Читать книгу Мы росли у Охотского моря. Воспоминания и рассказы учеников и выпускников магаданской средней школы №1 - Л. С. Титов - Страница 20

На следующий день после приезда мы с мамой поехали в пионерлагерь на 16-й километр Колымского шоссе, или «трассы», как его называют на Колыме, построенного на костях заключённых.

Я в пионерлагере оказался в большом почёте, так как, во-первых, сам приехал с «материка», что в военное время было весьма редким явлением. Надо же! Из самой Москвы, чуть ли не с линии фронта! Во-вторых, мама работала в пионерлагере инструктором физкультуры, и это значило, что у неё был настоящий футбольный мяч, который я, её сын, мог всегда получить, и мы играли в футбол даже в ущерб другим занятиям в пионерлагере. Мама приходила на физкультуру, говорила: «Ребята! Сейчас упражнения, потом бег, а потом…» – тут мы дружно и громко кричали: «Футбол! Футбол!! Футбол!!!» – Мама судила наши матчи и пользовалась уважением ребят как объективный судья.

Вечером в бараке, перед сном, я рассказывал ребятам, что было по дороге в Магадан, но это их мало интересовало, так как многие из них всё это видели и испытали. Их больше занимали мои рассказы о войне, о Москве, о налётах немецких бомбардировщиков, о зажигалках и осколках зенитных снарядов, дождём сыпавшихся на крыши московских домов. Один осколок я привёз в Магадан и показывал ребятам. Я нашёл его на чердаке дома тёти Мани на Солянке. Крыша дома была похожа на драное решето с вогнутыми рваными краями пробоин. Мне предлагали за осколок много интересных вещей – и перочинный ножик, и набор цветных карандашей – но я был стоек и не отдавал свой военный «трофей». Я ещё что-то фантазировал ребятам, что якобы сбитый немецкий самолёт упал на Большой театр и повис между домами. Немецкий самолёт я мог описать, так как видел сбитый немецкий бомбардировщик на выставке трофейной техники летом 1944 года на площади Свердлова в Москве. Остальное было плодом моей фантазии. Ребята слушали притихшие, потом засыпали…

Пионерлагерь размещался в бараках бывшей лагерной больницы для доходяг («инвалидка»). Здесь когда-то учился на курсах фельдшеров и работал писатель-мученик Варлам Шаламов. Бараки подновили и покрасили, но если отойти немного от лагеря, можно было провалиться в старую неглубокую могилу и найти кости и череп. Некоторые могилы обозначались врытыми в землю деревянными неструганными колышками с приколоченным гвоздём железным кругляшом или куском фанеры с номером умершего зека.

Кормили нас не очень хорошо, но после эвакуации и голодной дороги это было изобилие. Лето есть лето, и я был с мамой! Иногда мама приводила меня в свою палатку, где она жила вместе с Клавдией Филипповной, и давала мне ещё что-то поесть. Сыновья Клавдии Филипповны Олег и Леонард тоже были в пионерлагере. Старшему Олегу, который был в 1-ом отряде, Клавдия Филипповна поручила опекать меня. Но его помощь не понадобилась, потому что все знали, что я только что из Москвы и что я сын Анны Дмитриевны, физрука лагеря…

В школе же оказалось, что Клавдия Филипповна Максакова – моя учительница по географии и классный руководитель нашего 5-го класса «Б».

Как интересно было узнать, что мы с Инной Клейн одновременно были в пионерлагере на 16-м километре в 1944 году: она после окончания 3-го класса, а я только что сошёл с борта парохода «Джурма», на котором и она приплыла на Колыму в 1940-ом году. Мы могли быть в одном бараке.

Карта-схема из книги нашего учителя географии А. М. Бухина «По нашему краю. Экскурсия магаданских школьников». Магадан. 1955