Читать книгу Прощай, рак - Людмила Герстен - Страница 5

Глава I
Чудовище возвращается
Прибытие в больницу города Каслбар

Оглавление

Медицинский центр Чарльзтауна – это крошечный одноэтажный домик, где работает несколько врачей. Заявив о своем бессилии, нас направили в центральную больницу округа Мейо в городе Каслбар, находящуюся в тридцати минутах езды от дома. Но и эта больница тоже не особо впечатлила – оказалась небольшой по площади и плохо оборудованной медицинской техникой. Некоторые приборы были неисправны, а какие-то и вовсе отсутствовали. Тем не менее, нас тут же оформили в стационар.

Назначили сложный алгоритм лечения с использованием сильных препаратов, таких как морфин в таблетках, жидкий морфин, ораморф, ибупрофен, парацетамол, омепразол, мовикол и габапентин. И весь этот медицинский коктейль нужно было принимать по несколько раз в день и, похоже, это как-то работало. Катерина начала чувствовать себя лучше. Столько разных названий лекарств ни о чем не говорило, но, казалось, что все они были предназначены как раз для того, чтобы вылечить моего ребенка и избавить от мучительной боли. Чего же больше можно было ожидать в тот отчаянный момент?

Я не могла даже и вообразить, что могут быть такие тяжелые последствия от всего того, что нам прописали: начались страшные запоры, сильные отеки, аллергия, тошнота, головокружение, артрит пальцев рук, вызывающий сильную и невыносимую боль при любом движении. Пальцы выглядели как у старушки. Конечности стали бледными, похоже, что в них не поступало достаточно крови. Это было невообразимо – видеть столько страданий у ребёнка, которому всего лишь одиннадцать лет. Развитие болезни происходило молниеносно, буквально, несколько дней и, казалось, этому не было конца.

Несколько дней мы провели в больничной палате под присмотром врачей, а потом нам неожиданно предложили вернуться домой. Доктора пообещали, ежедневно звонить и держать под контролем состояние здоровья дочери. И они это исправно делали. Каждый раз, когда врачи нам звонили, мы сообщали, что боль не становилась меньше, а продолжала расти. И в очередной раз повышали дозу морфина. Для определения уровня боли определили шкалу от одного до десяти баллов. Это означало, один балл – не очень больно, а десять – очень больно.

– А какая сейчас у тебя боль, Катерина? – постоянно спрашивали доктора.

– Восемь… десять, – отвечала она.

Находясь ещё в больнице, онкологи пытались определить правильную дозу всех обезболивающих лекарств для облегчения состояния и при этом не превысить дозу. Ведь она все еще была маленькой девочкой.

– Как долго мы должны принимать все эти лекарства и когда пройдут боли? – однажды, устав от неизвестности, я спросила врачей. Это было во время очередной консультации, где собрались несколько наиболее известных в графстве специалистов.

Тут почему-то все на мгновение замолчали, опустили взгляды в пол, как будто пытались там что-то увидеть… Вслед за ними посмотрела туда и я, но ничего там не нашла. Потом я снова направила вопросительный взгляд на врачей, ожидая ответа. После паузы они глубоко вздохнули и пожали плечами, пытались делать это незаметно, но было очевидно. Все-таки один из врачей отважился ответить:

– Не знаем, мамаша, не знаем, у каждого по-разному. Болезнь протекает индивидуально, это зависит не только от нас.

В тот момент мне так хотелось услышать какой-либо обнадеживающий ответ, хоть какое-то малюсенькое положительное обещание или просто позитивный взгляд, ну… или что-то в этом роде. Но, к сожалению, никто и ни на что меня не обнадёживал, и, похоже, не собирался этого делать.

Я абсолютно ничего не понимала, но было какое-то предчувствие, что это более серьезнее. Невозможно было вообразить, насколько всё было ужасно. Чем дольше не говорили конкретно, тем хуже представлялась ситуация.

Думалось, что недомогание Катерины продлится всего несколько дней и каждое утро ожидали улучшения. А оно, очевидно, не собиралось приходить. Я тогда и не поняла, что еще во время нашего пребывания в больнице, врачи уже вынесли приговор моей дочке. В тот момент ее приговорили к смерти, только мне напрямую не сказали! Жизнь ее подходила к концу и жить оставалось совсем немного. И на этом все должно было закончиться. Во время облучения в Испании тоже ничего не сообщили. Абсолютно ничего! Только лишь провожали нас печальными продолжительными взглядами, качали головами и ничего не обещали.

Домой мы возвращались в надежде, что после обследования, снятия симптомов и огромнейшего списка препаратов, моя девочка, наконец-то, постепенно начнет поправляться. Все это в тот момент звучало таким действенным и исцеляющим. Ведь для этого же существуют лекарства, которые назначают доктора, верно? Они должны быть эффективными, чтобы мы смогли выздороветь, так я и думала. Мне верилось, что теперь, с таким профессионально подобранным лечением, моя Катерина точно пойдет на поправку и окончательно вылечится. Я очень верила и полностью доверяла врачам, как и многие. Ведь врачи – это надежда для большинства. Они вылечивают, спасают жизнь и поэтому настолько сильно завоевали наше доверие. Какая радость, что они существуют! Если б не было нужды в медицинских услугах, если б все были здоровы, не было б ни врачей, ни больниц. Никто бы просто-напросто не стал бы пользоваться их услугами.

На улице шел дождь, когда нас выпустили из больницы, но вместо того, чтобы докучать, он освежал наши измученные души. Чувствовалось богатство ощущений, природная щедрость, и настолько все это отличалось от больничного заточения, что даже промокнуть под дождем казалось невероятно приятным. Могли радоваться, дышать и наслаждаться свежим воздухом, насыщенным влагой и свободой, жадно наполняя им легкие.

– Наконец-то, свобода! И можем делать все, что хочется, правда дочка? – сказала я Катерине, оглянувшись на больницу.

– Да, мамочка, – слабым голоском отвечала Катюша, а от дуновения свежего ветра на ее лице вдруг появилась едва заметная улыбка.

Мы сели в наш маленький супер-автомобиль – Фиат синего цвета, это наш старый верный друг, который уже к тому времени был в «преклонном» возрасте, около шестнадцати лет, но, благодаря внимательному уходу, находился в очень хорошем состоянии и всюду сопровождал нас. Это было единственное богатство и радость, которую берегли и лелеяли. За нашу заботу он все выполнял исправно и не разу не подвел. С ним проехали весь Ирландский остров, пересекли границы трех стран и даже часть Атлантического океана.

Итак, мы прибыли домой, в Чарльзтаун, счастливые и энергичные, продолжая наслаждаться свободой. Здесь нас встретило все наше, родное. Наконец-то мы вышли из этих четырех белых стен и длинных коридоров, как в старой русской песне «Четыре стены».

А я не хочу четыре стены,

Пол, потолок.

Солнца хочу, неба хочу,

Радуг хочу и дорог.


На самом деле, стены больницы делают тебя более больным. Там не позволяют встать с постели, каждый час измеряют температуру, давление, дают таблетки, ставят уколы, кормят безвкусной пищей. Доктора и медсестры, практикантки и санитары ходят друг за другом «гуськом». Сейчас все и не упомнишь.

Одним словом, мы дома! Какое облегчение, какое странное ощущение свободы и блаженства. Чувство любви ни к чему и ни к кому особенному, а ко всему сразу! Любовь к моменту, к минуте, к часу, которые позволяют дышать свободно, забывая хотя бы на то мгновение, что совсем недавно тревожило. Какое невероятное чувство! И как любопытно, ведь оно всегда было доступно, рядом, но мы не ценили и не замечали этого так, как сейчас. В этот короткий момент казалось, что все болезни и боли исчезли. Теперь ты можешь делать всё: идти куда хочешь, спать сколько хочешь, смотреть фильмы до рассвета, наслаждаться любимой едой, смеяться, кричать и так до бесконечности. Похоже, что желания никогда не заканчиваются, желания, казавшиеся такими простыми, но в то же время такими огромными и значимыми, особенно, когда ощущаешь себя свободным, а как их легко реализовать! Чувствуется счастье и спокойствие.

Еще в больнице это выглядело все совсем не так, но, выйдя оттуда, где дали диагноз без прогноза, который настолько не определён, что и не знаешь, что думать и чего ожидать. В тот самый момент что-то перевернулось во мне.

Оставалось научиться радоваться предоставленными нам мгновениями. Хотелось ни о чем не думать, кроме того, как наслаждаться красивыми, скоротечными моментами, пока они у нас есть, и именно это стало самым значимым в нашей жизни! Это необыкновенно прекрасное чувство! По всему телу пробегает энергетическая эйфория.

У тебя вырастают крылья, и ты летишь над всем миром. В свободном полете вкушаешь все, что тебя окружает и кажется настолько незначительным – только свобода и любовь! Это что-то волшебное и бесценное, и так хочется, – чтобы длилось вечно!

Это потрясающе! Происходит внезапное осознание того, чего никогда не было раньше, и начинаешь задумываться – а почему прежде не мог наслаждаться этими моментами свободы: прохладным воздухом или красавицей планетой? Почему это пришло именно сейчас? И почему должно произойти в жизни что-то плохое, чтобы научиться понимать то, чего раньше не замечал? Я пришла к этому через мучения моей дочери, именно она стала моим наставником и учителем жизни. Как так? Даже если специально задуматься, ты никогда не угадаешь, кто изменит твои взгляды, станет причиной самых значимых событий. В моем случае это была собственная дочь, самый маленький человечек в семье.

Это чувство познается по какой-то причине или без какой-либо, или никогда не познается. Но, познав всего лишь раз, стараешься не упустить, начинаешь понимать его превосходство. Это сравнимо с влюбленностью – по всему телу пробегает электрический ток. И ты наслаждаешься прямо сейчас, и тебе не важно: ни болезнь, ни боль, – абсолютно ничего.

Их просто не замечаешь, они превратились в незначимое и невидимое, во что-то малюсенькое, не видишь ничего, кроме любви и радости, которые переполняют тебя через верх.

С этого момента никогда больше не позволишь исчезнуть этому чувству.

Начинаешь наслаждаться каждым мгновением жизни. Вот так, без какой-либо подготовки, так как оно есть. Просто взять, расслабится, отключится и…. блаженствовать.

Я всегда куда-то спешила, нужно было идти туда-сюда, делать то-сё, решать те или иные проблемы: прибежать вовремя на работу, следить за погашением задолженности, мчаться по магазинам, заполнить холодильник…, – выполнять материнские обязанности. Времени нет, чтоб ни о чем не думать. Какой уж там расслабиться! Оказывается, это так просто! Всегда находились дела поважнее. А вот до расслабления очередь никогда не доходила. Теперь оно стоит в категории важности и почета. Как бы мне хотелось познать это раньше, а не через тяжелую болезнь моей дочери. Сегодня, все эти дела и обязанности превратились во что-то малозаметное и незначительное в сравнении с моментом радости, который я ощутила, когда мы вышли из больницы. Именно это неожиданно приобрело ценность и весомую значимость.

Даже если эта свобода – всего лишь на день или несколько часов, минут или секунд, начинаешь дорожить ею как никогда. Каждое из этих мгновений неожиданно взлетает на самую высоту! Движение воздуха, – мягкий бриз или сильный шторм, сами деревья и шелест их листьев, шум ветра, который пробегает сквозь них; окружающие звуки, птичье пение воспринимаются по-другому, иначе; разом все стало таким красивым и гармоничным. Что угодно приобрело смысл. Аж лужи на улице стали яркими, переливающимися и веселыми.

Всё тебя радует. И то, к чему прикасаются ее ручонки, вызывает всплеск положительных эмоций. Боль Катерины кажется слабее, мягче, чем внутри больничных стен. Ее эмоции отражаются в моих, и мы сливаемся с ней в одно целое.

Пока длилось это чувство, мы наслаждались всем: каждым моментом, каждой минутой нашей жизни, они делали нас счастливыми. Мы могли смеяться, ходить, дышать – ощущать эту неотъемлемую свободу, придумывали разные идеи, которые хотели бы воплотить. Планировали день, выходные и забывали о том, что происходило, и… наслаждались. В тот период нашей жизни каждый момент выглядел как целая вечность! Казалось, легкие раскрываются с огромной силой, как никогда. Свежий воздух пробегает по всему телу, наполняет тебя для того, чтобы ты мог жить и получать блаженственное упоение этой замечательной жизнью!

Даже боль Катерины с десятибалльной шкалы спрыгнула на отметку три, что было более терпимо. В некоторые моменты она даже забывала о ней, особенно, когда получала положительные эмоции.

Но… к сожалению, это состояние длилось недолго. Через несколько дней наступило очередное ухудшение – боль быстро стала усиливаться и вскоре снова достигла отметки десяти.

Я кинулась искать информацию об этой странной болезни в интернете. Надеялась найти что-нибудь обещающее. Мне нужна была хоть какая-то надежда. Я чувствовала и верила, что хоть что-то должно быть. Но, к сожалению, ничего положительного найти не удалось, все мои выискивания оказались напрасны. Никакого решения не находилось, все выглядело просто ужасно. Лучевая терапия и морфин, которые нам назначали, не приводили к выздоровлению.

Вся эта картина выглядела настолько печально, что мне не хотелось читать дальше. Захлопнув с треском ноутбук, снова спрашивала себя, – зачем я вообще это смотрела и читала, одно сплошное расстройство, да и только. Лучше б этого и не знать.

Нет ничего, абсолютно ничего хорошего и обнадеживающего. Статистика ужасна. Но… в душе все равно трепетала какая-то надежда, не знала, какая именно, но знала, она была. По своей натуре я человек оптимистичных взглядов и всегда верю в лучшее, но в то же время, тревога не покидала меня.

Боль усиливалась с каждым днем, и однажды Катерина оценила её на СТО. Все стало ужасно, и боль вышла за пределы десятибалльной шкалы. Она кричала и плакала. Я ломала голову, чем же, ну чем еще я могу помочь своей крошке?! До принятия очередной дозы морфина мы высчитывали каждую минуту. Каждый час отмечали галочкой в таблице и с нетерпением ждали следующую, опасаясь ее превышения. После каждого приема устанавливали часы с будильником для принятия следующих препаратов, хотя он нам был и не нужен. Мы с нетерпением ждали и постоянно посматривали на часы, считая каждую минуту, сколько осталось еще продержаться, чтобы хоть как-то унять эту ужасную боль, а они, как будто, назло шли медленно.

Напряжение и страх нарастали. Эти чувствовал и Павлуша, хотя находился от нас очень далеко. А как нам его не хватало! Понимание того, что мы ничем не можем помочь нашей маленькой принцессе, пугало все больше и больше.

Особенно трудно было в моменты, когда Катерина кричала от ужасной боли:

– Мамочка, мне больно, очень больно, помоги мне, пожалуйста, помоги!

– Что делать и чем помочь? – соображала я.

Ничего нужного не приходило в голову, но надо было быть сильной, чтобы как-то ее успокоить. Обнимала и с любовью приговаривала, едва сдерживая слезы:

– Скоро, малышка, скоро, тебе будет лучше. – Это единственное, что мне приходило в голову. Я должна была демонстрировать дочери мою уверенность, чтобы она не теряла веру и не сдавалась. Нельзя было показывать свою беспомощность.

Но когда нервы сдавали, убегала в ванную комнату и плакала. Слезы лились в три ручья. Приходилось стискивать зубы, чтобы меня никто не слышал. Придя в себя, спокойно выходила из ванной, делая вид, что ничего не произошло. Не хотелось создавать у детей еще большего беспокойства. Сделать это было очень и очень трудно, но я была единственным человеком, кому они доверяли.

Короткий звонок из далекой Америки поднимал настроение у Катюши и был спасением на какое-то время, она очень сильно тосковала по брату. Ведь он был ей как папа, всегда заботился о ней, особенно, если меня не было дома. На некоторое время она даже переставала плакать. Каждый разговор с ним вызвал огромную радость. Казалось, это общение помогало ненадолго забыть о боли, пусть даже на несколько минут, а может, просто терпела. Веселыми шутками сын мог заставить улыбаться сестренку.

Во время их разговора, я снова уединилась, хотелось скрыться от всех, отпустить тяжесть, которая угнетала мою душу, ослабить петлю на моей шее, выплакаться и облегчить груз страданий.

Наревевшись, посылала Павлу сообщение, о том, что мне уже лучше и могу вернуться к Катерине. Он заканчивал разговор, а я снова присоединялась к дочке с вопросом, о чем говорили. Когда не могла передать эстафету Павлу, то на помощь всегда приходил Клим. Таким образом, мы подбадривали Катерину всем, чем могли, то вместе, то попеременно. Так проходили дни, сменяя друг друга.

Старший сын продолжал поддерживать нас, заботился о своей сестре, плакал от волнения и переживал. Во время разговора по телефону со мной, слышно было, как дрожит его голос и льются слезы. Но когда говорил с сестренкой, сдерживался; знал, что должен быть сильным и оптимистичным. Забота моих детей друг о друге делало меня более счастливой и радостной. Возможно, это потому, что в нашей семье отсутствовал отец, и Павлуша часто брал эту роль на себя, проявляя заботу о своем младшем брате и сестренке, особенно в мое отсутствие, иногда любил и покомандовать.

Павел – умный и талантливый подросток, зрелый не по годам. Среднюю школу закончил на год раньше положенного, перескочив один класс и поступил в лучший ирландский университет в Дублине колледж Тринити (Trinity College), и в то же время был зачислен в Калифорнийский университет Ист Бэй (CSUEB East Bay). В семнадцать лет, будучи еще несовершеннолетним, принимает решение – отправиться в одиночку в Соединенные Штаты, чтобы продолжить образование, не зная никого в этой стране и не самой страны. Я не могла быть рядом с ним! А как бы хотелось разделится надвое, но я одна, детей трое и выбора нет, должна быть рядом с двумя младшими детьми. Появилось странное ощущение, когда старшего сына не было рядом. Разлука никогда не была такой долгой. К этому сложно привыкнуть.

Настало время принять, что мой сын вырос, я должна полностью доверять ему и верить, что все будет хорошо, посылая свою положительную энергию. Этого достаточно, чтобы отпустить своего ребенка на другую сторону Атлантического океана добиваться своей цели.

Прощай, рак

Подняться наверх