Читать книгу Крохи бытия - Лазарь Соколовский - Страница 22

Как не дается ничего задаром,

так с осенью игра – скорее блиц

и то в подставу. Пусто на бульварах

не столько внешне выцветших столиц.

Московский подгребет, парижский трафик

из памяти, где свалено всего

навалом из событий, биографий.

Где ж преклонить колени – у того ль,

кто начинал поденщиной до пота,

или того, кто сразу напролом?

Судья найдется, глянет на работы —

что сам оставил кистью ли, пером?

«Я памятник воздвиг…» – Нерукотворный?

«Тропа не зарастет…» – Ни боже мой!

Когда б одни устаревали формы —

сдвигаются основы, как ни строй,

день сокращается шагреневою кожей,

и не спасают кофе ли, табак,

ночные вдохновенья… Подытожим:

есть книжный, есть роденовский Бальзак.

Но уж замшела бронза, а читают

по интернету, так… ученый муж

какой мелькнет – и пусто на Распае

невдалеке от толп на Мулен Руж.

Лет полтораста вон – и не случаен

исход от схваток послеродовых:

Париж уже арабский по окрайнам

на треть почти! Что сделаешь, увы.

Искусство не морочится приплодом,

а тот подспудно копится во мгле —

не вдруг переселение народов

«сюрпризом» обернется на Земле.

С чего б художник грезил о победе

искусством изможденной красоты

под шелест человеческих трагедий,

за призраком в погоне, где и ты

то рвался за богатством в римских копях,

то сотня авантюр – в кармане вошь,

женился было все же и в Европе

на даме знаменитейшей… И что ж?

Колоссы не колосья, их считают

эпохами, но если крохи уж

и на Парнасе – пусто на Распае…

Хотя, мой бог, причем тут Мулен Руж!

Как будто внове: тыщи по секс-шопам,

а по читальням сотня или две.

Законы джунглей – выживаем скопом,

пророкам и в Париже, и в Москве

кредита не покрыть, оскудевает

рука дающей, вот уже запрос

сверх сил ее, к провалу мчится стая

под грохот обезличенных колес.

Что Анна остановит поезд скорый

на час какой-то, право, ерунда…

Бульвары притормаживают город

от срыва, по инерции – куда?

Колоссы нынче листья подметают,

когда б в арабских дебрях только глушь…

Скульптуры, книги… Пусто на Распае,

хотя и нет толпы на Мулен Руж.

Желанья, что влезают в промежуток

меж подлинным и мнимым, всякий день

уже иные – мы давно не тут, а

там, где истончается шагрень…

Исчезла… Слава, вроде бы… Но сносит

великие свершенья на смотру

куда-то вбок, где провожает осень

любовь, так и не спасшую игру,

где Мулен Руж еще гремит канканом,

как будто город сдан абы кому,

и на Распае старые каштаны

уж облачились в снежную чалму.

Бульвары… те же страсти, те же птицы,

саврасовским подобные грачам,

и та же тень привычная ложится

на патину могучего плеча.

Как сыпалась «Комедия» из рога

и как подогревала аппетит!

Вот так же у Никитской стынет Гоголь,

и тоже не сказать, что позабыт…