Читать книгу Прощай, рак - Людмила Герстен - Страница 9

Лечащие врачи установили особый режим ухода за Катериной – огромное количество обезболивающих, покой и постоянный медицинский контроль. Разрешено было остаться дома, но в разговорах медперсонала все чаще мелькало слово «хоспис». Нам была назначена группа поддержки, обеспечивающая ежедневный уход. Предоставлены номера телефонов для круглосуточного вызова экстренной помощи. Я и понятия не имела, что это такое вообще – хоспис. Не знала, что подразумевалось под интенсивным наблюдением и паллиативным лечением. Узнала это намного позже. Это, когда любое лечение тяжелого и неизлечимого больного приостанавливается, потому что дальнейшая терапия в медицинской практике уже не имеет смысла, так как пациент долго не проживет. А предполагаемая продолжительность оставшейся жизни не более шести месяцев.

За счет сильных наркотических средств, пытаются свести боль до минимума, до конца дней, отведенных человеку. Это не часть процесса лечения или исцеления, а лишь медленная эвтаназия.

В этой ситуации неизлечимый больной находится на специальном стационарном уходе.

В Ирландии это называется «хоспис». Если место жительства расположено далеко от больницы, то позволяют оставаться дома. Посещают один или два раза в день. Одним словом, помогают спокойно уйти из жизни. Именно это они делали с нами с тех пор, когда мы вышли из больницы. А я этого даже и не поняла… Как же я была глупа и наивна!

Мы решили остаться дома. Говорят, дома и стены помогают. Это на самом деле так. Семейная атмосфера, любовь близких поднимали дух. Казалось, даже боль становилась меньше. Можно выйти, подышать свежим воздухом. И на время забыть о болезни.

В хоспис мы часто звонили по разным вопросам, не из-за лекарств, в которых я не находила решения. Искали помощь, какую-то психологическую поддержку, что-то, что помогло бы нам успокоиться. Те, кто работал в хосписе, когда не могли прийти (в случае, если мы звонили очень поздно), консультировали нас по телефону, тщательно проверяя протокол, которому мы четко следовали. Уточняли норму лекарств, проверяли уже принятые, и снова поднимали дозу морфина.

А Катерине становилось все хуже и хуже, чувствовала себя более усталой и сонной. Боль возвращалась быстрее. Что делать? Как вести себя? Обессиленная и потерянная понимала – дочку нужно поддержать. Я не находила ни ответов, ни выхода, но не сдавалась. Психологи приходили работать как с Катериной, так и со мной. Они навещали нас каждый день, иногда несколько раз. Казалось, помогало.

Мы уже больше не платили за медикаменты. Я помню, что в местной городской аптеке фармацевты и покупатели с грустью смотрели на нас, когда выдавали огромный пакет лекарств.

Они даже не осмеливались спросить, что происходит, возможно, догадывались, что это что-то очень серьезное. Конечно знали, что мы ничего не ответим. Это было написано на лице. Всем хотелось узнать, что же на самом деле происходит, почему такие сильные медикаменты выписаны на имя ребенка? Это маленький городок, и если что-то необычное здесь происходит, все срочно хотели узнать, чтобы потом было что обсудить между собой. Но мы никому и ничего не говорили. Зачем? Кто поможет? Поймут ли нас? Вряд ли… А слышать слова жалости уж совсем не хотелось.

Как только группа поддержки выходила из нашего дома, все возвращалось в прежнее состояние и становилось хуже. Да, о нас вроде бы заботились, помогали: даже установили специальное кресло для купания в ванной комнате. На случай, если у Катерины закружится голова, станет плохо, чтобы она не упала в ванну и не ударилась. Это кресло было похоже на то, которое предназначалось инвалидам, и я спрашивала их:

– Когда я должна вернуть вам это кресло? – в надежде, что когда-нибудь мы избавимся от болезни и не будем нуждаться в нем.

– Не нужно, используйте столько, сколько понадобится, мамаша, – отвечали они мне.

Чтобы как-то отвлечь дочку от боли, хотя это уже было не так просто, иногда вечером мы пытались заниматься, выполнять школьные задания. Наш дом не был очень теплым, хотя зимой мы постоянно держали включенным отопление. Помню, как мы лежали на моей большой кровати, укутавшись в теплое одеяло, спрятавшись от холода и сырости, делали уроки.

По истории, например, о Французской революции, мы искали видеофильмы и лекции, чтобы понять и даже увидеть то, что происходило сотни лет назад. История о Нельсоне Манделе потрясла больше всего Катерину. Мы отыскали документальные фильмы, в которых увидели личность настоящую, героя. Катерина просто преображалась, когда познавала новое, загоралась, мечтала о жизни, строила планы! Она хотела отправиться в Южную Африку, в город Кейптаун, где жил Мандела, посетить тюрьму, где он был заключен на многие годы.

Мы изучали планеты. Любопытство и чувство восторга были в глазах дочки. Очень необычной показалась Плутон. Ведь была исключена из списка планет из-за своего маленького размера и нестандартной орбиты. Катерина с восторгом рассказывала и улыбалась, и немного отключалась от боли. Господи, как же это было важно для меня! Ей все хотелось узнать прямо сейчас! И это было лучше, чем просто лежать в постели, погрузившись в страдания. Иногда, читала дочке вслух, она закрывала глаза, и я спрашивала:

– Хочешь спать? Хочешь, чтобы я остановилась?

– Нет, – отвечала она спокойно и уверенно. – Хочу, чтобы ты продолжала.

Ее сила воли, способность сопротивляться, жить и учиться были ошеломляющими. Мы учились и познавали новое вместе: планеты, законы и химические элементы, героев войны, любовь и предательство. Иногда пытались смотреть расслабляющие фильмы или комедии, слушать музыку. Выходили на улицу, гуляли, хотя и шел бесконечный дождь.

Было серо и сыро, но постоянный дождь нас не смущал. Кейт боролась как могла. Хотя бывало и такое, выходили, преодолевали несколько метров и возвращались обратно, так как боль была нестерпимой. Даже такие коротенькие прогулки были достижением.

В школу она стремилась, ей нравилось учиться, все понимала и у нее были неплохие оценки. Школьной комиссией было выделена поддержка и сопровождение двух ассистенток на время обучения. Катерина называла их своей охраной. Во время школьных занятий, эти люди, сидели с ней за одной партой во время урока, помогали поднимались и спускались по лестницам, носить тяжелый рюкзак с учебниками, записывали в дневник задания.

Экзамен для Катерины проводили в отдельной аудитории. Отвечала она устно. Ассистенты записывали ответ, а иногда и подсказывали. Помогали всем, чем могли, лишь бы отвлечь как-то от боли. Она хотела чувствовать себя нормальной и обычной девочкой, пыталась ходить в школу, насколько хватало сил, и продолжала это делать до тех пор, пока боль не взяла верх и стала настолько ужасной, что Катерина не могла больше терпеть.

И здесь, мой дорогой читатель, мы подошли к тому моменту, откуда я хочу начать нашу историю.

Борьба с невидимым врагом, выживание в больнице, огромное количество лекарств. Приезд отца Катерины, неожиданный визит бабушки – это все происходило с нами. С моей дочерью. Бессилье, боль. Мне хотелось покончить с этим миром. Отчаяние, разочарование, ярость. Почему нельзя побороть этого невидимого врага, который напал на мою принцессу, совсем еще не знавшую жизнь?

– Дочка, ты должна быть готова ко всему, – сказала однажды мама. Я не хотела ее слушать, злилась и не могла согласиться с реальностью, которая нас ожидала.