Читать книгу Катерина - Лора Вайс - Страница 6

Блэр нашел господина Аксенова в кабаке, тот сидел за столом, пил пиво и с тоской глядел в окно. Погода с ночи несильно улучшилось, дождик нет-нет, да моросил. Народа в заведении почти не имелось, так, троица пришлых купцов засела в дальнем углу и тихо обсуждали дела торговые. Граф прошел к стойке.

– Доброго дня, ваша Милость, – расплылся в улыбке хозяин питейного заведения. – Чего желаете? Пива с утра завезли, медовуха своя.

– Пива, пожалуй.

Тем временем Аксенов уже вовсю рассматривал англичанина. За проведенное время в Кольском он успел узнать обо всех уважаемых и не очень господах. Конечно же, здешние помещики первым делом рассказали о странном графе, что прибыл из далекой Британии, к тому же, как водится, приврали и приукрасили историю его появления, мол, власти столичные прислали его, дабы следить за настроениями сельчан. А на вопрос, почему именно англичанина, ответ был один – для конспирации.

И когда Блэр получил кружку пива, кою подали не слишком аккуратно, отчего некоторое количество вылилось прямо на плащ, Мокий Филиппович немедля вернулся к любованию пейзажами за окном.

– To tear off your hands, servant1, – прошипел Элвин и устремился за стол.

Усевшись, достал из кармана свежую газету и всецело окунулся в чтение. Не прошло и пяти минут, как Аксенов начал нарочито охать и вздыхать, да что-то бормотать про тяготы жизни, а после бормотание переросло в вопрос:

– Добрый день, ваша Милость, – Мокий привстал и склонил голову. – Погоды сегодня что-то не жалуют.

– И вам доброго, сударь, – нехотя отвлекся от газеты. – Да, верно. Поговаривают, холода скоро ударят, стоит ждать раннего снега.

– Вот чего не надо, так не надо, – кивнул тот понимающе. – Почвы перемерзнут, быть неурожаю.

На его умозаключение Элвин лишь усмехнулся, этот человек мало того, что глуп, так еще и крайне не осведомлен об особенностях ведения подсобного хозяйства.

– Слышал, вы не так давно прибыли в Кольское, – граф изобразил вдруг проснувшийся интерес к беседе.

– Да-да… С месяц назад. И вот несчастье, тут же успел пострадать от лиходеев здешних. Обобрали до нитки.

– Прискорбно. Надеюсь, разбойников скоро поймают. Меня по первой тоже обмануть пытались.

– Вас? Да как же это? – возмутился Аксенов, зашевелил бровями. – Ничего наглецы не боятся.

– Для бандитов с большой дороги разницы нет, крестьянин перед ними или человек благородный. Хорошо еще, если жизни не лишат.

На что Мокий Филиппович закивал, да так, что пенсне слетело с носа.

– А как ваша племянница? – сейчас же взгляд Элвина потемнел. – Я знаю о печальных событиях, что приключились с вашим братом. И приношу свои соболезнования.

– Благодарю. А Катенька сильная. Держится. Хоть и сложно ей пришлось одной, но теперь с ней я. Теперь-то она не пропадет.

– Вероятно, на выданье уже?

– Что вы, что вы, – здесь Аксенов быстро смекнул что к чему, все ж просто так столь титулованные господа о положении девиц из низших сословий не справляются. Значит, в том у графа есть особый интерес. – Она еще слишком юная, да и подходящей партии для Катерины пока не нашлось. Но, позвольте узнать, с какой целью интересуетесь? – упускать возможности не хотелось.

– Видел я вашу племянницу и не раз. Девушка она видная, умна не по годам. Печально, если достанется какому-нибудь невеже.

– И я того же мнения, ваша Милость. Уж очень болею душой за счастье Катеньки. После всех бед, что тяжким бременем легли на ее хрупкие плечи… – закатил глаза, даже слезу скупую пустил, – при ней должен быть достойный мужчина.

Тут с улицы послышался цокот копыт и скоро в двери вошел кучер Блэра:

– Карета подача, ваша Милость.

– Хорошо, обожди на улице, – Элвин поднялся, аккуратно сложил газету и оставил на столе, после чего взял шляпу. – Вынужден покинуть вас, сударь, – одарил Аксенова добродушной улыбкой. – Дела.

– Легкой дороги, – подскочил с места и принялся кланяться.

А когда граф покинул заведение, Мокий Филиппович аж выдохнул. В его большой голове закрутились-завертелись мысли. Ежели сам граф лично проявил интерес, значит, дело могло стать весьма выгодным. Катерине все равно замуж выходить. Да что там, один помещик уже сватал сына, правда, разговор зашел после трех кружек пива, а на следующий день тот и не вспомнил своих слов. Но здесь английский граф, человек богатый до неприличия. Разве ж мог когда-либо Мокий Филиппович мечтать о таком?

В родном Петербурге Аксенов жил в съемной комнате по соседству со студентом, любил карты, хоть и проигрывал по большей части, в особенности тому самому студенту. Капиталов не имел, поскольку по роду деятельности был мелким работником канцелярии окружного суда. Еще в юности Мокий Филиппович рассорился с семьей, отношений с родней годами не поддерживал, а вспоминал о них, только когда очередной раз жаловался на свою тяжелую судьбу компаньонам по игре в карты или местному трактирщику под стакан не слишком хорошего пива. Женой так и не обзавелся, поскольку считал семейную жизнь пустой тратой денег и нервов.

Но вот, случилось горе. Аксенов получил телеграмму, где сообщалось о жуткой трагедии и о племяннице сиротке. Так бы он и не ответил на телеграмму, однако благодаря связям узнал, что племянница при имении, с управлением коего в столь юном возрасте не справится, а корыстных до чужого добра нынче много, обманут и обдерут как липку, такого Мокий Филиппович допустить не мог.

Домой он явился в весьма приподнятом настроении, уже и погоды не смущали, и грязь сельская не вызывала отвращенья. Катерину нашел на кухне, та хлопотала над обедом. Во всех благородных домах кухарки имелись, так и у семьи Аксеновых работала пожилая Прасковья, но после печального случая ушла она, поплохело старухе, когда узнала о происшествии. Однако Катю Прасковья сызмальства кухарить научила, матушка не противилась тому, наоборот. Это в городах больших, говорила она, барышни пальцем о палец не ударят, а в селе хорошая хозяйка должна уметь все независимо от положения.

– Чем потчевать будешь, Катенька? – Мокий снял мокрый плащ, вылез из сапог, так все и побросал у дверей.

– Жаркое из курицы, щи и пирог с яблоками.

– Славно, славно… Ты уж поторопись. Не терпится мне новостями с тобой поделиться.

– Какими такими новостями, дядюшка? – Катя выглянула из кухни. Передник с вышивкой на ней смотрелся умилительно, на носу и щеках мука белела.

– Вот сядем обедать и узнаешь.

Через час девушка подала на стол, запахи разлетелись по обеденной зале наиприятнейшие. Аксенов сел, заправил салфетку за воротник:

– Тут такое дело, Катенька, – отставил в сторону тарелку щей и пододвинул поближе жаркое. – Довелось мне сегодня повстречать одного господина. Человек благородный, – вложил кусочек мяса в рот, – в том можешь не сомневаться. И в разговоре упомянул он о тебе. Очень интересовался, не сосватана ли ты еще.

– И кто же этот господин? – у Кати моментом пропал аппетит, она принялась перебирать пальцами приборы.

– Его Сиятельство граф Блэр, – гордо выдал Мокий Филиппович.

В ту же секунду у девушки остатки румянца сошли со щек.

– Блэр? – шепотом переспросила.

– Да. Это же какая удача, голубушка.

– Нет! – выпалила как на духу.

– Что нет?

– Пусть граф ищет себе другую пассию.

– Мне воистину непонятен твой настрой. Отчего такая категоричность?

– Вы бы поспрашивали, дядюшка, что о нем говорят. Он нехороший человек, хоть и благородного происхождения. И, более того, замуж я не собираюсь.

– Что ж ты так распереживалась, – Мокий решил на племянницу пока не давить, к тому же однозначных предложений со стороны графа не поступало, прозвучали лишь общие вопросы. – Никто замуж тебя выдавать не собирается. Я всего-то поделился новостью.

Тогда Катя немного успокоилась и, хоть без особого желания, но вернулась к еде. А после, когда дядя по обыкновению отправился на боковую, Катя быстренько собралась и пошла к Киртановым. Лидия Васильевна приняла гостью с превеликой радостью, немедля за стол усадила.

– Ой, как я рада, Катенька. Два дня уж ты к нам не заглядывала, поскучали мы. Неси-ка, Марьяна ватрушки и чайку крепкого завари, – крикнула хозяйка.

– Уже, – донеслось с кухни.

– Ну-с, рассказывай, какие дела у тебя, – женщина подперла голову руками и уставилась на девушку.

– Волнительно мне, Лидия Васильевна. Чует сердце, беда будет.

– Что такое? – резко насторожилась та.

– Решил, видимо, дядюшка меня замуж выдать. И вот сыскал жениха или тот напросился вперед – не знаю.

– Кого же?

– Графа того самого.

– Англичанина? – Лидия Васильевна аж замерла.

– Да. Говорит, повстречались они, и граф первый завел обо мне разговор. Но не удивлюсь, если Мокий Филиппович лукавит.

– Ох, голубушка, – закачала головой. – До чего дурные слухи бродят о нём. Поговаривают некоторые, мол, повстречали его охотники в лесу, со спины вроде граф, а как повернулся, так чудище оказалось. То выдумки, конечно, но согласись, о хорошем человеке такого сочинять не будут. Слишком уж не взлюбили его. Работников своих не жалеет, трудятся бедолаги, и в дождь, и в ветер, а жалованье-то скудное.

– И вот ему хочет сосватать дядя, – на выдохе произнесла Катя. – Мало мне печали…

– Дядя твой, – не выдержала Лидия Васильевна, – только наживы ищет. Не успел явиться окаянный, как взялся судьбы коверкать.

А у Кати слезы покатились по щекам, закрылась она руками и смолкла, только плечи вздрагивали.

– Ну, милая, – кинулась к ней Киртанова, – что же ты, успокойся. Вот ведь, язык мой – враг мой. Не печалься раньше времени.

Кое-как Лилия Васильевна с Марьяной успокоили девушку, даже наливки рюмочку налили, а то совсем бедняжка раскисла. Вернулась Катя домой поздно, а дядька даже не спросил, где была, что делала. Аксенов сидел в кресле с газетой, стихи читал, просвещался.

Катерина же отправилась в зимние сени, где папенька обустроил банное место. Выложил печь, углубленье в полу сделал, а под досками организовал желоб, по коему вода стекала и уходила в землю. Рядом с помывочной стояли лавки и ящики, где хранились ведра, черпаки, мочалки, мыло, да полотенца. Девушка растопила печь, поставила воду греться, а тем временем приступила к раздеванию. Платье сняла и аккуратно сложила, после на пол слетели панталоны с легкой рубашкой. Тело сейчас же ощутило легкость, а теплый влажный воздух снял напряжение. Помнится, раньше маменька помогала мыться, сначала ловила всех, потом загоняла в сени, вот уж визгу было.

Пока купалась, из головы все не выходили слова дяди. Неужели граф сам проявил интерес? Но почему? При встречах Блэр испытывал явную неприязнь, кривился и хмурился. Странный человек, ей Богу.

Катя сидела на лавке, кожа ее блестела, струйки воды бежали по телу, огибая небольшую грудь, дальше по животу и ниже. Фигурка у нее была, что называется, точеная. Стройные ножки, талия тонкая и невероятно изящные плечи, а еще худые запястья. И следить за собой краса приучилась с раннего детства, все благодаря родительнице, та большое значение придавала чистоте духовной и телесной.

После мытья вытерлась и нарядилась в ночную рубаху, а поверх накинула халатик атласный. Когда вышла из сеней, обнаружила Мокия Филипповича в том же кресле, только стихов он уже не читал, а храпел на всю залу, накрывшись газеткой. Будить его не стала, не хотелось лишний раз связываться, потому тихонько поднялась к себе в опочивальню.

Долго Катя лежала в кровати, сон никак не шел, мысли дурные в голову лезли. С улицы звуки всякие доносились, то собаки лаяли, то повозки со скрипом мимо проезжали. И тогда Катерина принялась считать барашков, сия детская забава всегда помогала. За барашками и не заметила, как уснула. Но сновиденье уж скоро обратилось кошмаром, снилось ей, что бежит в одной рубахе по лесу, а там все заволокло сизым туманом, дальше десяти шагов ничего не видно, волки завывают вдали. Но бежит она не просто так, за ней гонится нечто. И вот же несчастье, подвернулась нога, Катя упала в гору жухлой листвы, ощутила холод осеннего леса. А как хотела встать, почувствовала хватку железную. И рада бы закричать, но будто голос пропал, отчего получалось только рот открывать. Через мгновенье создание развернуло девушку к себе лицом, тогда-то и увидела Катя глаза черные с синеватым оттенком. Заворожил ее взгляд, сковал по рукам и ногам, а чудище тем временем начало рубаху рвать и стаскивать. И когда дьявол повалил на землю страдалицу, склонился над нею, Катя проснулась. Сердце колотилось так, что одеяло подпрыгивало на груди. Девушка принялась осматриваться, но скоро поняла, что лежит дома в своей постели, а за окном уж давно как рассвело. И тогда закрыла глаза, откинулась на подушки, надо было перевести дух.

Вниз спустилась к семи и что удивительно, обнаружила дядю. Он хоть и выглядел заспанным, однако на лице блуждала довольная улыбка, а в руке держал письмо.

– Доброе утро, голубушка. Не заваришь ли чайку? В такую рань пришлось подняться.

– И что вас потревожило? – не сводила глаз с письма.

– Да вот, посыльный заявился ни свет, ни заря. Приглашение принес.

– Куда же?

– На прием в усадьбу графа Элвина, – и снова зачитал, ибо памяти не хватило, чтобы с первого раза запомнить, – Марка Элиота Блэра.

– Я не пойду, – тут же замотала головой. – Поезжайте один, дядюшка.

– Катя, разве можно так? Это же, как некрасиво получится. Нет, нет, нет. Отказывать его Сиятельству нельзя ни в коем разе.

– Но…

– Даже не спорь. Я твой дядя и на правах родственника, который, кстати, радеет за тебя всей душой, заявляю, что поедем вместе. Он ведь не только нас пригласил, Катенька. Там соберутся все уважаемые господа. И глянь-ка, – протянул приглашение, – устраивает граф осенний бал. Разве не желает юная особа развеяться? Вот в столице для барышни отказаться от приема – моветон. Даже с головными болями и прочими недомоганиями едут, таков уж этикет.

– Будь, по-вашему, – сдалась.

– Замечательно! Прием состоится в шесть вечера. Подготовься, как следует, подбери надлежащий гардероб. Ты должна затмить красотой всех прочих девиц.

Катя выдохнула и поплелась умываться, сил в ней совсем не осталось. Ни дня покоя. Еще и кошмар приснился. Катерина полдня вспоминала глаза чудища из сна, уж очень знакомым казался взгляд. Лица разглядеть не получилось, его, будто не было… только глаза и тьма вокруг.