Читать книгу Рак лечится Любовью - Любовь Карабут - Страница 10

Я сидела на своей кухне. Одна. Мужа проводила на работу, деток – в садик.

И со всеми мысленно попрощалась и попросила прощения за то, что ухожу. За окном солнечное летнее утро, заливисто поют птицы, оживленно беседуют бабушки на лавочке, солнечные лучи скользят по моему равнодушному лицу и рукам, по свежеоклеянным стенам и потолку…

Тихо так, что слышно, как стучит моё сердце. Взгляд упал на старинные часы, стоявшие в коридоре на трюмо. Восемь часов ровно.

– Вот сейчас всё и закончится, – спокойно-безразлично подумала я. – Так странно: меня не будет, а жизнь будет продолжаться, так же, как сейчас, будет светить солнце, и бабушки будут обсуждать очередную важную тему, будут бегать дети во дворе, и среди них – мои.

Живо представила эту картину. Мир без меня.

– Что ты чувствуешь? – задала сомой себе вопрос. – Какое-то тупое безразличие, смешанное со спокойствием и с облегчением. В своем воображении я была уже где-то далеко-далеко на белом пушистом облаке и с высоты взирала на дорогих мне людей.

– Тебе не жаль их оставлять? – ещё один вопрос себе.

– Уже нет. Думаю, им без меня будет легче.

За последние пять лет из молодой цветущей женщины я превратилась в старую, толстую, больную развалюху.

После рождения младшей дочки стремительно увеличивался вес, и так же стремительно ухудшалось здоровье.

Холецистит, гастрит, ревматизм, порок сердца, гипертония второй степени, остеохондроз и многие другие болезни, как грибы после дождя, возникали в моем организме.

В городской поликлинике и больничке все врачи знали меня в лицо и по имени.

А с гинекологами мы практически стали родней.

Началось всё с безобидного воспаления придатков. Амбулаторное лечение вместо ожидаемого улучшения дало резкое ухудшение: появились кисты на яичниках. Постоянные боли, хождение по врачам, непрекращающиеся болезни детей сделали меня мнительной, раздражительной и плаксивой.

Не хватало сил на уход за собой, мой обычный домашний наряд – засаленный халат, вряд ли добавлял привлекательности в глазах мужа. И без того редкие интимные встречи с ним прекратились совсем. И лечь спать я старалась в детской, чтоб избежать лишних вопросов и объяснений.

После очередного осмотра мой лечащий врач внимательно посмотрела на меня и строго спросила, как часто я сплю с мужем.

Услышав отрицательный ответ, решительно посоветовала завести любовника. В противном случае (по словам всё того же врача) мне грозила очень незавидная участь: дальнейшее ухудшение женского здоровья и окончательный развал семьи.

Воспитанная мамой в духе уважения и верности по отношению к мужу, я испытала настоящий шок. Возмущение, негодование, растерянность, обреченность стремительно сменяли друг друга.

– Как же мне не везёт! И выхода совсем не видно, – грустно думала я.

Дела шли всё хуже. Амбулаторное лечение не давало положительных результатов, и тогда мне предложили лечиться в стационаре, у самого лучшего женского доктора города и района.

Вечером, дождавшись мужа с работы, всё ему рассказала. Тот, помолчав по своему обыкновению, согласился с тем, что стационарное лечение у такого светилы, как Владимир Васильевич, может быть очень полезно. На вопрос, как он справится с тремя детьми, успокоил: «Дома и стены помогают»…

Весна. Месяц в больнице. Уколы, капельницы, процедуры. Больничная маята, вина перед мужем и детьми, надежда на выздоровление, бесконечная вера в великого и могучего В. В. Улучшение было, и хватило его до осени. Осенью – рецидив. Скорая, и опять больница. И всё по новому кругу.

И всё по нарастающей.

И так ещё долгие три года.

Весна, осень – стационар, а между ними – домашний ад с поисками выхода, прогрессирующей болезнью сына, с бесконечными болезнями девчонок-погодок и частыми скандалами выпившего мужа-ревнивца, кидавшегося то с ружьём, то с ножом…

Весеннее лечение подходило к концу.

Чувствовала я себя куда лучше обычного и радостно готовилась к выписке. Дома с нетерпением ждали истосковавшиеся по маме детишки и уставший от бытовухи, муж.

Ночью проснулась от острой боли в низу живота и сильного жара. Как в бреду по стеночке дошла до дежурной медсестры. Посмотрев на меня, та бросилась за врачом. Владимир Васильевич появился быстро, позвал в смотровую. Корчась от боли, едва сдерживала стон. Хмурое лицо врача не предвещало ничего хорошего.

– Сейчас сделаю укол, поспишь, а завтра поговорим, – не глядя мне в глаза, произнес Владимир Васильевич.

Я кивнула, приняла в вену какое-то лекарство и побрела в свою палату.

На следующее утро после обхода старшая медсестра попросила зайти в кабинет самого В. В. Всё это было как-то странно, и вызывало во мне неясную тревогу и беспокойство.

Робко постучавшись, вошла в кабинет. Владимир Васильевич стоял у окна, нервно стискивая свои крепкие руки. Жестом пригласил сесть.

– Люба, вы ещё хотите иметь детей? – задал он совершенно неожиданный для меня вопрос.

– Конечно, нет! – воскликнула я. – Их у меня трое, и все не очень здоровы. Надо их до ума довести и на ноги поставить. А почему вы меня об этом спрашиваете?

Владимир Васильевич помедлил, подбирая слова, грустно вздохнул и, отводя взгляд куда-то вдаль, произнес:

– У нас отрицательная динамика.

Этот непонятный медицинский жаргон мне ничего не говорил. Только по печальному голосу, хмурому выражению лица и по слову «отрицательная» мне стало понятно, что дела мои не так хороши, как хотелось бы. Я напряглась, неотрывно следя за ним глазами, а он продолжал:

– Я посмотрел ваши анализы на цито. (О Боже, говорите же по-русски, – хотелось крикнуть мне в отчаянии). Они положительные. Нужна операция. Пока ещё не очень поздно. После операции рожать вы уже не сможете.

До меня потихоньку стал частично доходить смысл услышанного.

– Вы хотите мне вырезать женские органы? – наконец спросила я после длительной паузы.

– Другого выхода я не вижу. И ещё: мне необходимо поговорить с вашим мужем.

– Зачем же обсуждать женские темы с моим мужем? Я и сама ему всё расскажу, – наивно возразила я.

– Верю, и все ж, пусть сегодня перед вашей выпиской он ко мне обязательно зайдет.

– Вы меня выписываете?! В таком состоянии?! – изумленно прошептала я, с трудом выдавливая слова.

– Именно об этом я и хочу поговорить с вашим мужем.

Беспрепятственно позвонила с поста мужу, поймала на себе жалостливый взгляд дежурной медсестры и вернулась в палату. Соседки по койкам вопросительно смотрели на мое бледное растерянное лицо.

– Ну, что сказал наш В.В.? – не удержалась Татьяна, самая бойкая из всех четверых.

– Меня домой выписывают, – сказала я и неловко улыбнулась.

– Домой? – недоверчиво спросила Таня. – А что он еще говорил? – пытала она.

И я рассказала его птичьим языком и про отрицательную динамику и про положительный анализ на цито.

В палате воцарила гробовая тишина. Тётя Надя ойкнула и уронила спицы. Лица у моих товарок вытянулись, глаза округлились, и все четыре пары глаз уставились на меня. Я ничего не могла понять, и только переводила взгляд с одной на другую, тупо спрашивала:

– Вы чего, девочки? Что случилось? Что же вы молчите?

Девочки растерянно переглядывались между собой, не решаясь заговорить.

Татьяна опомнилась первой.

– И не такое в жизни случается! Ты только не переживай, медицина у нас сильная, если облучение потребуется, соглашайся. У тебя организм молодой, справится. Еще сто лет проживешь, – затараторила она, нарочито весело натужно улыбаясь.

Слушала я весь этот бред и всё не могла взять в толк: что это за облучение, зачем оно мне надо и с чем должен справиться мой молодой организм.

Остальные женщины, как по команде, окружили меня, кто обнимал, кто заплакал, кто по плечу хлопал. И все наперебой уверяли, что я ещё долго проживу.

Всё это было настолько странно, что я не знала, что говорить и как себя вести. Стояла в кругу и тупо кивала головой, повторяя:

– Всё будет хорошо, всё будет хорошо, всё будет хорошо…

Спасла меня от одновременно сошедших с ума и так больных женщин, медсестра. Заглянув в палату, громко сказала:

– Карабут, собирайтесь. Вас ждет муж.

Быстренько подхватив нехитрые больничные пожитки, весело пожелав всем скорейшего выздоровления и выписки, поспешила к родному мужу.

– Уж он-то всегда в здравом уме и твердой памяти, – подумала я, – всё расставит на свои места.

Алексей ждал меня в конце коридора, нервно переминаясь с ноги на ногу. Его высокая, по-мужски красивая фигура, сгорбилась и стала меньше. И враз прибавилось седины в его пепельной волнистой копне.

– Наверное, опять дети болеют, – успела подумать я, бросаясь ему на шею.

– Здравствуй, дорогой мой! Как я соскучилась!

Обняв его, я почувствовала, как мелкой дрожью дрожит его большое тело.

– Наверное, соскучился, – подумала про себя и улыбнулась ему в подмышку.

– Пойдем домой, – наконец произнес муж неестественным глухим голосом. – Там обо всём и поговорим.

Лицо его было серое, как тогда, в Ираеле, когда он узнал об измене своей жены. Губы искривились и подрагивали.

– Да что же такое происходит?! О чём мой муж хочет поговорить? И почему он такой? – вопросы возникали один за одним, и не было на них ответа…

В полной тишине мы дошли до нашего грузовичка. Водитель Василий сдержанно улыбнулся мне, молча кивнул. До дома ехали в полной тишине.

Мне становилось всё неуютнее и тревожнее.

Дома тихо: дети ещё в садике. С трепетом прошла по комнатам. Подняла упавшую игрушку, посадила на полку. Муж топтался в прихожей.

– Любонька, ты пока в душ зайди, осмотрись, а я в магазин и за детворой.

– Ты же поговорить хотел, – напомнила я.

– Давай вечерком, малых спать уложим и погутарим, – не глядя мне в глаза, ответил муж. И поспешно скрылся за дверью.

Встреча была трогательной до слёз. Резвый топот маленьких ножек, крики «мама пришла, быстрей, к маме»! доносились ещё с первого этажа.

Вбежав в открытую дверь, сразу упали в мои раскрытые объятия. Все трое. Из моих глаз невольно брызнули слезы.

– Мамочка, ты что плачешь? – щебетали мои пташки, ласково гладя мои щеки и волосы.

– От счастья, что я опять с вами, мои дорогие, – ответила я, целуя маленькие ладошки, щечки, глазки родных детишек.

Наигравшись и накупавшись, послушав на ночь сказку, детвора уснула.

Плотно закрыв дверь, мы с мужем устроились на кухне. Я молча ждала, он собирался с духом. Тишина между нами была плотной и напряженной.

– Любаша, у тебя рак, – без всяких предисловий рубанул Алексей. – Владимир Васильевич настаивает на операции.

Кухня медленно поплыла, голова закружилась, перед глазами полетели «мушки», в ушах зазвенело. Всё тело вздрогнуло, как от грозового разряда.

Мои губы растянулись в несуразной улыбке.

– Какой рак? Что ты такое говоришь? Нет у меня никакого рака! – почти закричала я.

– Тссс! – муж приложил указательный палец к губам. – Успокойся, детей разбудишь.

Помолчал, дал время прийти в себя. В долю секунды в моей голове из отдельных осколков сегодняшнего дня сложилась полная мозаика. Положительный ответ на цито, виноватый взгляд В.В., слишком радостные заверения женщин о моей долгой жизни, их испуганные огромные глаза, сгорбленная спина мужа…

Вот я дура!!! Все, всё поняли сразу, а до меня как до утки на четвертые сутки (так у нас в классе говорили).

Конечно, рак. Что же ещё? Ну вот, ответ на извечный русский вопрос: кто виноват? (дополню, в моих страданиях) я получила. Виноват рак.

Второй извечный русский вопрос: что делать? – остаётся открытым.