Читать книгу Маленькие женщины - Луиза Мэй Олкотт, Луиза Мэй Олкотт, Mybook Classics - Страница 22

На лицо Джо следовало бы внимательно посмотреть на следующий день, так как их с матерью секрет лег на ее плечи тяжким грузом, и девочке было очень трудно удержаться, чтобы не принять таинственный и важный вид. Мег это заметила, но не побеспокоилась расспросить, в чем дело, так как хорошо знала, что справляться с Джо лучше всего, следуя «закону противоположностей», и не сомневалась – сестра расскажет ей все сама, если ее не спрашивать. А посему она была весьма удивлена, когда молчание осталось нерушимым и Джо вдруг обрела покровительственный тон, явно угнетавший Мег, которая в свою очередь приняла вид полной достоинства сдержанности и целиком посвятила себя заботам о матери. Таким образом, Джо оказалась полностью предоставлена самой себе, потому что миссис Марч заняла ее место сиделки при Бет и посоветовала ей отдохнуть, поразмяться и поразвлечься после столь долгого заточения. И так как Эми отсутствовала, ее единственным прибежищем оказался Лори, но, притом что ей всегда было приятно и интересно находиться в его обществе, теперь она стала его опасаться, потому что он беспрестанно ее поддразнивал, и она боялась, что он вызнает у нее ее секрет.

Она была, разумеется, права, потому что не успел этот проказник заподозрить, что она хранит от него некую тайну, как вознамерился все тут же выведать и устроил Джо поистине тяжкую жизнь. Он пытался подольститься к ней, подкупить, высмеивал, угрожал, притворялся совершенно безразличным к тому, узнает он правду или нет, заявлял, что и так все сам знает, потом – что его это больше не интересует, и, наконец, благодаря неослабному упорству, удовольствовался сообщением, что тайна касается Мег и мистера Брука. Возмущенный тем, что его учитель не доверился ему, он решил «пошевелить мозгами» и измыслить подходящее возмездие за проявленное к нему пренебрежение.

Между тем Мег, очевидно, забыла обо всем этом и была поглощена подготовкой к возвращению домой отца, однако с ней вдруг произошла разительная перемена, и пару дней она, казалось, была сама не своя. Она вздрагивала, когда с нею заговаривали, краснела, когда на нее смотрели, стала очень молчалива и сидела над пяльцами с шитьем как-то неуверенно и тревожно. На вопросы маменьки она отвечала, что чувствует себя вполне хорошо, а Джо заставляла умолкнуть, требуя оставить ее в покое.

– Она чувствует ее прямо в воздухе – это я про любовь – и идет к ней ужасно быстро. У нее уже видны почти все симптомы: она возбуждена и сердита, не ест, лежит без сна и забивается в уголок – похандрить. Я подслушала, как она напевает ту песенку, что он для нее переводил, а один раз она назвала его «Джон», совсем как вы, и потом стала красная, как мак. Что же мы будем делать, маменька?! – вопрошала Джо, готовая на любые меры, вплоть до насильственных.

– Ничего – только ждать. Оставь ее в покое, будь доброй и терпеливой, а приезд вашего отца все расставит по своим местам, – ответила миссис Марч.

– Смотри-ка, Мег, тебе записка, запечатанная. Как странно! Тедди никогда мне не запечатывает, – сказала на следующий день Джо, распределяя содержимое маленькой почтовой конторы.

Миссис Марч и Джо погрузились в собственную корреспонденцию, когда странный возглас Мег заставил их поднять глаза и увидеть, что она пристально смотрит на полученную записку, а на лице ее – ужас.

– Что с тобой, девочка моя? – воскликнула ее мать, бросаясь к ней, а Джо попыталась отобрать у нее листок, причинивший какое-то зло.

– Это все ошибка! Он не мог это мне послать! Ах, Джо, как ты могла такое сделать? – И Мег закрыла лицо руками, рыдая так, словно у нее разрывалось сердце.

– Мег, я ничего не сделала! О чем она говорит? – закричала пришедшая в полное замешательство Джо.

Обычно добрые глаза Мег теперь сверкали гневом. Она вытащила из кармана смятую записку и бросила ее в Джо, говоря с упреком:

– Ты это написала, а дрянной мальчишка тебе помогал. Как могла ты быть такой грубой, Джо, такой низкой и жестокой к нам обоим?

Джо почти не слышала ее слов, так как они с матерью в это время читали записку, написанную чужим почерком:

Моя дражайшая Маргарет!

Я не могу долее скрывать свою страсть и должен узнать мою судьбу прежде, чем возвращусь. Я еще не посмел сказать об этом Вашим родителям, но думаю, что они дали бы свое согласие, если бы узнали, что мы обожаем друг друга. Мистер Лоренс поможет мне получить хорошее место, и тогда, моя прелестная девочка, Вы сделаете меня счастливым. Я умоляю Вас пока ничего не говорить Вашим родным, но пошлите одно слово надежды через Лори

Вашему преданному Джону.

– Ох, ну и злодей же он, хоть и малолетний! Это он мне так решил отплатить за то, что я маме слово дала молчать. Ну и задам же я ему – от всей души, и приведу его сюда – прощенья просить! – воскликнула Джо, горя желанием немедленно осуществить правосудие. Однако миссис Марч удержала ее, сказав с таким выражением, какое редко можно было увидеть на ее лице:

– Погоди, Джо, прежде всего тебе следует очиститься от обвинения. Ты устраивала столько всяческих проказ, что, я боюсь, ты могла приложить руку и к этой.

– Даю вам слово, мама, я тут ни при чем! Я никогда не видела этой записки раньше и ничего о ней не знаю, и это такая же правда, как то, что я живу на свете, – заявила Джо так серьезно и с такой искренностью, что и мать, и сестра сразу ей поверили. – Если бы я в этом участвовала, я бы это сделала гораздо лучше и в записке был бы какой-то смысл. Мне казалось бы, что вы сразу распознаете, что мистер Брук никак не мог написать бессмыслицу вроде этой, – добавила она, с презрением отбросив бумажку.

– Это похоже на… его почерк, – запинаясь, проговорила Мег, сравнивая эту записку с какой-то другой, которую держала в руке.

– Ах, Мег, ты ведь на ту ему не ответила, правда? – поспешно спросила миссис Марч.

– Да. Я… ответила! – И пристыженная Мег закрыла лицо руками.

– Ну и скандал! Позвольте же мне притащить этого противного мальчишку сюда – пускай объяснится и получит по заслугам! Не успокоюсь, пока он не попадет ко мне в руки! – И Джо снова направилась к двери.

– Тихо! Дайте мне со всем этим разобраться! Все гораздо хуже, чем я думала. Маргарет, расскажи-ка мне все по порядку, – приказала миссис Марч, усаживаясь рядом с Мег и придерживая рукою Джо, чтобы та не умчалась прочь.

– Я получила первое письмо через Лори, было непохоже, что он знает что-нибудь про это, – начала Мег, не поднимая глаз. – Сначала я заволновалась, хотела вам рассказать, потом вспомнила, как вам нравится мистер Брук, и подумала, что вы не рассердитесь, если я немножко – несколько дней – подержу все в секрете. Я такая глупая – мне приятно было думать, что никто ничего не знает, и, пока я решала, что же мне ответить, я чувствовала себя, как те девушки в книжках, которым приходилось так делать по необходимости. Простите меня, мама, я расплачиваюсь теперь за свою глупость. Я уже никогда не смогу прямо посмотреть ему в глаза.

– Так что же ты ему ответила? – спросила миссис Марч.

– Я написала только, что еще слишком молода, чтобы что-то делать по такому поводу, что не хочу иметь от вас секретов и что ему следует поговорить с папой. Я написала, что очень ему благодарна за доброту и буду ему другом и больше ничего на долгое время.

Миссис Марч улыбнулась, словно была очень этим довольна, а Джо захлопала в ладоши и воскликнула со смехом:

– Ну, ты прямо как Кэролайн Перси[99] – просто воплощенное благоразумие! Дальше, Мег! Рассказывай – что он на это ответил?

– Он пишет совершенно по-иному. Он говорит, что никогда не посылал никаких писем о любви и очень сожалеет, что моя проказливая сестрица Джо позволила себе столь вольно обращаться с нашими именами. Его письмо очень доброе и уважительное, но подумать только, как все это ужасно для меня!

И Мег склонилась к материнскому плечу в безысходном отчаянии, а Джо, сердито топая, зашагала по комнате, всячески браня Лори. Вдруг она резко остановилась, схватила оба письма и, внимательно их просмотрев, решительно заявила:

– Я думаю, Брук ни одного из них и в глаза не видал. Тедди написал оба сам и оставил у себя твое, Мег, чтобы поиздеваться надо мной за то, что я не открыла ему мой секрет.

– Незачем тебе иметь секреты, Джо! Расскажи его маме и избавься от всякого беспокойства, – предостерегающим тоном посоветовала Мег.

– Спасибо, деточка! Этот секрет мама мне сказала.

– Довольно, Джо! Я успокою Мег, а ты тем временем пойди за Лори и приведи его сюда. Я выясню все досконально и тотчас положу конец таким проделкам.

И прочь умчалась Джо, а миссис Марч тихо и мягко стала рассказывать Мег о том, что на самом деле чувствует к ней мистер Брук.

– А теперь, дорогая, скажи, что чувствуешь к нему ты? Любишь ли ты его настолько, чтобы подождать, пока он создаст для тебя домашний очаг, или ты хочешь остаться пока совершенно свободной?

– Я так напугана и так переволновалась за это время, что теперь не желаю слышать ни о каких любовных делах и о возлюбленных, а может, и вообще никогда больше не захочу! – тоном капризного ребенка ответила Мег. – Если Джон ничего об этой глупости не знает, не надо ему рассказывать, а Джо с Лори надо заставить держать язык за зубами. Я не позволю, чтобы мне досаждали, обманывали меня или считали дурой. Стыд какой!

Видя, что обычно кроткий нрав Мег взбудоражен, а гордость ее уязвлена этой озорной проделкой, миссис Марч постаралась успокоить дочь, посоветовав ей не говорить о случившемся никому на свете и в будущем быть особенно осмотрительной. Как только в прихожей раздались шаги Лори, Мег поспешила укрыться в отцовском кабинете, и миссис Марч принимала виновника происшедшего в одиночестве.

Джо не сказала ему, почему он вдруг потребовался, из опасения, что он может не согласиться пойти, но он все понял в ту самую минуту, как увидел лицо миссис Марч, и остановился, вертя в руках шляпу с виноватым видом, тотчас же его выдавшим. Джо сказали, что она может быть свободна, но она предпочла остаться шагать взад и вперед по прихожей, словно солдат на часах, немного страшась, что пленник может сбежать. Голоса в гостиной звучали то громче, то тише, и продолжалось это не менее получаса, но что там происходило во время этой встречи, Мег и Джо так никогда и не узнали.

Когда же девочек туда позвали, Лори стоял рядом с их матушкой, а лицо его было полно такого раскаяния, что Джо тут же его простила, однако подумала, что будет не так уж умно прилюдно обнаружить этот факт, а Мег приняла его смиренные просьбы о прощении и была весьма утешена его заверениями, что Брук ничего не знал о его проделке.

– Я никогда ему не скажу об этом – до самого моего смертного часа, даже табун диких коней не вытрясет из меня эту тайну, так что вы простите меня, Мег, а я вывернусь наизнанку, чтобы доказать вам, как мне жаль, что я это сделал! – произнес он, всем своим видом показывая, как ему стыдно за себя.

– Я попытаюсь простить вас, только это было сделано так не по-джентльменски, я бы и подумать не могла, что вы способны совершить такой коварный и злой поступок, Лори! – ответила Мег, которая старалась скрыть свое смущение, напустив на себя мрачно-укоризненный вид.

– Это было совершенно отвратительно, и я заслуживаю того, чтобы вы со мною не разговаривали целый месяц, но ведь вы все равно будете, правда? – И Лори таким умоляющим жестом сложил руки и таким неотразимо убедительным тоном говорил это, что было невозможно хмуриться и сердито глядеть на него, несмотря на его скандалёзное поведение.

Мег его простила, и напряженное выражение лица миссис Марч сменилось на обычное доброжелательное, несмотря на ее усилия выглядеть суровой, когда она услышала его заверения в том, что он постарается любыми способами искупить свою вину и станет пресмыкаться, словно червь во прахе, пред девицею, им оскорбленной.

Джо стояла, отчужденно молча, пытаясь ожесточить свое сердце против Лори, но преуспела лишь в том, чтобы лицо ее приняло выражение крайнего неодобрения. Лори глянул на нее раз-другой, и, поскольку она не смягчилась, он почувствовал себя уязвленным и повернулся к ней спиной, а когда Мег с матушкой оставили его в покое, он отвесил ей низкий поклон и вышел, не промолвив ни слова.

Однако стоило ему уйти, как Джо тут же пожалела, что была так непростительно неуступчива, и, когда Мег и матушка отправились наверх, она почувствовала себя ужасно одинокой и затосковала о Тедди. Посопротивлявшись некоторое время, она все-таки уступила соблазну и, вооружившись книгой, которую следовало возвратить, направилась к большому дому.

– Что, мистер Лоренс дома? – осведомилась она у горничной, спускавшейся по лестнице.

– Да, мисс, но я не думаю, что его сейчас можно будет увидеть.

– Отчего же нет? Он заболел?

– Нет, что вы, мисс! Просто у них была сцена с мистером Лори, у которого сегодня из-за чего-то опять приступ раздражения, а это выводит старого джентльмена из себя, так что я не смею к нему даже близко подходить.

– А Лори где?

– Заперся у себя наверху и никак не откликается, хоть я стучала-стучала! И не знаю, что с обедом-то будет, он ведь готов, а есть его некому.

– Пойду посмотрю, в чем там дело. Я их не боюсь – ни того ни другого.

И Джо зашагала наверх. Там она энергично постучала в дверь маленького кабинета Лори.

– Прекратите, не то я выйду, и вы у меня получите!

Джо немедленно постучала снова.

Дверь распахнулась, и девочка влетела в комнату прежде, чем Лори успел оправиться от изумления. Увидев, что он действительно выведен из себя, Джо, знавшая, как нужно с ним управляться, приняла сокрушенный вид и, театрально опустившись на колени, смиренно произнесла:

– Пожалуйста, простите меня за то, что я была так сердита! Я пришла восстановить мир и не могу уйти, пока этого не сделаю.

– Хорошо. Встаньте. И не стройте из себя глупую гусыню, Джо, – последовал кавалерственный ответ на ее петицию.

– Благодарю вас. Не буду. Могу ли я спросить, что случилось? Непохоже, чтобы у вас было очень легко на душе.

– Мне задали трепку, и терпеть это я не желаю.

– Кто же вам ее задал? – Вопрос Джо прозвучал очень настоятельно.

– Мой дед. Если бы это был не он, я бы… – И оскорбленный юноша закончил свою фразу энергичным жестом правой руки.

– Подумаешь! Я сама часто задаю вам трепку – вы же ничего не имеете против! – успокаивающим тоном произнесла Джо.

– Оставьте! Вы – девушка, и мы просто забавляемся. Мужчине я этого никогда не позволю!

– Ну, я думаю, никто и не осмелится даже попробовать, если вы будете так похожи на грозовую тучу, как сейчас. Почему же с вами так обошлись?

– Только потому, что я не захотел сказать, зачем ваша матушка меня звала. Я же обещал никому не говорить и, разумеется, не собирался нарушить слово.

– А вы не могли как-то иначе ответить дедушке, чтобы его удовлетворить?

– Нет. Ему нужна была правда, вся правда, и ничего, кроме правды[100]. Я бы рассказал ему о своей роли в том скандале, если бы мог обойтись без упоминания Мег. А так как я не мог, я держал язык за зубами и выносил брань, пока старый джентльмен не схватил меня за шиворот. Тогда я сбежал, испугавшись, что потеряю самообладание.

– Нехорошо получилось. Но он жалеет об этом, я уверена. Так что пойдите к нему и помиритесь. Я вам помогу.

– Да пусть меня сначала повесят! Я не допущу, чтобы меня тут отчитывали и колошматили все, кому не лень, за пустые проделки. Я жалею, что так обошелся с Мег, и я извинился, как и подобает мужчине, но я бы не сделал этого, если бы не был не прав, и никогда не сделаю.

– Он же этого не знал.

– Ему следовало бы мне доверять и не относиться ко мне как к малому ребенку. Это бессмысленно, Джо! Ему надо понять, что я способен уже сам о себе позаботиться и не нуждаюсь в чьих-то тесемках от фартука, чтобы за них цепляться и не падать при ходьбе!

– Ну и перчик же вы, скажу я вам! – вздохнула Джо. – Как вы предполагаете все это уладить?

– Ну, ему следовало бы извиниться и поверить мне, когда я говорю, что не могу сказать ему, о чем весь этот сыр-бор.

– Да что вы?! Он этого не сделает.

– Без этого я к нему не пойду.

– Погодите, Тедди, будьте же благоразумны! Не обращайте внимания на это, а я вам объясню, что сумею. Вы ведь не можете вечно оставаться здесь, наверху, так что нет смысла устраивать мелодраму.

– А я и не предполагаю здесь долго оставаться. Ни в коем случае. Я выберусь отсюда потихоньку и отправлюсь куда-нибудь путешествовать, а когда дед меня хватится, он быстренько утихомирится.

– Скорее всего. Только вам не следовало бы уезжать и заставлять его волноваться.

– Хватит мне проповеди читать, Джо. Поеду в Вашингтон к Бруку. Там весело, и я прекрасно проведу время после всех этих треволнений.

– Ох и весело же вам там будет! Я бы тоже хотела сбежать туда! – воскликнула Джо, позабыв о взятой на себя роли ментора, сразу заслонившейся яркими картинами «боевой» жизни в столице.

– Так поедем тогда! Почему бы и нет?! Поезжайте, устройте сюрприз вашему батюшке, а я расшевелю старину Брука, вот ведь славная выйдет шутка! Давайте, Джо! Мы оставим письмо, что с нами все в порядке, и тотчас пустимся в бега. Денег у меня хватит. А вам это пойдет не во вред, а только на пользу, раз вы едете к вашему отцу.

С минуту казалось, что Джо готова согласиться, ибо, каким бы безумным ни выглядел этот план, он вполне пришелся ей по нраву. Она устала от забот, от долгого заточения, ей хотелось какой-то перемены, а мысли об отце соблазнительно смешивались с новыми, влекущими к себе возможностями – бивуаками, госпиталями, свободой и веселым времяпрепровождением. Ее глаза загорелись и мечтательно обратились к окну, но там пред ними предстал старый дом, и Джо покачала головой, приняв горестное решение:

– Если бы я была мальчишкой, мы убежали бы вместе и провели бы время с блеском. Но я всего лишь злосчастная девчонка, я должна вести себя как подобает и сидеть дома, у очага. Не соблазняйте меня, Тедди, это просто безумный план.

– В том-то и прелесть! – начал Лори, охваченный приступом своеволия, стремлением вырваться за все и всяческие пределы.

– Да замолчите вы или нет?! – вскричала Джо, затыкая уши. – Моя судьба – жеманство да кокетство, и мне, видно, придется с этим смириться. Я пришла к вам мораль читать, а не слушать о том, чтобы бежать отсюда вприпрыжку!

– Я был уверен, что Мег напрочь заклеймила бы такое предложение, но думал, что у вас-то хватит на это духу… – вкрадчиво начал Лори.

– Замолчите, дурной мальчишка! Лучше сядьте и подумайте о своих грехах, вместо того чтобы заставлять меня совершать новые! Если я добьюсь, чтобы ваш дедушка извинился за трепку, вы согласитесь не убегать? – вполне серьезно спросила Джо.

– Да, только вам этого никогда не добиться, – ответил Лори, желавший примирения, но ощущавший, что его оскорбленное достоинство должно быть прежде умиротворено.

– Если я могу управляться с младшим, то смогу сладить и со старшим, – пробормотала себе под нос Джо, выходя из кабинета, где остался Лори, склонившийся над картой железных дорог и подпиравший буйную голову обеими руками.

– Войдите! – Неприветливый голос мистера Лоренса звучал еще неприветливее, чем обычно, когда Джо осторожно постучала в его дверь.

– Это только я, сэр, пришла вернуть вам книгу, – тихо сказала Джо, входя в кабинет.

– Какую-нибудь еще хотите? – спросил старый джентльмен. Выглядел он мрачным и сердитым, но старался этого не выказывать.

– Да, если можно. Мне очень понравился старина Сэм. Я думаю, может, мне второй том почитать? – отвечала Джо, надеясь расположить к себе старого джентльмена, приняв вторую дозу босуэлловского «Джонсона»[101], поскольку именно мистер Лоренс рекомендовал ей это веселенькое произведение.

Нахмуренный лоб несколько разгладился, когда мистер Лоренс подкатил лесенку к шкафу, где размещалось литературное наследие Джонсона и книги о нем. Джо быстро вскочила на самый верх лесенки и, усевшись там, сделала вид, что ищет нужный том, однако на самом деле раздумывала над тем, как лучше всего приступить к достижению опасной цели ее визита. Казалось, мистер Лоренс уже заподозрил, что в голове у нее кое-что заваривается, так как, проделав несколько быстрых кругов по кабинету, он поворотился к ней и заговорил так неожиданно, что «Расселас»[102] упал вниз лицом прямо на пол.

– Что такого наделал этот мальчишка? Не пытайтесь его выгораживать. Я знаю, что он напроказил, видел по тому, как он повел себя, когда явился домой. Не могу ни слова из него вытянуть, а когда пригрозил вытрясти из него правду, он удрал наверх и заперся там, у себя.

– Он поступил нехорошо, но мы его простили и все пообещали никому ни слова об этом не говорить, – с видимой неохотой ответила Джо.

– Так не пойдет! Нечего ему укрываться за обещанием, полученным от вас, мягкосердечных девиц: если он сделал что-то неподобающее, он должен в этом признаться, извиниться и понести наказание. Выкладывайте, Джо, этому не следует крыться во мраке.

Мистер Лоренс выглядел таким грозным и говорил так резко, что Джо с радостью бросилась бы прочь, если бы могла, но она сидела на верхушке лесенки, а он стоял у самого ее подножия, словно лев на тропе, так что девочке пришлось остаться на месте и храбро, лицом к лицу, встретить опасность.

– Но на самом деле, сэр, я не могу этого рассказать. Мама нам запретила. Лори во всем признался, попросил прощения и был вполне достаточно наказан. Мы молчим вовсе не для того, чтобы его выгораживать, но чтобы защитить кого-то другого, а если вы вмешаетесь, это лишь принесет еще больше неприятностей. Прошу вас, не делайте этого. Тут есть отчасти и моя вина, но сейчас уже все уладилось. Так что давайте забудем все и лучше поговорим о «Рамблере»[103] или о чем-нибудь приятном.

– Плевать я хотел на «Рамблера»! Слезайте оттуда и дайте мне слово, что этот мой безалаберный мальчишка не оказался неблагодарным или дерзким по отношению к вам. Если он таким оказался, я выпорю его своею собственной рукой!

Это прозвучало как страшная угроза, но Джо нисколько не встревожилась – она была уверена, что старый джентльмен никогда и пальцем не тронет своего внука, пусть даже и говорит обратное. Она послушно сошла с лестнички и постаралась всячески преуменьшить значение мальчишеской проделки, хотя не выдала Мег и нисколько не забыла о том, что случилось на самом деле.

– Хмм… Ну, если мальчишка держал язык за зубами оттого, что дал слово, а не из упрямства, я его прощаю. Он – упрямец, с ним трудно управляться, – сказал мистер Лоренс, ероша волосы на голове так, что стало казаться, будто вокруг него только что бушевала буря, а затем ладонью точно стер хмурость со лба и с облегчением вздохнул.

– Да я и сама такая же, но доброе слово со мною управится легче всего даже там, где вся королевская конница и вся королевская рать не смогут ничего сделать, – провозгласила Джо, пытаясь замолвить словечко за своего друга, который, казалось, то и дело попадал из огня да в полымя.

– Вы полагаете, я к нему недостаточно добр, а? – последовал резкий отклик.

– О нет, сэр, нет! Вы, скорее, слишком добры порой, только потом бываете немножко вспыльчивы, когда он испытывает ваше терпение. Вам не кажется, что так оно и бывает, а, сэр?

Джо твердо решила высказать старому джентльмену все сразу и пыталась казаться совершенно спокойной, хотя во время этой дерзкой речи ее пробирала довольно сильная дрожь. К величайшему ее облегчению, да и к неменьшему удивлению, старый джентльмен только с грохотом швырнул свои очки на стол и воскликнул с полной откровенностью:

– Вы правы, девочка, это так и есть! Я люблю мальчишку, но он непереносимо испытывает мое терпение, и я знаю, чем это кончится, если так будет продолжаться.

– Я сама вам скажу – он сбежит.

Джо пожалела о своих словах в ту же минуту, как они вылетели у нее изо рта. Ей хотелось предостеречь деда, сказать ему, что его внук не вынесет слишком строгих ограничений, и она надеялась, что тогда старый джентльмен будет более снисходителен к внуку.

Раскрасневшееся лицо мистера Лоренса вдруг резко изменилось, и он опустился в кресло, бросив тревожный взгляд на портрет красивого мужчины, висевший прямо над его столом. Это был портрет отца Лори, в юности сбежавшего из дому и женившегося вопреки деспотической воле отца. Джо представилось, что мистер Лоренс вспомнил о прошлом и сильно об этом пожалел, а она пожалела, что заговорила о возможном побеге мальчика.

– Лори этого не сделает, если только очень сильно не разволнуется, он просто иногда грозится этим, когда ему зубрежка надоедает. Мне тоже часто этого хочется, особенно с тех пор, как я волосы остригла, так что, если вы когда-нибудь нас хватитесь, помещайте объявления про двух мальчиков и разыскивайте их на кораблях, отплывающих в Индию.

Джо говорила все это со смехом, и мистер Лоренс явно почувствовал облегчение, видимо принимая ее речь как шутку.

– Ах вы, дерзкая девчонка! Как вы смеете со мной так разговаривать? Куда подевалось ваше уважение ко мне, куда делось подобающее воспитание?! Паршивые мальчишки и девчонки! Они просто настоящие мучители, и – надо же – мы не можем без них обойтись! – заключил он, добродушно ущипнув Джо за обе щеки. – Пойдите приведите этого мальчишку вниз, обедать, скажите, все уладилось, и посоветуйте ему не напускать на себя трагический вид при его дедушке. Я этого не терплю.

– Он не пойдет, сэр. Он ужасно расстроился, потому что вы ему не поверили, когда он говорил, что не может сказать вам. И я думаю, трепка очень сильно его оскорбила.

Джо старалась напустить на себя жалостливый вид, но, вероятно, это у нее получилось не очень удачно, так как мистер Лоренс рассмеялся, и она поняла, что битва выиграна.

– Я жалею, что так сделал, и должен быть благодарен, что он не задал мне трепку в ответ. Так чего же этот чертенок от меня теперь хочет? – спросил старый джентльмен, видимо несколько устыдившись своей раздражительности.

– На вашем месте я бы написала ему и извинилась, сэр. Он говорит, что не спустится вниз, если этого не случится, и поднимает разговор о Вашингтоне, и строит абсурдные планы. Формальное извинение поможет ему понять собственную глупость, и он явится вниз в добром расположении духа. Попробуйте так. Он любит позабавиться, а этот способ лучше всяких разговоров. Я отнесу записку наверх и научу его поступить как надо.

Мистер Лоренс одарил ее проницательным взглядом и, надевая очки, сказал раздумчиво:

– Вы – хитрая кошечка, но я не против того, чтобы со мною управлялись вы и Бет. Ну-ка дайте мне листок бумаги, и покончим со всей этой ерундой.

Записка была написана в выражениях, какими один джентльмен пользуется после того, как нанес другому тяжкое оскорбление. Джо торопливо поцеловала старого джентльмена в лысинку на макушке, бросилась наверх, чтобы просунуть записку под запертую дверь Лори и через замочную скважину посоветовать ему быть уступчивым, благопристойным… и упомянула еще парочку приятных невозможностей. Обнаружив, что дверь по-прежнему не отпирается, она решила дать записке время самой делать свое дело и уже тихонько направилась прочь, когда юный джентльмен обогнал ее, съехав вниз по перилам лестницы, подождал у последней ступеньки и сказал с самым добродетельным выражением на физиономии, на какое был способен:

– Ох и молодчина же вы, Джо! На вас накричали? – добавил он, посмеиваясь.

– Нет. Он был довольно покладист, в общем и целом.

– А-а! Так это я все получил сполна. Даже вы меня бросили там, наверху, и я уже просто был готов пойти ко всем чертям, – заговорил Лори довольно жалобным тоном.

– Не надо так говорить, лучше переверните страницу, Тедди, и давайте-ка начните новую жизнь, сын мой!

– Да я только и делаю, что переворачиваю страницы и порчу их, как портил в школьных тетрадках, и уже столько раз начинал сначала, что и конца не видать! – последовал меланхолический ответ.

– Идите-ка съешьте свой обед – вы почувствуете себя гораздо лучше! Мужчины вечно ворчат, когда голодны. – И с этими словами Джо выскочила за дверь дома.

– Это она «клеит» на мою «секту», – произнес Лори, подражая Эми и направляясь в столовую – участвовать в сцене смирения гордыни вместе с дедом, который весь остаток дня был просто ангельски кроток и проявлял к внуку всяческое уважение. (Мои читатели, конечно, успели догадаться, что последнее высказывание Лори означало: «Она клевещет на мужскую касту».)

Все полагали, что тем дело и кончилось и маленькая тучка рассеялась, но вред был нанесен, и хотя другие скоро забыли об этом, Мег забыть не смогла. Она больше никогда не упоминала об определенном человеке, но очень много о нем думала, видела о нем сны чаще, чем прежде, а однажды Джо, роясь в столе у сестры в поисках марок, нашла клочок бумаги с нацарапанными на нем словами «Миссис Джон Брук», при виде которых она издала трагический стон и швырнула бумажку в огонь камина, чувствуя, что озорство Лори ускорило наступление дня, столь для нее злосчастного.