Читать книгу Простить нельзя мстить - Людмила Владимировна Филиппова - Страница 7

Книга первая
V

Оглавление

Зинаида Осипова стояла у окна в доме Дубровских. Ждала, когда придут хозяева и гости, которых они ушли встречать. Важные гости – сноха Полина и ребятишки: Юра, Тоня и Настя.

В пепельнице лежало несколько недокуренных папирос «Беломорканал» – Зина курила давно и много. Настраивалась на встречу, на разговор. Решимость её поубавилась, в груди появилось не знакомое ранее чувство вины и обиды.

Вспоминала Зина вчерашний разговор с отцом. Она приехала к своим родителям в Маралиху узнать, где живёт её сестра Полина. Встретил Зину один отец, Прокофий, сообщил печальную весть, что мама умерла год назад. Зине показалось, что отец принял её отстранённо и недружелюбно. О матери он говорил скупо, сообщив только, что та болела и сильно переживала за судьбу дочери, от которой за десять лет не было ни одной весточки.

– Папа, пойми, не могли мы писать о себе или как-то еще сообщить. Сейчас Алёша демобилизован, он инвалид. И много лет еще мы не можем говорить о своей жизни. Прости меня и его, – Зина говорила напористо, глядя в глаза отца.

– Ты совсем другая, дочь, не та, что знали мы с мамой, – печально смотрел на Зину Прокофий и тихо спросил: – Зачем приехала?

– За дочерью своей, Тоней, – прозвучало резко, как выстрел из дробовика.

– Зачем тебе, Зина, дочь, которую ты не знаешь? Зачем травмировать психику ребенка? Она растет в хорошей семье, где её считают своей и любят родительской любовью, – Прокофий говорил тихо, но Зине казалось: он по ней бьёт наотмашь, и она, защищаясь от невидимых ударов, резко его оборвала:

– Родительская любовь есть и у нас с Алёшей! Тоня наша дочь, плоть от плоти, а то, что Поля и Тима её вырастили хорошей девочкой, – от нас им спасибо! Я приехала за Тоней и без неё не уеду. Говори, где живут Поля с Тимофеем, – Зинаида раскраснелась, ноздри её раздуваются, дышит как гончая, пробежавшая за зайцем несколько километров.

– Остынь, Зинаида. Не распаляй себя. Меня ведь ничем не удивишь. Много разных людей на веку видел. Хочешь забрать дочь у Поли – сделай это добром и для Поли, и для Тони. Ранимая девочка она, тонкой душевной организации.

– Про душу поговорим отдельно. Где живёт Поля?

– В Усть-Каменогорске. Но ехать тебе туда не потребуется: завтра Полина привезёт детей на каникулы к Игнату с Варей и ко мне. Каждое лето ребятишки у нас гостят понемногу.


Сегодня Зинаида приехала в Кумашкино и пришла в дом Дубровских. Встретила её на крыльце Варвара.

– Здравствуйте! Вы Варвара Ивановна Дубровская? – громко, сильно волнуясь, спросила Зинаида.

Хозяйка дома долго и внимательно смотрела на незнакомую гостью, тихо ответила:

– Здравствуй, коль не шутишь. Чья будешь, милая? Не припомню я тебя, не наша ты, не кумашкинская.

– Из Маралихи я, Зина Осипова, сестра Полины, снохи вашей.

Если бы в этот миг случилось землетрясение, наверное, не так бы испугалась Варвара, как после этих слов женщины, стоявшей перед её крыльцом. Она взмахнула правой рукой вверх, левой начала искать перила.

– Зинаида?! Да где же ты, дева милая, пропадала столько лет? Мы уж, чай, подумали, что сложили вы свои головы с мужем твоим в неведомых нам краях, и никогда не узнаем, где и как это случилось. Жива, значит, слава Богу! – Варвара уцепилась за перила и внимательно смотрела на Зинаиду.

Не ожидала Зинаида такого приветствия. Никогда она не думала, что её молчание может быть так понято: не пишет, весточки никак не передает – мертвая, значит! И обидно ей стало, что похоронили её родные и знакомые. И зло взяло Зинаиду: как это они посмели? Она и Алёшка Родину защищали, на её благо трудились, а эти сидят по своим домам в уюте и тепле, и осуждают её, и хоронят. Злые мысли закружили в голове у Зинаиды, стоит она перед Варварой, молчит, только губы кусает.

– Проходи в дом, Зинаида, с дороги чаю налью. Обед готов, хозяин мой сейчас с огорода придет, есть будем. После поговорим. Раз приехала, знать, дела у тебя важные, – голос Варвары Ивановны звучит тихо, без негодования, задумчиво. Схлынул гнев, Зинаида шагнула в дом.

– Чайку бы хорошо с дороги, Варвара Ивановна. Пить хочется, долго я из Маралихи добиралась: с рассветом выехала, а только к обеду и поспела, – пыталась улыбнуться Зина, но кривая получилась улыбка.

– Мать, кто в гости к нам пожаловал? – голос Игната раздался неожиданно, а сам он уже стоит в дверях комнаты.

– Игнат, Зина к нам приехала, сестра Полины, – Варвара ещё говорила, а Игнат на слове «Зина» понял: в дом пришла беда. Расправил плечи, голову поднял и сверху вниз глянул на незваную гостью.

– Зина, значит, говоришь, приехала. Жива и здорова, руки ноги целы, наверное, и говорить умеет, – голос звучал раскатисто, но не грозно. – Давай, мать, мечи из печи на стол. Обедать будем. Разговоры все после него будут. Пошел я к рукомойнику, – и вышел из дома Игнат. Зинаида только дыхание перевести и смогла.

После обеда был разговор. Варвара Ивановна убрала со стола посуду, вытерла клеёнку и поставила каждому по чашке чаю.

– Разговор долгий или скорый будет, я не знаю, но по чашке чаю вам не помешает. Говорите, а я пойду, займусь подготовкой к встрече с внуками, есть дела не сделанные, – всё это она говорила Игнату, не Зинаиде.

Игнат Семёнович держался спокойно, говорил уверенно, но не унижал и не обижал Зинаиду:

– Рассказывай, Зина, что можешь рассказать о том, почему молчала и дочери своей о себе не сознавалась. Я всё пойму.

– Игнат Семёнович, ничего сказать не могу о жизни своей, поверьте на слово. Недавно Алешу демобилизовали. Приехали мы в Усть-Каменогорск. Он инвалид. Требуется длительное лечение; неизвестно, встанет ли он на ноги. Решили мы с ним забрать дочь нашу, Тоню. Приехала узнать, где Полина с Тимофеем живут.

Зинаида говорила спокойно, от былой агрессии и следа не осталось. Но взгляд её не нравился Игнату: исподлобья на него смотрела измученная и несчастная женщина, в глазах её плескались то боль, то злость. Он отметил несоответствие выражения глаз и голоса. Удивился. Но молчал, ждал, что скажет Зинаида дальше.

– У нас благоустроенная двухкомнатная квартира, я устроилась на работу. Алеша дома, пока больше лежит, но его уже можно сажать, обложив подушками. Надеюсь, он поправится, – в голосе Зины звучала теплота, когда она говорила о муже.

– Тоня вам с мужем нужна как сиделка? – задал вопрос Игнат.

– И да, и нет, – спокойно ответила Зина. Видимо, она много думала по этому поводу, и её вопрос не застал врасплох. –

Тоня уже достаточно взрослая девочка, может мне помогать ухаживать за Алешей – это поможет ей адаптироваться в семье и всем нам сблизиться.

– А если, наоборот, это её испугает? Если она решит, что нужна вам оказалась только тогда, когда вам плохо, и это ранит её детскую неокрепшую психику?

– Вот и вы, как мой отец, о психике заговорили, – сердито прервала его Зина.

– Не отнимая твоего права на дочь, прошу сделать это тактично и щадя ребенка. Ты сказала, что не уедешь без Тони. Мой совет: не спеши и не иди буром. Всему свое время, – Игнат смотрел на Зину задумчиво.

Она, вновь озлобившись, резко ответила:

– Тоня моя дочь, и мне решать, как с ней говорить.

– Говори, но помни: ты не знаешь дочь и увидишь её сегодня, наверное, второй раз в жизни. Ей надо привыкнуть, что у неё есть вторая мама…

– Какая вторая мама?! Вы о чём??? Я её мать, я и никто больше…

– Ты на сегодня биологическая мать, – спокойно ответил Игнат. – Мать, вырастившая и воспитавшая Тоню, вложившая в нее добро, знания и понимание, – Полина, её настоящая мать. Ты можешь стать матерью Тоне, но постепенно. К мудрости призываю. Думай. До вечера есть время. Вечером ты встретишься с дочерью. А я пошел. Дела у меня.

Игнат встал и вышел из комнаты, не дожидаясь от Зинаиды ответа. На душе у него было хмуро. «Беда пришла в дом», – эта мысль болью отдавала в сердце.

Зинаида осталась в комнате одна. Она стояла у окна и сердито продолжала мысленно спорить с Игнатом. Но вдруг поток злых мыслей в её голове остановился: на завалинке напротив дома Дубровских сидела старая женщина – настолько старая, что определить её возраст было невозможно. Внимание Зинаиды привлекла не женщина как таковая, а её вид – сгорбленная, в черном одеянии, из-под платка выглядывают растрепанные седые волосы, глаза женщины закрыты. Она клюкой что-то чертит возле себя. Из-под клюки поднимается земляная пыль и, немного повисев в воздухе, вновь ложится на землю. Старуха всё быстрее и быстрее чертит клюкой и что-то шепчет, гримаса на лице говорит о том, что она сердится, а пыль поднимается всё быстрее и уже не успевает оседать, так часто и много её поднимается в воздух.

– Бабушка Марфа, здравствуй! – слышится детский голос, и вот уже возле старухи стоит темноволосая девочка невысокого роста, в голубом платьице с рюшей по подолу, возле ворота виднеется букетик цветов из такой же ткани, девочка в руках держит двух кукол и полотняный мешочек. Из-за угла дома появляются мальчик и еще одна девочка. Мальчик скачет на прутике, а девочка бережно прижала к груди тетрадь.

– Бабушка Марфа, здравствуй! – хором говорят дети. Старуха, не прекращая своего занятия и не поворачивая головы к ребятишкам, говорит громко, почти фальцетом:

– Кукушка прилетела, кукушка… украдёт дитёнка… злая… бегите, бегите от неё.

Ребятишки закрутили головами из стороны в сторону, ищут глазами кукушку.

– Бабушка Марфа, а где кукушка?

– В доме, в доме…

– Настя, Тоня, Юра, идите в дом, ужинать будем, – зовет детей Варвара.

Дети побежали на зов бабушки, а вслед им ещё слышались тихим голосом сказанные слова:

– Слёзы, слёзы будут, беда прилетела… Зинаида продолжала смотреть в окно.

«Странная старуха, – подумала она, – на ведьму похожа, сидит и каркает как ворона. Сейчас увижу дочь. Какая из девочек дочь? – она даже отвечать себе не хотела на этот вопрос: – Какая разница, какая из этих девчонок – моя дочь!.. Сейчас встретимся, поговорим и утром с ней уедем. Нам всё равно друг к другу надо будет привыкать», – привычно и решительно настроила себя на деловой лад Зинаида. Ей надо выполнить поставленную задачу, и она её выполнит.


Стоит Зина у окна и курит папиросу за папиросой. Слышатся детские голоса, но слов разобрать нельзя, всё слилось в один голосовой поток – гомон он еще называется. Слышит Зина, как Варвара просит ребятишек угомониться, вымыть руки и проходить в дом. Скоро все будут ужинать. Не обратила Зина внимания на то, что ничего ребятишкам бабушка про гостью не сказала.

– Зинаида, иди к столу, – Игнат вошел в комнату. – Дети в сборе. Мы пока ничего не говорили им. Поужинаем, потом оставим Тоню и с ней будем говорить. Будь мудрее, Зина, прошу.

В комнате с большой русской печью стоит стол, покрытый клеенкой. Из печи Варвара ухватом вытаскивает котелок с картофелем, над ним поднимается пар. В большой керамической миске на столе стоит сметана, а в плоской тарелке лежат вареные яйца. Большими ломтями нарезан хлеб. И роскошь – сливочное масло в маленькой керамической вазочке. В стаканах молоко. Дети у рукомойника моют руки: все вместе, толкая друг друга и смеясь, подставляют руки под струйку воды. Рядом с ними с полотенцем, спиной к выходу из комнаты, где была Зинаида, стоит молодая женщина. Всю эту картину Зина увидела сразу.

– Здравствуй, Полина, здравствуйте, дети! – громко раздается приветствие. Полина и дети разом поворачиваются на голос.

– Здравствуй, Зина, – Полина говорит спокойно и показывает на детей: – Тоня, Настя, Юра, поздоровайтесь с тетей Зиной, моей сестрой. Она очень далеко от нас жила и вот теперь смогла приехать к нам в гости.

– Здравствуйте, тетя Зина, – вразнобой сказали дети и побежали к столу.

Разместились за столом, Варвара пожелала всем приятного аппетита и разложила по тарелкам картошку, сдобрила её маслом и перед детьми поставила по стакану молока.

– Ешьте здоровую деревенскую пищу.

Дети, видимо, почувствовали напряжение взрослых и вели себя тихо. Ели молча. А может быть, они устали от дальней дороги.

Нарушила тишину Зинаида:

– Смотрела в окно и увидела странную старуху: то ли слепая, то ли от старости не хватает ей сил глаза открыть. Что-то чертила клюкой и шептала. Местная чудачка? – спросила ровным голосом, но Игнату почувствовалось, что зацепила Марфа Зинаиду.

– Марфа Фроловна живет в Кумашкино так давно, что никто из старожилов не знает, когда она здесь поселилась и сколько ей лет. Шутят: мол, второй век Марфа Фроловна живет. Зовут её все по имени и отчеству – как обращаясь к ней, так и говоря о ней. Уважают сельчане почтенную старушку за её провидческий дар. Никому зла она не причинила. Я живу здесь, считай, шестьдесят лет и не припомню, чтобы кто-нибудь обиделся на Марфу Фроловну.

– Бабушка Марфа говорила про какую-то кукушку, которая дитёнка украдет, – вдруг сказала Тоня. Взрослые одновременно вскинули на нее глаза.

– Это образное выражение, вы же знаете сказку о кукушке. Когда птенцы подрастают, она оставляет птенцов в гнезде, чтобы они самостоятельно добывали себе корм, – улыбнулся Игнат, пытаясь переключить внимание детей.

– Бабушка Марфа сказала, что кукушка украдет дитёнка, а не оставит его одного, – Тоня произнесла эти слова и посмотрела на Зинаиду. В глазах девочки мелькнул испуг. Зинаида сидела с опущенной головой и молчала.

– Дети, вы поели, идите в комнату и готовьтесь ко сну. А мы еще с Зиной поговорим, мы давно не виделись, – ласково Полина выпроваживала ребят из-за стола.

Варвара и Игнат следом за детьми вышли из кухни. Зинаида осталась сидеть за столом, а Полина стала убирать посуду. В комнате стояла тишина. С каждой минутой она становилась звенящей – казалось, электризуется всё вокруг. Молчали обе женщины. Зинаида смотрела на Полину и думала, какую тактику ей занять в разговоре с сестрой: агрессивную или, наоборот, доброжелательно-просящую. Полина, предупрежденная Игнатом, приготовилась к разговору. Но решила так: пусть начнет говорить Зинаида. Пауза затягивалась. Полина, убрав посуду со стола, заварила чай и поставила на стол чайные пары и чайник.

– Давай-ка, сестра, попьем мы с тобой деревенского чая с травками. Вспомним детство в родном доме и дружбу нашу. Помнишь, как мы любили с тобой на печи шептаться и девчоночьи тайны обсуждать… – говорила Полина, улыбаясь, так приглашала Зинаиду к мирному разговору. Зинаида улыбнулась в ответ, взяла чашку чая и потянулась за медом.

– А правда, сестра, давай поговорим о нашем, о девичьем. Я понимаю, тебя волнует, где я была, почему дочерью не интересовалась все эти долгие годы. Служили мы с мужем на благо нашей Родины, но где служили – не могу сказать. Ребенка взять собой не могли. Связь на несколько лет была потеряна, и у нас не было возможности узнать о ребенке. Поверь и прими это как данность, – Зина отхлебнула из чашки чай, положила в рот мед и медленно его проглотила. Полина молчала. – Хотела я Тоню забрать сейчас же, как приехала, но разговор с Игнатом меня заставил несколько изменить свое решение. Сейчас дело к ночи, Тоню беспокоить не будем, пусть она с дороги отдохнет. Поговорим с ней завтра утром и скажем ей, что я её мама, а дома её ждет отец. Заберем её к себе домой после вашего возвращения в город.

– Это правильное решение, – ответила Полина. – Чтобы Тоня привыкла к новой реальности, нужно время. Мы вместе с дедами и бабушкой её подготовим к переезду к вам. Но есть одно «но», и тебе тоже надо принять его как данность: Тоня уже девочка взрослая, ей скоро будет одиннадцать лет, и она имеет право решать, с кем ей оставаться. От твоей любви и твоего такта сейчас зависит, захочет ли Тоня жить в новой семье.

– Ты говоришь сейчас как учительница, а не как моя сестра, – перебила Полину Зинаида. – Тоня не может сама решать, с кем ей жить, она должна жить с родителями. Или вы с Тимофеем удочерили Тоню и она даже по документам не наша? – вдруг зло спросила Зина, побледнев и гневно посмотрев на Полину. – Ну, говори же, вы украли у нас дочь?!

– Успокойся, Зина, Тоня носит фамилию, что в её свидетельстве о рождении записана. Документ этот по малолетству ей не требуется в обычных жизненных ситуациях, и она никогда не спрашивала о нём. Тоня зовёт меня мамой, Тиму папой. От тебя и о тебе все прошедшие годы не было известий, и не считали возможным говорить, что мы ей не настоящие родители. Так что, сестра, мы очень бережно отнеслись к Тоне и её психике, чтобы не травмировать её раньше, чем она готова будет принять новость о том, что у неё есть родители, которые её родили.

– Предусмотрительные вы с Тимкой. Хорошо. Хорошо, что ты понимаешь, что ребёнок должен жить с родными родителями. Так и решим: завтра разговариваем с Тоней, она остается здесь до вашего возвращения в город, а там мы её перевозим к себе домой. Давай будем спать. Я устала, с раннего утра на ногах и в тяжёлых разговорах.

– Спокойной ночи, Зина, – Полина встала со стула, собрала чайные пары и отошла с ними к маленькому столику, на котором стоял таз с водой, занялась мытьем посуды, молчала. Зинаида посидела еще немного и ушла. Полина вытерла чашки и села за стол. Она смотрела в окно, в него заглядывала луна, светила ярким холодным светом, будто фонарик луч света направил в окно. За размышлениями она не заметила, когда рядом с ней оказалась Тоня. Девочка молчала и только перебирала у куклы волосы. В руках у неё была кукла, сделанная бабушкой Тоней, у Марфутки были волосы, которые можно заплетать, и девочка часто меняла кукле прическу.

– И что же это полуночницы не спят? – вопрос Игната вывел Полину из раздумий. Она увидела Тоню, протянула к ней руки: – Тонечка, и как же я не увидела, что ты пришла, – обняла девочку и прижала её к себе, поцеловала в волосы.

– Полина, Тоня, надо ложиться отдыхать, – Игнат ласково смотрел на них. – Завтра будет день и будет пища.


Разошлись по комнатам. Хороший дом у Дубровских – срубленный из бревен, в нем три спальные комнаты и просторная кухня с русской печью – гордость хозяйки Варвары Ивановны. В доме настелен деревянный пол, укрытый самоткаными половиками; просторные окна, в них днем много солнечного света, а ночью светит луна. На окнах и дверях в комнатах красивые шторы из ситца, любовно вышитые и обвязанные кружевами Варварой и её двумя дочерьми, Ольгой и Анной. Дочери рукодельницы – всему обучила их Варвара: варить и парить, печь пироги и хлеб, шить одежду, вышивать, вязать на спицах и крючком, ткать половики. В доме уютно и красиво. Гости спят в отдельных комнатах и не мешают друг другу.

Полина с Тоней вошли в комнату, где уже уснули Настя и Юра.

– Тонечка, давай будем спать, уже поздно. Спокойной ночи, – Полина поцеловала девочку и помогла ей лечь на кровать к Насте. Сама прилегла к Юре. Не спалось Полине. Она прислушивалась к звукам в доме – дом жил. Скрипнула половица в комнате родителей, луна нарисовала силуэт Игната на шторах; через несколько минут тень его скрылась в комнате, тяжело отозвалась кровать под Игнатом, послышался шепот Варвары:

– Спи, Игнат, утро будет, будет день, тогда и всё решится. Спи.

– Варя, не могу уснуть. Чую беду, – также шепотом он отвечает жене.

Потянуло табачным дымом – не спалось Зинаиде.

Дрёма начала окутывать Полину, когда ей больше почувствовались, чем послышались шаги. Она открыла глаза. В комнате не было Тони. Выждав несколько мгновений, Полина поднялась, накинула на плечи халат и вышла из комнаты – в кухне Тони не было. Дверь дома приоткрыта. Полина тихонечко открыла её шире и увидела Тоню, сидящую на крыльце. Девочка была в одной ночной сорочке. Сидела она, подобрав ноги, обхватила их руками и голову положила на руки. Свет луны падал на скорбную детскую фигурку, казалось – она спит, а луна её укрывает и своим светом и убаюкивает. Стояла звенящая тишина. «Печальный ангел», – подумала Поля. Она тихо, чтобы не нарушить покой Тони, вернулась в дом, взяла лоскутное тоненькое одеяло и так же тихо вышла на крыльцо. Тоня никак не реагировала – может быть, не слышала, может быть, не хотела говорить. Поля села с ней рядом, укрыла одеялом и обняла девочку. Тоня подняла голову, глаза её не по-детски смотрели на Полю – безграничная боль в них… И уткнулся ребенок в грудь Поли и тихо заплакал, подавляя плач, чтобы его не слышно было.

– Тонечка, доченька моя, не плачь. Мы с папой никогда не дадим тебя в обиду.

– Я не хочу ехать с тетей Зиной, – рыдания душили Тоню, – я никогда больше не вижу тебя и папу. И Настю с Юрой.

– Тонечка, доченька, что ты говоришь?! Почему же ты не увидишь нас, если мы рядом с тобой и всегда будем…

Тоня, обхватив за шею Полю, заплакала еще горше:

– Бабушка Марфа сказала: кукушка украдет дитёнка…

– Тоня, да мало ли что говорила старая бабушка, может, она сказку вспоминала, – пыталась утешить дочку Полина.

– Мама, я слышала, как вы говорили с тётей Зиной. Она злая, я не хочу с ней ехать, – тельце девочки сотрясалось от плача, и Полина, поглаживая её по голове, сама тихо плакала. Молчала она недолго, потом тихо-тихо, как шелест ветра, начала говорить.

– Раз уж ты всё слышала, доченька, послушай теперь и меня. Зина и Алёша – твои родители, они тебя родили. Мы тебя растили с любовью, ты для нас с Тимофеем – родная наша дочь и сестра Насте с Юрой. По закону твои родители могут тебя забрать – это их право, но никто не сможет лишить нас наших чувств друг к другу – ты наша дочь, мы твои мама и папа. Так для нас будет всегда! А у тебя есть право выбора, считать или

не считать нас папой и мамой, – Полина говорила, девочка успокаивалась под шелест доброго голоса и вслушивалась в слова, но молчала. – Вернёмся в город – поедем к твоим родителям, встретишься с папой Алёшей. Он болен, пока не может ходить, ему нужна твоя помощь…

– Какая помощь? – спросила Тоня, а в глазах её мелькнули недоумение и удивление.

– Простая помощь, Тонечка. Например, стакан воды подать. Рассказать о своих успехах в школе или показать платья, которые ты сшила для Марфутки и Танечки.

Девочка задумалась. Плакать перестала и не шевелилась, прижавшись к Поле. Сердце Полины сжалось от боли, молнией пронеслась мысль: «Тонечка права. Мы не увидимся… – она замотала головой: – Бред, бред. Это луна, это всё луна навевает такие печальные мысли. Полнолуние».

Стряхнула тяжёлые мысли Полина, крепче обняла Тоню и тихо прошептала:

– Доченька, мы тебя все очень любим, и ты всегда будешь с нами. Мама Зина и папа Алёша тебя будут отпускать к нам. Мы в одном городе жить будем. У тебя теперь два дома и две семьи. Будь умницей. Ласковое дитя двух маток сосет – так говорит русская пословица.

– Мама, я тётю Зину боюсь.

– Ты боишься неизвестности, доченька. Вам с Зиной и Алёшей всем придётся узнавать друг друга и учиться общаться. Это примерно так же, как в школе. Помнишь, когда ты пришла в первый класс, ты многих ребят не знала и учительницу, Нину Ивановну, не знала. Постепенно вы узнавали друг друга, и со многими ты подружилась, а Нина Ивановна стала твоей любимой учительницей. Так сложилось в твоей жизни: ты чуть раньше, чем твои подруги взрослеешь. Пойдем спать, уже луна к закату, скоро восход солнца. Восход новой жизни. Давай, моя хорошая, вместе с тобой поверим: счастливая жизнь будет и у тебя, и у твоих родителей. Они тебя снова нашли, в их жизнь входит радость.

Они с Тоней поднялись с крыльца и, повернувшись к дверям, увидели Зинаиду.

– Не спите? – тихо проговорила она. – Вот и мне не спится, – взгляд тревожный, а голос дрожит.

– Не спится, – ответила Полина, – полнолуние. Луна светит в окно, спать не дает, вот и вышли мы с Тоней, – а сама прикладывает палец к губам, так показывает Зинаиде: «Молчи».

Тоня тихо, не проронив ни слова, прошла мимо Зинаиды в дом.

– Поля, спасибо тебе за разговор с девочкой.

– Спокойной ночи, Зина.

Полине резануло слух это «…за разговор с девочкой». «Странная Зина, – подумалось Поле, – а почему она не сказала «с дочерью»? Ох, Поля, сама подумай – Зине надо привыкнуть, что у нее есть ДОЧЬ!»

Простить нельзя мстить

Подняться наверх