодисменты. И, конечно, мы просили почитать его ещё. И Федя читал, совершенно потрясающе. Шпаликова, Маяковского, Гумилёва, Бродского и – невероятно пронзительно – Хармса. Я никогда не думала, что его можно так читать. Катя в один из антрактов, молча, удалилась, и больше мы её не видели. Ни в тот вечер, ни вообще. Видимо, наша любовь к Феде стала смертельной дозой. С Андреем Катя рассталась через два дня, разгромив на прощание его квартиру.

– То есть как?

– Очень просто. Они какое-то время жили вместе, у Андрея. Он, как благородный мужчина с безупречным воспитанием, ушёл из дома, чтобы не смущать Катю, пока она собирает вещи. А когда через два часа вернулся, всё было перевёрнуто. Нереализованный актёрский потенциал рвался наружу – оскорбления красной помадой на зеркале, порезанные рубашки, ноут в стиральной машине… Это была её лучшая роль.

– О, господи…

– Да-да. К счастью, Катя так увлеклась погромом, что забыла её включить. Успей она это сделать, три последних проекта Андрея было бы не восстановить – а это два года работы.

– Он же архитектор…

– Да, и художник-график. Короче, ему повезло, если здесь уместно говорить о везении. Но он и тогда был совершенно невозмутим. Помню, позвонил нам с Миленским и так буднично поинтересовался, не можем ли мы к нему зайти. И попросил по дороге купить зубную щётку. А на наш вопрос, не случилось ли чего, спокойно ответил: «Небольшие сложности бытового характера». Мы, почувствовав неладное, на всякий случай купили две зубные щётки и вина. А потом побежали к нему. Андрюха встретил нас на лестничной клетке и благоразумно предупредил, что то, что мы сейчас увидим, может нас шокировать.

– И как?

– Он был прав. От уютной студии, которую Андрей оформил, как полагается человеку его вкуса и профессии, не осталось ничего. Не знаю, откуда в хрупкой с виду Кате столько сил, но постаралась она на славу. Больше всего Андрей переживал за фотографии Брессона²⁹. На стенах они отсутствовали, и вариантов было не много – или в кучах на полу, или уничтожены девушкой в припадке. К большой Андрюхиной радости, Брессон нашёлся под вспоротым матрасом.

– Целым?

– Стекло разбито, но сами фотографии не пострадали.

– Слава Богу. А с зубной щёткой что?

– Плавала в унитазе. Хорошо, что у Кати хватило ума не спускать воду. А то пришлось бы менять ещё и трубы канализации.

– Ксюх, я в шоке… Просто в шоке.

– Понимаю. Мы тоже были в таком состоянии.

– И каков итог?

– Ну, 5 часов работы, 10 рук – мы позвали Влада и Лизу, три пиццы, четыре бутылки вина, новый матрас, слава тому, кто придумал товары с доставкой на дом, и 7 килограммов риса для отсыревшего ноутбука.

– Какой кошмар…

– Да нет, ничего. Я думала, будет хуже. В квартире не было ни одного места, которое бы Катя оставила нетронутым. По всей кухне были рассыпаны специи и мука, в комнатах выпотрошены все шкафы – одежда, книги, посуда, пластинки – всё валялось в кучах на полу, в ванной полотенца были залиты «Туалетным утёнком»…

– Богатая фантазия у девушки…

– Не говори. Актриса, что сказать. Из потерь: матрас, три рубашки, пара бокалов, банные принадлежности и запасы продовольствия. Учитывая количество техники, редкие книги с пластинками и Брессона – могло быть гораздо хуже.

– Это да. Слушай, я только сейчас понял, как мне повезло с бывшими девушками.

– Не то слово. Цени их, Антоша.

– Да, пожалуй, пошлю им по букету на 8ое марта, в благодарность за красивые расставания и целый матрас.

– Всем?

– Нет, всем нереально. Десяти последним.

– Разумно. Броня для кармы на будущее опять же.

– Точно. А чем кончилась история с Федей на даче?

– Он уснул на ковре, хотя ребята очень рекомендовали ему гостевой диван. Но Федя обнял нашу глупую собаку, укрылся двумя пледами, потому что одного ему хватило только на половину туловища, и проспал так до полудня. Мы разошлись только под утро, потрясённые новым знакомством, а Сакэ полюбила Федю всей своей собачей душой, что, учитывая её отвратительный характер, случай уникальный.

– Это да. А ещё у неё такой несчастный вид всегда…

– Да она придуривается! Не обо всех людях так заботятся, как мы о ней.

– Чистая правда, готов это засвидетельствовать.

– Ну, это только если будет собачий суд, и она решит избавиться от нашей опеки. Но пока вроде обходится. А что касается Феди – на следующий день он долго извинялся, а мы так же долго убеждали его, что абсолютно не за что. Потом он испёк восхитительных блинов, чем покорил наши сердца окончательно. С тех пор мы дружим. И очень его любим. Думаю, ты тоже его полюбишь.

– Я в этом даже не сомневаюсь, милая. Я уже очарован.

– Ну, а после Фединых тефтелей ты добровольно запишешься в его фан-клуб.

– Он ещё и мясо ест?

– Не только ест – готовит.

– Ну, всё, где мне расписаться? А то я вечно чувствую себя ущербным среди вас – травоядных.

– Справедливости ради – травоядных у нас ровно половина. Вторая половина мясо ест.

– Да, но не готовит. Не то, чтобы я имел что-то против фалафелей, чечевицы и щавеля…

– Да ладно. Рыбу и морепродукты мы тоже готовим.

– Это правда. Но всё-таки иногда приятно домашних тефтелей поесть. Хотя, повторюсь, я и на макароны согласен, лишь бы он Шпаликова читал.

– Ну, это я тебе обещаю. Вино-то будет. Может, мы и не едим мяса, зато мы пьющие.

– Особенно ты.

– Ну, слушай, я просто старая уже.

– Ооо, ну, а я тогда ископаемое.

– Нет, я серьёзно. Раньше мне было весело от алкоголя, а теперь я спать хочу.

– Ты просто мало себе наливаешь. Я вообще не понимаю: ты не пьёшь, не куришь, не ругаешься, про что-то крепче даже не говорю… Как ты справляешься?

– Ехидно шучу, бегаю, смотрю странное кино, хожу к врачам, ехидно шучу, пью таблетки, кидаюсь цитатками, слушаю депрессивную музыку, бегаю, читаю всякую нудятину, кидаюсь цитатками, встречаюсь с друзьями, ехидно шучу…

– Действенный метод, судя по всему.

– Хватит ржать. Скажи лучше, можно считать, что ты придёшь в субботу?

– Конечно можно.

– Отлично. И Машу бери. Если хочешь, я её лично приглашу.

– Спасибо, дорогая, но я, пожалуй, буду один. С меня алкоголь и 15 килограммов нута. Что ещё привезти?

– Ты себя главное привези. С едой у нас проблем не бывает.

– Да вы вообще невероятные. Я вас люблю.

– Подожди пока. Ты ещё не видел Тома Круза. Возможно, твоё мнение измениться.

– Блин, Ксюх…