Читать книгу Рак лечится Любовью - Любовь Карабут - Страница 14
Глава 7
Незнакомка в зеркале
ОглавлениеДомой шла пешком. Ноги сами понесли меня к набережной. Необыкновенно тёплый весенний ветерок нежно прикасался к моему лицу, словно хотел разгладить напряженную складочку между бровями. Волосы и платье мягко колыхались, обдавая приятным теплом уставшее тело.
Ярко, радостно светило солнышко. Над головой заливисто чирикали птички, а под ногами желтели первые одуванчики. Прислонилась спиной к стволу сосны.
В голове рой мыслей, в душе – полный раздрай.
– Так вот значит, как меня видят другие: толстая, старая, умудренная жизнью тётка… Мои ровесницы просят у меня совета…
– Вот до чего ты докатилась, Любовь Михайловна, – с упрёком обратилась я к самой себе. – Как тебе только не стыдно!
– Да как-то и не стыдно, – ответил ещё один голос. – А когда собой заниматься? Муж только как пару лет перестал пропадать в командировках, а на мне трое детей, все нездоровые, помочь некому, до себя ли?
– Ладно, хватит оправдываться, давай думать, – твёрдо заявил голос.
Вопрошающим взглядом уставилась на белые барашки облаков, бегущих по голубому небу.
– Неужели не обойтись без операции? Неужели всё так плохо? – задавала я себе бесконечные вопросы и не могла найти на них ответы…
Потерявшись во времени, бродила вдоль берега красавицы Печоры. Люди, проходившие рядом, моим сознанием игнорировались, словно мы с ними находились в параллельных мирах, которые, как известно, не пересекаются.
В голове, как дятел по стволу дерева, стучал и бился один очень русский вопрос:
– Что делать? Что делать?! Что же Мне делать?!
Обессилев от этого долбежа, присела на деревянную скамейку.
– Любаша, надо что-то решать. Так больше не может продолжаться, – сказала я сама себе. – Ну что ж, если все так настаивают на операции, может хватит упираться рогом в землю? В конце концов, и врачи, и муж в этих делах понимают куда больше, чем я, и хотят для меня только хорошего.
Ну что ж, операция, так операция.
И сразу на душе стало как-то спокойно и легко.
Взглянула на часы – давно пора забирать девчонок из садика!
– Ну ты и мамашка, – попеняла я самой себе. – За болячками про всё забыла, даже про собственных детей! – продолжала тихонько ворчать и почти вприпрыжку устремилась за детками.
Мои девочки-погодки ходили в один садик, только в разные группы. И чтоб всё было по-справедливости, я их забирала по очереди, т.е. в один день сначала заходила за старшей, Наташей, и потом уже вместе с ней мы шли за младшей, Любашей (это её так муж назвал). А в другой день – наоборот. Сначала забирала младшую, а потом вместе шли за старшей. Сегодня была очередь идти за Наташей.
Летом после ужина детки в ожидании родителей играли рядом с садиком, каждая группа на своем участке. И когда детей оставалось совсем мало, девочкам разрешали играть вместе. И сегодня был как раз такой день. Около десятка малышей играли на одном участке, а две воспитательницы мирно беседовали, сидя на скамейке напротив.
Остановившись в нескольких шагах, глазами отыскала своих. Наташка гордо восседала за рулём деревянного грузовичка и увлечёно крутила баранку, издавая маленькими пухлыми губёшками массу звуков типа «ТРРРРР, птррррр, дрррррр». Любашка примостилась за спиной Наташки в кузове грузовичка и с любопытством посматривала, как старшая сестрёнка лихо управляется с машиной.
– Какие же они разные, – мелькнуло в голове. – Наташка, как пацанёнок, задиристая и неспокойная. Не зря Алексей мечтал о сыне. Все повадки мальчишеские. А Любаша… тихая, незаметная и очень послушная. Как будто оправдывает своё пребывание на этом свете. Моё эгоистичное желание избавиться от неё на поздних сроках беременности сказывалось на девочке с самого рождения. Интересно, какими они вырастут?
Увидев меня, воспитательница уставшим голосом негромко позвала:
– Наташа, Любаша, за вами мама пришла!
Руль мгновенно выпал из рук старшей, огромные голубые глазёнки встретились с моими.
– Мама! – завопила Наташа, бросаясь ко мне.
Младшая торопливо выкарабкивалась из кузова и тоже кричала:
– Мама! Мама пришла!
Я широко раскинула руки, и в них, словно две стремительные шайбы, влетели мои девчонки. Наклонилась, присела на корточки. Две пары маленьких детских ручонок крепко обняли меня за шею, и в каждую щеку уткнулись пухлые, пахнущие молоком, губёшки.
– Мамочка, мама, я так соскучилась, – кричала каждая из них. Одна в левое, другая в правое ухо.
– Я тоже очень-преочень по вас соскучилась, мои девочки! – обнимая их, прошептала я.
Восторг долгожданной встречи постепенно улёгся, и мы перешли на более спокойное общение.
– Мамуля, давай еще погуляем! – просила Наташка.
– Мамочка, пойдём домой, – просила Любашка.
Минутку подумав, предложила дочуркам совершить круг почёта вокруг садика и после этого отправиться домой. Дети радостно согласились. Подобные компромиссы помогали ослабить неосознанную конкуренцию на право быть первой и правой между девочками, а также помогали малышкам научиться учитывать желания близких людей.
Наташка, весело подпрыгивая и нарезая вокруг нас круги, взахлёб рассказывала о событиях прожитого садиковского дня. За пару минут я узнала, что она ела на завтрак, обед и ужин и что ей понравилось, а что – не очень; во что, с кем и как играла; чему новому научилась; с кем поссорилась и по какому поводу, о чем секретничали их воспитательницы во время тихого часа, думая, что все дети спят.
Любашка, крепко сжав мою руку, молча шла рядом. И если я делала неожиданно большой шаг, её маленькая ладошка судорожно хватала мою, словно пыталась удержать, остановить, не дать убежать… И когда я спросила её, как прошёл её день, она тихо ответила:
– грустно, мамочка. День так долго тянулся, а я всё ждала тебя. Все играли, и я тоже старалась играть, чтоб воспитательница не ругалась. Только без тебя совсем плохо.
Мое сердце сжалось от той совсем недетской боли, которая звучала в словах дочки.
– Я так рада, что теперь ты со мной, – продолжала моя младшенькая. – Ты же никуда не уйдёшь?
– Конечно, нет. Весь вечер я буду с тобой и с Наташей. Пойдем готовить ужин: скоро папа с работы вернется.
– А когда вернётся Вовчик? – бесхитростно поинтересовалась Любашка.
– Когда его вылечат врачи, тогда он и вернётся, – торопливо ответила я. – Что ты хочешь на ужин? – постаралась быстренько сменить тему.
– Молоко с кукурузными палочками, что бабушка прислала. Они мне так нравятся! – непосредственно ответила дочка.
Вечер прошел на удивление спокойно, по накатанному сценарию: приготовление ужина для папы, его радостная встреча с работы, совместные посиделки на кухне. Потом купание девчонок и чтение традиционной сказки перед сном. В редкие дни, когда Алексей приходил с работы пораньше, эту приятную обязанность выполнял он. И сегодня был как раз такой вечер. Пока муж укладывал детей, я убирала в ванной и на кухне.
Ну вот, чистота и порядок: помыта и расставлена по местам посуда, выстираны и развешаны детские вещички, мокрые игрушки выставлены для просушки на полочку.
В ожидании мужа прислушалась: в детской – тишина. Тихонечко открыла дверь: девочки мирно спали, сладко посапывая. Алексей тоже спал, уронив книжку себе на грудь. Осторожно сняла с его носа очки и вышла из комнаты.
– Разговор про операцию придётся отложить. А может, оно и к лучшему, – подумала я. – Пусть отдохнет.
Мне было жалко своего немолодого мужа.
Такая ноша свалилась на него! Мало проблем с болезнями детей, теперь ещё и я добавилась. А если учитывать, что он руководил довольно большим животноводческим комплексом, поднимал его из руин, выкладывался, что называется, по полной, то частенько я испытывала к нему почти материнские чувства и окружала такой же заботой.
Мне нравилось его вкусно кормить, выражая таким образом своё уважение и признание. И порой это доходило до крайности: обычный обед мог, кроме любимого борщеца, включать в себя блюда отнюдь не обыденные: фаршированную гусиную шейку, например, и маленький тортик на десерт.
Соседка Татьяна, застававшая меня за приготовлением подобных кулинарных изысков, осуждающее качала головой и говорила в сердцах:
– Сколько же часов ты на это тратишь?! И тебе не жалко своего времени и своих сил на готовку?! Нет, с этим надо что-то делать, никуда не годится…
Я совсем не понимала, почему она так возмущается, и продолжала делать по-своему. Правда, иногда чувствовала какую-то усталость и пустоту, но списывала всё на свою болезнь.
Наши супружеские отношения были почти сведены к нулю. И сказать честно, меня это устраивало. Т.к. боли во время близости усиливались, я с радостью находила предлоги от неё, что называется, откосить. И Алексей давно перестал проявлять инициативу в этом плане.
По своей наивности я относила подобное на счёт его хронической усталости, такой же хронической болезни и ОООчень зрелого, понимающего отношения к моему нездоровому состоянию. И разве я могла тогда предположить, что всем моим иллюзиям очень скоро суждено развеяться, как утренней дымке на рассвете.
Облегченно вздохнув, я отправилась в ванную, принять душ. Мой взгляд упал на отражение в большом зеркале, что стояло в прихожей. Обычно я проскакивала мимо, стараясь в него не смотреть. Сейчас же какая-то неведомая сила заставила меня подойти к нему и внимательно всмотреться. Прямо на меня смотрела совсем незнакомая мне женщина. Она была толстая, старая и очень уставшая. Бросились в глаза её покатые, безвольно опущенные плечи. Пухлые руки растерянно теребили полочку засаленного домашнего халата. Кожа на руках слегка покраснела и шелушилась. Ногти были разной длины и под ними виднелась грязь; видно, осталась после мытья посуды.
Я с любопытством и с какой-то жадностью стала внимательно изучать её. Перевела взгляд на лицо. Боже, что ЭТО!!! Зелёные и очень печальные глаза смотрели на меня с явным интересом. Чистый гладкий лоб, вздёрнутый курносый носик и пухлые губы и щёки придавали лицу милое детское выражение. А дальше… дальше шла шея. Вернее, то, что так называлось. Толстая, рыхлая, она сливалась с лицом незнакомки, и прямо от подбородка опускалась ниже, плавно переходя в пышную грудь шестого размера.
– Что с твоей шеей, где она?! – приглушённым шёпотом прокричала я.
Женщина из зеркала недоуменно пожала плечами и повернулась ко мне боком, демонстрируя толстый живот.
– Если к твоим соскам подвесить груз, он неминуемо упрётся в живот, – прокомментировала я эту чудную картину.
Женщина в зеркале виновато вздохнула и опустила голову.
Я же продолжила своё знакомство. Внимание опять вернулось к шее и я с ужасом увидела внушительного размера холмик, почти горб в районе седьмого шейного позвонка.
– Вот это да! – вырвался удивленный возглас. – А как же твоё тело выглядит сзади? – пытливо поинтересовалась я.
Старый трельяж позволял ответить и на этот вопрос. Поскольку мешковатый халат скрывал тело, его пришлось снять. Картина, открывшаяся взору, была поистине потрясающей. Женское тело отсутствовало. Полностью отсутствовала талия и приятные женские округлости. Отражение в зеркале очень сильно напоминало большую жирную гусеницу с многочисленными складками, которые свисали друг над другом. Складки были везде, даже на ногах. Особенно большие и некрасивые свисали с внутренней поверхности бёдер.
– Так вот что тебе так мешает, когда ты ходишь! – сочувственно воскликнула я.
– Да, ты права, – ответило отражение. – И неприятно потеет и натирает очень сильно, причиняя боль.
Ноги женщины были толстыми в бёдрах и неестественно тонкими ниже колен, что делало её фигуру карикатурной.
Женщина опять повернулась лицом ко мне. И моему взору открылся огромный живот, фартуком свисающий над заношенными чёрными трусами.
Пухлые коленки и отёкшие стопы с надутыми, как в резиновых перчатках, пальцами, завершали эту безрадостную картину.
Вся фигура незнакомки источала вибрации тоски-печали и непроходимой обреченности.
– Ты и вправду выглядишь лет на пятьдесят! – опять воскликнула я. – Девушка в поликлинике видела именно эту довольно пожилую даму.
И тут над моей головой грянул гром! Сильнейший электрический разряд пронзил меня от макушки до пяток.
– Эта женщина в зеркале – ты сама! Очнись, сколько ты будешь спать наяву! – прогремел голос изнутри.
И тут словно пелена упала с моих глаз, и я наконец-то увидела себя реальную, а не ту, какой я себе казалась.
– Боже мой, этого не может быть! – вскричала моя душа.
– Очень даже может, – продолжал внутренний голос. – Запустила себя окончательно, и ещё возмущается.
Халат 56-го размера, что лежал на трюмо, подтверждал сказанное.
– Что же делать? – в который раз за этот день спросила я.
– Что делать, что делать, – проворчал голос. – Мыться и спать идти. Завтра будет день, завтра и подумаешь.
Я доверяла этому так редко звучащему внутри голосу. Стыдливо сгребла сшитый мною из детских пелёнок халат и вошла в ванную.