Читать книгу Другая Ламафа - Лакерта Лаверн - Страница 9

Средь тумана, где-то в лесу, небесный зов распугивает оленей. «Сила моя велика, и никто не посмеет усомниться в этом», – сказал гром сам себе до того, как заметил её пробуждение.

В анемонах, на мокрой от искрящейся росы траве, лежала Лодови́ка. Всё так же на вид молода: всё то же лицо пятнадцатилетней выпускницы загадочной академии, будто бы прошло не десять лет, а пара дней. Бледна и холодна, как раньше, и только правый глаз закрыт странной повязкой, скрывая пустую глазницу. Почему она здесь, а не распутывает очередное веретено интриг при дворе?

Как только поднимается левое веко, холод пронзает всё тело. Едва ли она может вздохнуть без труда, как говорить о том, чтобы на ноги подняться?

Что же за тёмная сила притащила её сюда? Есть ли у неё глаза и уши? Какого она цвета? Должно быть, она любит сырость и влагу и питается сплетниками-мотыльками, что без разбора лезут во все окна по ночам. И раздражает её больше всего на свете чрезмерная уверенность мелких сошек. Думают, что всё им под силу… Но она, природа, та самая тёмная сила, дышащая всем в спину, непреодолима и жестока. Ей удалось придумать феномен жизни и смерти, разрушения и творчества.

Как оказалась тут де ла Вега – неизвестно, где – тоже. «Пасмурно, скоро дождь… Значит, жива», – сознания проблеск. Но сил встать не хватит.

Шелест, шорохи, скрип коры рядом – всё это зелёной вуалью окутывало сознание, оберегая его покоем. Щебечущие птицы, напевающие руны чарующими голосами, скрывались в сочной летней листве.

«Эти деревья и вправду высоки», – можно было бы услышать шёпот ветра среди голосов природы, если бы было желание.

Зато без стараний слышно чужой голос, перебивающий звуки живого леса: «Asdif, na adrada!»

Слышно шаг; ещё шаг, ещё один. Ни единого хруста или шороха – те, кто находился близко, явно знали своё дело, их движения можно было различить, лишь внимая мимолётным вибрациям земли. Одна золотистая макушка, ни единой более, выглянула из-за листвы и взглядом стрельнула в лежащее тело, явно живое и дышащее, но вряд ли агрессивное. Хотя кто знает…

Некто, удерживая наготове лук, пока что не собираясь применять его, кошачьим шагом подошёл к телу и осмотрел его. Шкура переливалась искристым мехом в тусклых лучах солнца… Это явно не человек.

Донья де ла Вега, лежащая на земле, могла услышать даже каплю дождя, что медленно касается глади небольшого водоёма неподалёку, а движение рядом – тем более.

«Что это за язык? Я где-то на Ламафе, только что это за остров? И что за народ живёт в этом лесу? Как я тут оказалась?» – про себя рассуждала Лодовика, не поднимаясь на ноги. Вместе с этими мыслями пришла непомерная слабость, затянувшая в сон, когда моросящий дождь достиг лица, перемешиваясь с блестящей росой своим мутным, почти мыльным оттенком.

Сон окутал милую девушку, пока та беззащитно лежала на прохладной поверхности. Голоса стихли под пеленой дождя. Язык, столь запутанный и сложный, не понять даже с навыками такого опытного путешественника, как донья де ла Вега. Лодовика прикрыла глаз, будучи не в силах противиться этой странной эйфории Морфея, и оказывалась в приятной темноте.

Может, час прошёл, может, и два, а может, все пять… Нескоро она вновь открыла глаза и увидела перед собой реальность: шелковистый уют, очаг, мягкую кровать и приятный запах вкусной еды. Девушка не знала этого места, не помнила, как сюда попала. Где она и кто её так облагородил? Те, кто нашёл её?

Не хочется искать ответов. Эта тьма, местами пугающая, но такая близкая и родная, обнимала нежно, по-матерински. Тьма другая, она за рамками морали.

Только через какое-то время в незнакомой комнате раздаётся скрип кровати, когда Лодовика наконец решает сесть, чтобы обдумать происходящее.

«Не помню, что произошло. Куда делся мой глаз и откуда все эти тряпки на мне? Где мои вещи, где все остальные? Какой сейчас месяц и год? Хотя я давно уже потерялась во времени…» – девушка неторопливо встала на ноги и побрела на свет, исходящий от огня, такого молчаливого, но таящего в себе намного больше, чем просто стихию. Будто бы все прекрасно знали, что произошло, но держали свой рот на замке. Что за тайну они хранили?

Тихий писк заставил девушку обернуться к дверному проёму, в котором лишь на миг появились чьи-то маленькие голубые глаза, которые с испугу тут же скрылись в темноте, из которой донёсся детский голосок, полный дрожи:

– Nati, nati! Adradaka bec!

Мелкие шажки по деревянному полу быстро отдаляются, а уже в другой комнате на том же этаже слышно два голоса, среди которых есть и уже знакомый, детский. Второй – взрослый, женский, и по интонации можно понять, что он успокаивал другой. Вновь кошачьи, но уже более шумные шаги, что приближаются к комнате. Кроткий стук о дверной косяк.

– Betua… – донеслось со стороны проёма от неизвестной в облике, очень похожем на животное, смешанное с человеком. Тонкие синие губы прошептали это, интонацией передавая смысл сказанного: «Не волнуйтесь» – пока растрёпанные, короткие, цвета хмурого неба волосы скрывали маленькие, заострённые ушки и половинку человеческого лица со звериными, кошачьими чертами, в то время как за спиной у полукровки прятался маленький обладатель светлых глаз.

Лодовика не знала, как на это реагировать, и просто неглубоко поклонилась, выражая благодарность, в неловкой тишине обнимая себя руками, тем самым показывая растерянность. «Впервые вижу таких созданий. Интересно, что они едят? И чем вообще живут? Есть ли у них культура?» – Вега чего-то ждала, не зная, как быть. Совершенно незнакомое место, провалы в памяти и странные зверолюды, которые её приютили. Почему не оставили в лесу?

Зверолюдка прошептала что-то своему малышу, дабы успокоить, а после подошла к девушке всё тем же шагом и аккуратно провела в воздухе руками, стараясь передать свою мысль. «Я. Вы. Дружба», – читается с первых жестов женщины с кошачьими лапами вместо ног.

Она легко улыбается, продолжая движения. «Вы. Спали. Здесь. На кровати. Вам. Было. Плохо, – последнее читается с трудом. – Вы. Сюда. Принесены», – это тоже тяжело, но понятно.

Лопоухая донья де ла Вега похлопала глазами, прикусив уголки губ, и посмотрела на постель, после чего указала на себя, а потом замерла, не зная, как объяснить, что она не понимает, где находится. Лодовика снова показала на себя пальцем, пожав плечами и поставив указательные пальцы обеих рук к вискам, пытаясь сказать: «Я не знаю… – расставив руки в стороны и сделав круговое движение – …где я».

Звероподобная женщина вопросительно наклонила голову набок и помотала головой, не понимая гостью. Её сынишка наблюдал за этим своеобразным немым разговором, внимательно осматривая незнакомку. Хозяйка дома задумалась, а затем показала руками: «Я. Ты. Идти. Туда, – показывает куда-то. – Там. Тебе. Дружба», – изобразить слово «помощь» не получилось, а потому мама-птица просто взяла карликовую девушку за руку и повела на улицу.

– Cammi, Otto? – после этих слов сынишка кивнул и побежал за мамой, взяв незнакомку за другую руку.

«Этот язык я не могу понять, никаких ассоциаций. На моей памяти он единственный в своём роде, не похож на другие», – Лодовика пошла за женщиной и её ребёнком, осматриваясь вокруг и занимая себя размышлениями.

Девушку из тёплого дома вывели на улицу, отдалённую от бурлящей жизни. Люди по ней почти не ходили, будто побаиваясь, а вот подобные зверолюдке создания ощущали себя свободно. Совсем не маленький город сиял чистотой, выдавая в себе столицу.

Аккуратные лавочки располагались то тут, то там; с рынка тянуло запахом сладостей и мяса, заморских тканей и баговоний. Без страха и в закоулках, и на главных дорогах резвились детишки, что с одного прыжка могли запрыгнуть на высокую крышу, а то и поднять друг друга без особого труда. Солнечные лучи ложились на камни и листву, отражаясь в доспехах вымуштрованной стражи, бликуя на исписанных узорами мантиях чародеев. Наличие последних в таком количестве напрягало.

Спустя несколько кварталов со следующим по пятам непонятным наречием и языком более приемлемым, но всё ещё непонятным, хотя доносившимся от обычных людей, женщина завела Лодовику в чёрный, возвышающийся над столицей чертог, окутанный цветущими ветвями, простирающимися к небу. Стража пропустила зверолюдку внутрь, в тронный зал, где охраны, к слову, не было. Никаких гобеленов на стенах и украшений – ничего, лишь церемониальное кресло и ковёр с колоннами по обе стороны, между которыми стояли странные каменные статуи, одна из которых, в форме распятия, возвышалась над самим троном со склонившейся головой.

Создание, уже больше похожее на человека, но обладающее всё теми же звериными чертами, на этот раз тёмно-пурпурной птицы, сложив голову на одну руку, выслушивало пришедшего человека, что явно на что-то жаловался с лёгкой ноткой страха в голосе. Алые глаза с холодом, высокомерием и, как ни странно, пониманием глядели на говорящего, не сумевшего заставить хоть единый мускул дрогнуть на лице, исписанном неизвестными узорами, а ведь ругался пришедший сильно.

Мужчина с острыми чертами лица, восседавший на престоле, одетый не как ярл, вождь племени, а как уличный разбойник, кинул спокойный взгляд в сторону ещё двоих пришедших – «ожидайте» – и продолжил выслушивать ругань. Его свободная рука представляла собой крыло.

Оставалось лишь ждать, неспешно осматривая всё вокруг, чужое и непонятное, но отдалённо напоминающее своё, родное. О таком де ла Вега явно не читала в легендах, с которыми ей давали знакомиться в академии Гладиус. Однако больше пугало не то, что всё вокруг не так, как дома, и не столько дальнейшая судьба, сколько вопросы о том, что произошло, почему именно сюда и, главное, зачем.

Взгляд голубых, по-детски больших глаз девушки скакал со зверолюдки на элементы интерьера, и так по кругу. Вопросов было достаточно, а ответа – ни одного.

Когда же проситель наконец замолчал, отчасти получив то, что хотел, настала очередь новоприбывшей, с которой незнакомец обращался помягче, ибо она пришла с его сородичем.

– Tika wor ala gastolla, – начала женщина, обращаясь к мужчине как к равному, – tika ereq ala cutesa, ereq nova. Jrew te zoi ti.

– Fohova, – мужчина кивнул и посмотрел на девушку, в то время как женщина указала ей на рот, передавая право говорить.

Лодовика встретилась с алыми глазами и, тихо сглотнув, произнесла одно лишь слово:

– Ламафа?

Мужчина нахмурился, разбирая язык, и склонил голову набок. Женщина посмотрела на Лоду и повторила жест.

– Я, – показала на себя пальцем одноглазая, – с Ламафы. Меня зовут Лодовика.

– Я уже понял. Мне язык твой надо было разобрать, – наконец раздалось из уст птицевидного зверолюда, осмотревшего девушку с холодком, но не столь неприязненно, как предыдущего гостя, – это Ламафа.

– Я не помню, как попала сюда, – донья де ла Вега продолжилась свой рассказ, – вы поможете мне вернуться домой?

Неизвестный посмотрел на девушку как на наивную дурочку:

– С чего бы вдруг нам помогать тебе во время того кошмара, что творится? У нас своих дел по горло.

«Тогда зачем продолжать этот диалог?» – подумала Лодовика, вскинув брови, но воздержалась от остроты.

– С того, что я могу помочь. Я из академии Гладиус, вся моя жизнь посвящена борьбе с кошмарами на Ламафе. Тем более вы радушно приняли меня, и я хочу помочь, чем смогу.

Незнакомец явно заинтересовался словами девушки, однако двери своего доверия он открывать не торопился, дабы не получить нож в спину. Зверолюд поднялся на ноги, вытягиваясь во весь рост, что не был велик, и шагнул в сторону девушки, волоча за собой, будто драгоценный плащ, крыло.

– Все те, кто хотел помочь моему народу, обычно предавали нас и меня.

Плавным лёгким шагом пахнущий лесом и пухом мужчина подобрался к Лодовике, неотрывно глядя ей в глаза бритвенной остроты взором, всматриваясь в самые дальние закоулки сердца в поисках клеветы.

– Ты готова стать той, что украшает этот тронный зал, в случае лжи?

Одноглазая отступила на шаг, легко нахмурившись. Предательство и ложь – это манеры её лучшего друга, никак не её.

– Готова, если после оскорбительного сомнения в весе моего авторитета вы сможете смотреть мне в глаза, когда я покончу с вашими кошмарами.

Незнакомец легко, беззлобно улыбнулся и посмотрел на женщину: «Atrushi, – кивнул птиц, и ему ответили тем же, – drogo vey».

Зверолюдка подозвала мальчика и взяла его за руку. Они оба сказали: «Ce totu» – развернулись и пошли на выход. Малыш глянул на Лодовику и на прощание махнул ей рукой.

Чувство тревоги вновь начало нарастать в теле девушки, когда она осталась наедине с главой народа. Она не успела толком помахать ребёнку в ответ как раз из-за беспокойства, и даже её единственный глаз, в котором раньше бушевало море во время шторма, выдавал страх. Одна, где-то очень далеко… До слёз беспомощности слабая и хрупкая.

Мужчина посмотрел на девушку. Прекрасно понимая, что это ничтожное создание безосновательно, но объяснимо боится представителя титульной расы, решил успокоить пока что неагрессивную и, быть может, честную Лодовику, в знак мира протянув ей руку.

– Кьюо́нк, – спокойным глубоким голосом отчеканил неизвестный. – Веди себя со мной так же, как и с другими нестайя. Я не король и не вождь, просто лидер.

– Хорошо, Кьюонк. Но меня пугает не это, а неизвестность, – неловко протянула руку в ответ, не зная, надо ли её пожать, позволяет ли это обычай его народа.

Птиц пожал протянутую в ответ руку, хоть такой жест и не был принят у нестайя. Сделал он это исключительно в целях показать человеку более приемлемый для него жест мира, но из-за редкого использования он получился слабоватым и жёстким.

– Она пугает всех, – мужчина отвёл руку с лёгкой брезгливостью. – Из академии Гладиус, да? Как же тебя сюда занесло?

– Я не помню, что произошло, – Лодовика опустила взгляд, сложив руки на груди.

Птиц нахмурился и склонил голову набок. Звериные, в цвет перьев, уши, чьи концы торчали на макушке, легко поджались.

– Что последнее ты помнишь, до того, как очнулась здесь? – с недоверием спросил Кьюонк.

– Я должна была вернуться домой на корабле после путешествия, а потом… Потом ничего, будто у меня вырвали воспоминания. Не помню, сходила ли я на берег, куда делись глаз и мои вещи, в том числе и одежда, – всё это было сказано с нескрываемой тревогой, которая ощущалась не только в голосе, но и в молчании лопоухой доньи. Её чувства были настолько противоречивы, что она не могла контролировать движения своих губ, будто порой за неё говорил кто-то другой.

Кьюонк нахмурился, но всё же уши его после слов девушки выпрямились.

– Ты знаешь, – начал зверолюд, продолжая следить за девушкой, – о духах?

Донья де ла Вега только помотала головой в ответ:

– Нет, впервые слышу.

Птиц тихо вздохнул, скрещивая конечности на груди:

– Это существа, что в последнее время начали активно себя проявлять. Из-за этого появились sawrocha, которые доставляют проблемы.

– Кто появился? И что за проблемы?

– Духи, – лицо Кьюонка исказилось в напряжении, а нос поморщился. – Они начали вселяться в живых и сливаться с ними, и те несчастные превратились в чудовищ. Кто-то был опьянён властью сразу, кто-то держался, но вскоре сорвался.

– Что делают духи? Что им надо? И как понять, что вселился дух?

– Никак, – с презрением и гневом по отношению к такому вопросу выдал зверолюд, – вплоть до того момента, пока он себя не проявит, слившись с одержимым. Что им надо – одной Матери известно, видимо, просто нравится разрушать чужие жизни.

– Ясно. И вы так каждый вопрос пытаетесь решить, судя по всему. На острове, полагаю, нет учёных? – спокойно, без насмешки уточнила де ла Вега, потирая плечи.

– Мы не знаем, – с долей раздражённости ответил Кьюонк. – И не пытались узнать. Нас духи волнуют меньше, чем Тьма, которую подобные тебе даже не пробовали остановить.

– О-о, конечно. Давайте не будем переходить на личности, это ничего не исправит. По порядку: что за Тьма, в чём проблема…

Кьюонк стал мягче, понимая, что неправильно злиться на человека за то, к чему он, возможно, не причастен. Однако мысли о том, что подобные Лодовике могли бы спасти родную землю его клана, всё же не давали покоя.

– Тьма – это порождение turekhai. Она искажает всё живое, до чего только сможет добраться, а затем распространяется, будто поветрие. Она убила наш Дом и со временем умертвит остальное.

«Всё живое… В этом точно замешаны не силы природы, а значит, я смогу это остановить», – мимолётно пронеслось в голове девушки.

– Ещё раз. Порождение чего? Я не понимаю ваш язык. И расскажите, с чего это началось и когда.

Зверолюд задумался над переводом неизвестного человеку слова, опустив взгляд, стараясь выговорить название расы врагов.

– Рлен… – название явно крутилось на языке, но произнести его было тяжеловато из-за банального незнания. – Нрден… Нет, нарлены… Или недрелы, – тихо цокнул от досады на собственную глупость. – Я не помню, как их называют на вашем языке. Кажется, нерленды. Именно они устроили всё это около сорока пяти лун назад на Исше, дабы победить нас в проигранной войне своей грязной находкой.

Кьюонк рыкнул, оголив множество клыков.

– Эта Тьма… Она не трогала их, она ловила нас, искажала наш Дом, пожирая его… – от воспоминаний тех времён перьевой капюшон невольно распушился, а мохнатые уши вздрогнули. – От Исши не осталось ничего, лишь их теневое пристанище во главе с людскими воинами и нашим павшим народом. Но им стало мало, и они, почувствовав силу, что сотворили, решили продолжить завоёвывать земли.

– Всё не так уж плохо. Есть два пути: найти того, чьё слово для них будет стоить чего-то, или того, кого они боятся. Я могу попытаться поговорить с ними и понять, что им нужно, чтобы всё это прекратить, – Лодовика покачала головой. – Но они явно не просто так выбрали именно вас. У вашего народа есть что-то, что их привлекает, помимо желания отомстить.

– Земли, наша сущность. Последнее их раздражает, – Кьюонк тяжело вздохнул, сомкнув губы, и посмотрел в глубь тронного зала, на массивные двери чертога. – Это угнетённый народ, Лодовика. У них не оставалось земель, они повздорили с нами, пытаясь ужиться в наших домах, их массово истребляли, и они искали покоя у нашего народа как гости. Но затем предали нас, попытались отнять наш дом и получили отпор. Они уже не боятся, ибо если будут, то вымрут. К кому они могут прислушаться – неизвестно, мы искали его, но не нашли.

– Верно, потому что это не кто-то особенный. Они ищут лишь того, кто укажет им путь к покою. Они не способны найти себе место, не могут понять, что им делать, и хотят, чтобы хотя бы название их народа осталось в истории, дабы не исчезнуть, не кануть в Лету, – донья опустила руки.

Лодовика размяла плечи, рассуждая вслух:

– Нужно просто протянуть им руку помощи, предложить мир. Они вне цивилизации, как и вы, и это преимущество только для них. Нужно вывести их в свет, сделать такой же полноценной частью сообщества, как эльфы и люди… Они тоже хотят развиваться: разговаривать, торговать, иметь союзников и свою культуру. Быть кем-то. «Угнетённый народ»… А что если б вас так называли? Вы в чём-то хороши, у вас есть особенности, свой язык, обычаи. А у них – ничего.

Намек на любезность нестайя как рукой сняло, глаза его налились кровью. Лицо пернатого резко приблизилось к лицу Лодовики, а рука обхватила её запястье и притянула наглое тельце. Дикий зверь был готов напасть.

– Ты ничего, bashshra-kati, не знаешь о моём народе. Ничего. И не смеешь говорить так о тех, кто перебил почти весь мой клан, другие кланы и вверг в руины наш дом. Мы протянули им руку помощи, мы дали им то, что когда-то твои соплеменники и другие утверждённые расы отняли у них, у нас, – голос сочился ядом, яростью, что пропитывала каждую нотку, а затем извергалась на собеседницу.

Кьюонк продолжил, поджав уши и оскалившись:

– Мы дали им всё, что нужно, но они перепутали доброту со слабостью и решили отнять наши скромные земли, которые мы отстояли у вашей развивающейся цивилизации. Мы были добровольными изгоями от вашей жадной общины, а они – нет. Мы пытались помочь, а вы – нет. Мы не охотились на них, не убивали их ради украшений и эссенции, а вы – да. У нас, немногочисленных рас, вы отняли всё, а мы передрались за крохотные участки, на которых могли бы жить. За нашу помощь мы потеряли семьи – детей, родителей, а вскоре и вы их лишитесь, просто потому, что остались немы и глухи к их беде.

Несомненно, де ла Вега испугалась, но решительности не потеряла:

– И что дальше? К чему все эти лирические отступления? По-моему, я уже сказала, что своим переходом на личности вы ничего не измените, – голос громче, вот и менторский, поучающий тон, – если не хотите принимать мою помощь и прислушиваться, к чему я тут распинаюсь? Вероятно, и те, кто раньше пытались помочь, стали «украшениями тронного зала» только потому, что вы слепы и глухи. Чужой взгляд для вас всегда враждебный, злобный, а вокруг – одни недруги. Если у вас есть другой выход или нет проблем, я бы поняла такое отношение к себе. Но сейчас вы готовы меня на куски разорвать за то, что я предложила хоть что-то предпринять, а не сидеть и ждать, когда всё, что у вас осталось, уйдёт в руки отшельников, которые даже толком не понимают, что они делают и для чего.

Кьюонк не смог испепелить девушку взглядом, как и аурой ненависти, а потому умерил пыл.

– Никто из них, – мужчина указал на статуи небрежным жестом, – не хотел помочь, а лишь убить нас. Если считаешь, что ты такая умная и сможешь остановить Тьму через её родоначальников, а не напрямую, – удачи. Я объяснил ситуацию.

– Если у вас есть другие варианты, делайте то, что считаете необходимым, я всё сказала. Итак, нужна я тут или сами справитесь?

– Попробуй помочь, если хочешь.

– Без угроз и намёков на то, что меня тоже превратят в статую? Тогда расскажите, как связаться с нерлендами. Мне же нужно приплыть к ним…

В голове Лодовики на мгновенье раздался резкий, громкий звук, оглушающий и заставляющий рефлекторно закрыть уши ладонями. А вот пульсирующая боль осталась, не собираясь уходить вслед за ним.

Она вспомнила.