Читать книгу Простить нельзя мстить - Людмила Владимировна Филиппова - Страница 5

В Кумашкино теплоход пришёл на закате. Дети были уставшие, и кроме Насти на красоту заката никто внимания не обратил. Настя во время плавания сделала несколько зарисовок. Полине очень понравились изображения реки, в них вода была как живая. Она удивлённо смотрела на один из рисунков и думала, как же она не заметила у дочери таланта к рисованию. Сейчас Настя сидела на палубе со стороны правого борта и самозабвенно рисовала. В её руках мелькали оранжевый и желтый карандаши, нижняя губа была прикушена, щечки разрумянились. От маленькой художницы не хотелось глаз отвести. Рядом с Полиной стояли Тоня и Юра, они тихо о чем-то спорили, но слов было не разобрать, их относил ветер.

«Почему Тоня и Юра всегда спорят?» – тихо проплыла мысль. Полина поняла, что сегодняшняя поездка на теплоходе дала ей возможность по-новому увидеть своих детей. Есть о чем подумать.

На палубе стало шумно: пассажиры теплохода вместе с багажом собрались наверху и, кто устало, а кто раздраженно, переговариваясь, ждали, когда причалит теплоход и можно будет сойти на берег. Вокруг царила всеобщая усталость, и только маленькая девочка ничего не замечала, кроме заката солнца.

– Девочка, подвинься, ты мне мешаешь, – раздался сердитый женский голос. Настя подняла глаза и прямо перед собой увидела толстую женщину с двумя мешками в руках, которая пыталась протолкнуться вперёд. Девочка слегка отстранилась, пропуская женщину.

– Смотрите, рисует солнце, будто делать больше нечего, – опять сердито говорит толстая тетка. – Мешает тут простым людям, расселась… – продолжала бубнить она.

– Марфа, отстань от девчонки, с твоими мешками тебе выходить надо последней, а то с трапа кого-нибудь в воду спихнешь, – слышится весёлый мужской голос.

И завязалась перебранка мужика и бабы, такое обычное явление при большом скоплении народа. Полина смотрела на суету людей вокруг и с удивлением подумала: «Отвыкла я уже от такого зрелища. В городе всё иначе и тише, – и улыбнулась своим мыслям и себе: – А давно ли ты стала горожанкой? Всего-то лет пятнадцать…»