Читать книгу Танцуя с тигром - Лили Райт - Страница 2

Лопата черного археолога вгрызалась в почву с настойчивостью пылкого любовника. Законченный метамфетаминщик, он копал, постоянно дергаясь, и напевал похабную песенку про женщин и героин. Его тело источало отвратительный терпкий запах. Он чувствовал это, но его не заботили ни собственная вонь, ни влажность воздуха, ни раскрошившиеся зубы, ни то, что его кожа, словно шерстью, была покрыта смешавшейся с потом пылью. Другой бы на его месте жаловался на свои колени, на измученную упорным трудом спину. Жалкие бабы. Обдолбанный, он мог работать часами, не теряя самообладания, не останавливаясь, чтобы перекусить, не пугаясь завываний призраков ацтекских богов. Все, что имело значение в жизни, было давно погребено, сокрыто, утеряно, боялось показать свое истинное лицо, и он это знал. Мало кто имел достаточно смелости и воображения, чтобы ввязываться в раскопки.

Кристофер Мэддокс находился далеко от дома. Американец в Мексике, вышвырнутый из колледжа прямо в грязь, блаженный. Религию можно найти где угодно. Два дня назад его кирка наткнулась на краешек то ли погребальной урны, то ли короны – реликвии, за которую, как он надеялся, ему удастся получить столько, сколько нужно, чтобы отправиться в Гватемалу, где наркотики стоили дешевле манго, где женщины встречали тебя тортильей[1] и сочной козлятиной. Гва-те-ма-ла. Четыре ласкающих слух слога, которые в итоге означали всего лишь гамак да песни. Черный археолог. Так он себя называл. Альтер эго, двойник, тень в лунном свете – герой истории, которая началась, когда неприметный паренек из торгового центра в штате Колорадо откопал мексиканское сокровище, спасшее ему жизнь.

С головы соскользнул налобный фонарик. Он поправил лампочку. От холода капли пота на лбу застыли и в свете фонаря выглядели как корона из бисера. Под землей может случиться многое. Апокалипсис. Асфиксия. Попокатепетль[2]. Обвал в пещере. В любую минуту могут наброситься pinches federales[3]. Он поднял свою старую зубную щетку и, аккуратно счищая пыль, наблюдал, как камни обнажаются перед ним, словно стриптизерша. В мозгу пульсировали мысли о сексе. Мэддокс копал, не задумываясь о времени. Копал, не думая о смерти. Кожа нестерпимо зудела. От волнения, от насекомых, которые, казалось, ползали под кожей наркомана, от дрожи из-за кромешной темноты, от возбуждения перед встречей с находкой.

Краем глаза он заметил тень. На стене пещеры возникла фигура, видение: обветренное лицо его матери мелькнуло на испещренной трещинами породе. Ее рука, вся в пятнах, потянулась к нему, словно пытаясь выдернуть его из этой пропасти. В груди черного археолога что-то взорвалось. Схватив кирку, он стал наносить удары по почве, не заботясь о том, что может сейчас разрушить. Осколки найденного всегда можно заложить цыганам. Он просто хотел получить то, что ему полагалось. Сейчас. Сейчас. Сейчас. Ahora[4]. Da-me-lo[5].

Ангел вздохнул. Дьявол прикусил губу. На поверхности лежала находка. Пятьсот лет ацтекской истории оказались в мародерских руках. Черный археолог качнулся назад, почувствовав головокружение, и затянул «sweet baby Jesus»[6], ведь он больше был не один в этой пещере. На него воззрилось лицо, бирюзовая маска с единственным глазом.

Черный археолог ворвался в Мехико. Проезжая в такси мимо Reforma[7], он подбрасывал маску на коленях, нежно поглаживал это расколотое лицо, безумную плеяду голубого и зеленого. Две змеи сплетались на лбу. Рот искривился в гримасе, которая оголяла сомкнутые зубы, выполненные из белых ракушек. Одного глаза не хватало. Другой не открывался, что означало только одно: маска была посмертной.

Черному археологу хотелось взвыть. Он собирался ворваться в изысканные антикварные магазины в Zona Rosa[8] в ритме сальсы, подняться по мраморным ступеням музея археологии и посмотреть на потрясенные лица чиновников, когда они увидят, что грязный гринго с двадцатью баксами на счету нашел национальное достояние. Но было кое-что, в чем он нуждался больше, чем в признании, деньгах или любви. Доза.

Таксист привез его на конспиративную квартиру. Проклятый мерзкий дом. Пристанище cholos[9] и хулиганов, хранилище денег, вырученных за продажу наркотиков, кладбище для тех приговоренных, которых рубили в салат и бросали в братские могилы разлагаться на ветру. Это место называли безопасным, но вряд ли кто-то здесь мог чувствовать себя в безопасности. У ворот черный археолог сверкнул именным мобильным телефоном, своей единственной вещью, которая имела какую-то ценность. Рейес оплачивал счета. Ему нужна была связь со своими людьми двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю. На пороге передней двери Фео, человек-пивная-банка, поигрывал мышцами. Альфонсо, стоя на цыпочках, обутый в кеды, выглядывал из-за его плеча. Тело парня было усеяно татуировками так густо, что он не нуждался в одежде. Выведенное над верхней губой слово издалека выглядело как кривые усы.

Черный археолог вынул свой товар.

Фео перевернул маску, осмотрел ее, презрительно усмехнулся и предложил тысячу долларов.

Археолог разочарованно покачал головой:

– Мне надо вдесятеро больше этого.

– Твое дело копать. А мы решаем, сколько это стоит.

Ярость закипела в крови черного археолога. Придурки, жадные mensos![10] Будто его работа ничего не стоит. История не имеет ценности. А для них важна только очередная поездка к границе с целью сбыть наркотики. Да, он должен был поговорить с кем-то, обладающим IQ.

– Мне нужно поговорить с Рейесом.

Фео бросил на него быстрый взгляд:

– Никто не может поговорить с Рейесом. Никто даже не видится с Рейесом.

Это была правда. За три года, проведенных здесь, черному археологу ни разу не довелось встретиться с этим человеком. Наркобарон постоянно менял местоположение, каждый день появляясь в новом городе, в новом обличье. Пентхаус в Масатлане. Канализационный коллектор в Сьюдад-Хуаресе. Человек тысячи лиц: попрошайка, хипстер, генеральный прокурор. Ходили слухи, что его настоящее лицо похоже на старческую мошонку. За глаза люди называли Рейеса El Pelotas[11]. У него отсутствовала половина правого уха. Рейес был воротилой, Patrón, который считал себя интеллигентом; он коллекционировал антиквариат тоннами, обожал посещать открытие новых галерей и наслаждался розовым шампанским. Он мог появиться на ранчо, купить любую маску; закрыть ювелирный магазин, бросить золотые кольца детям на игрушки. Подобно волшебнику, он мог заставить мужчин исчезнуть, а женщин разрéзать пополам.

– Передайте Рейесу, что у меня для него кое-что есть. Скажите, что это стоит его времени.

Фео ухмыльнулся, предвкушая увлекательное зрелище.

– Ах, ну что же, ладно, проходи. – Он провел археолога по коридору к винтовой лестнице, ведущей внутрь. – Я сообщу Patrón’у, что его любимый пещерный человек сгорает от нетерпения встретиться с ним. Располагайся, чувствуй себя как дома. Выпей.

Археолог остался с Альфонсо ждать в полумраке. Перед самым большим в мире телевизором стояли два повидавших виды дивана, на которых они и расположились. Мэддокс сцепил ладони над маской, которая накрывала его пах, и разглядывал пуленепробиваемые окна. В одной из панелей он заметил три отверстия от выстрелов. Пули были выпущены изнутри.

Альфонсо затянулся сигаретой и почесал подбородок.

– Ты настоящий идиот, в курсе?

– Regalame un tabaco, compa[12].

Альфонсо бросил ему пачку и зажигалку:

– Последняя воля умирающего.

Здесь каждый улыбался, не испытывая никаких эмоций. Звук шагов по ступеням. Два человека. Первый остановился на лестничной площадке. Левая рука расположилась на перилах, правая сжимала в кармане ствол пистолета. Рейес был невысок, приземист. Его массивная грудь медленно поднималась и опускалась, он тяжело дышал. Он был одет в тренировочные брюки и белое пончо. Соломенная шляпа с развевающимися розовыми лентами скрывала большую часть его лица. Дикое сочетание местного колорита. Черному археологу не терпелось посмотреть на ухо, но он пересилил себя и опустил голову.

– Ты хотел со мной поговорить? – Тон Рейеса был ровным, но холодным.

Археолог учтиво кивнул и достал маску. Он гордился своим испанским, знал, как правильно себя преподнести. Скромно и в то же время витиевато.

– Patrón, con todo respeto[13], сегодня я принес вам восхитительное сокровище. На то, чтобы откопать его, у меня ушло два дня.

Ответа не прозвучало. Никто не может поговорить с Рейесом. Никто даже не видится с Рейесом. У археолога пересохло в горле. Он понял свою ошибку.

– Этой маске пятьсот лет, – продолжил он. – Она принадлежит музею. Это обложка «Time Magazine». Эта маска была создана, чтобы превратить могущественного человека в бога.

Рейес уставился на него, словно лицо Мэддокса было охвачено пламенем.

Черный археолог сделал еще одну попытку, на этот раз более прямо.

– За нее легко дадут больше двадцатки, но я возьму десять. Сегодня.

Рейес не смотрел ему в глаза. Сначала археолог подумал, что всему виной его корявый испанский, но потом осознал более унизительную правду: Рейес игнорировал его, потому что он – больной на голову наркоман, который лебезит, чтобы выцыганить денежки на очередную дозу. В груди вскипела черная злоба. В порыве гнева он мог совершить глупость. Голени под джинсами дрожали. Бешено тикали часы, или, быть может, это колотилось его сердце.

Наконец Рейес швырнул пачку песо. Сверток упал, да так и остался лежать, словно мертвый зверь, к которому никто не хотел прикасаться. Альфонсо забрал маску. Черный археолог опустился на колени перед деньгами, понимая, что пересчитывать не стоит.

– А теперь принеси мне следующую, – прорычал Рейес.