Читать книгу Мы росли у Охотского моря. Воспоминания и рассказы учеников и выпускников магаданской средней школы №1 - Л. С. Титов - Страница 9

Мне насобирали в дорогу питания в виде консервов. Дедушка, исходя из эвакуационного житейского опыта, сделал расчёт на 30 дней. Несколько банок консервов принесли старые друзья дедушки из Наркомпроса. В рубашку бабушка зашила мне 350 руб. и на руки дали 150 руб. Марии Васильевне вручили 750 руб. Основные деньги – тысячу рублей – дала на моё путешествие тётя Вера, она их выручила от продажи разрушенной немцами дачи в Новом Иерусалиме.

В дорогу меня собирали обстоятельно. Надежд на то, что моя мама после лагерей сможет вернуться в Москву, не было, и поэтому решили послать ей самое ценное, кроме меня, что сохранилось у бабушки из её вещей. Бабушка сшила прочный продолговатый мешок, в который были уложены отрезы сукна и ещё какой-то материи, которые получала мама как спортивные призы ещё до ареста. Кроме отрезов, в мешке были валенки и модельные туфли. Я вёз маме и её Диплом об окончании ГЦИФК. Я думаю, что на Колыме Анна Розанова была одна с высшим физкультурным образованием.

Мешок, сшитый из полосатой материи по длине моего тела, был похож на обыкновенный матрац. Посредине матраца бабушка пришила плотную широкую суконную поперечину, под которую я должен был залезать, когда надо было ложиться спать. Дорожные воры мешок из-под меня не смогли бы вытащить, а только унести вместе со мной.

Мешок-матрац тщательно укладывали бабушка, дедушка, тёти Вера и Маня. Чтобы отрезы материи не смещались по дороге и не сбивались, они были вложены в старые наволочки и пришиты к ним. Туфли мамины засунули в валенки, валенки вставили один в другой и тоже вшили в наволочку. Это было изголовьем «матраца». Все наволочки были сшиты друг с другом по краям, и всё это было крепко смётано с наружным мешком.

Здесь, конечно, помог богатый бабушкин опыт скитаний многодетной семьи революционеров Розановых от преследований полиции по городам России.

Под испытующими взглядами бабушки, дедушки и тёток я залезал и вылезал из поперечины этого матраца и пробовал его нести, как чемодан.

Больше я ничего с собой брать не мог, и в руках у меня ничего не должно было быть. Сумку с консервами, хлебом и другой едой на Ярославский вокзал принёс дедушка. Он и тётя Вера провожали меня.

«Матрац» оказал мне в дороге большую службу. Я на нём спал и в поезде на третьей полке, и в бараке в Находке, и на нарах в трюме парохода «Джурма»…

Бабушка и дедушка снабдили меня открытками, на которых дедушка каллиграфическим почерком дореволюционного учителя русского языка написал свой московский адрес. По его замыслу я должен был перед каждой большой станцией, помусолив языком химический карандаш, написать на открытке – куда мы подъезжаем, что я здоров, что всё в порядке, и на станции опустить открытку в почтовый ящик. В то же время бабушка категорически запретила мне отходить от вагона «ни на шаг», что я исполнял буквально. Я выходил из вагона, но крепко держался за деревянный поручень. Открытки мои Мария Васильевна и её дочь бросали в ящик почтового вагона. Эти открытки пришли к бабушке и дедушке в Москву одновременно большой кучей из Владивостока, так как по дороге их никуда не отправляли.

Я до сих пор, уже взрослым человеком, на остановках поезда не держусь, конечно, за поручень, но с опаской отхожу от состава и посматриваю на него – не начал ли он двигаться без гудка и без меня.