Читать книгу Левентик - М. Джалак - Страница 3

Я пересчитывал слоги на пальцах, выводил буквы отдельными мазками и одновременно восхищался. Прямо-таки раздувался от гордости за себя, талантливого и великолепного. Отлично. Замечательно!…

На самом деле я себе льстил, в основном за тем, чтобы избавиться от смятения и взволнованности перед грядущей защитой.

– Ты так и не сказал мне, для чего нужно это заклинание.

Я чуть не выронил кисточку, наделав клякс, и повернулся на голос.

Карак с невинным видом сидел у себя на насесте. Непривычный человек вряд ли подумает, что это существо с обликом большой чёрной птицы умеет осознанно разговаривать.

Обычно лучший друг не мешал, пока я сочинял, а тут нарушил наше негласное правило: нити плелись вместе со словами, и если внезапно заговорить или как-то ещё помешать, тонкая «ткань» рвалась.

– Помнишь, как ты облез? – Я положил кисточку и обеими руками зачесал волосы за уши.

– Удивительно, что я, а не ты. Накрыть должно было тебя.

Когда ещё не была выявлена эта исключительно милая особенность моей силы, Караку вздумалось посреди работы сунуть клюв в писанину. Заклинание лопнуло, как ветхий невод, а у воронида половина перьев выпала – ему до сих пор стыдно вспоминать.

– А ты хотел посмотреть, что будет, – закончил я. – Ну, а если бы я покрылся шерстью?

– Это было бы забавно.

Полностью человеческий голос с имитацией человеческой выразительности – неизбежное следствие интеграции в наше общество – не позволял усомниться, что Карак говорит серьёзно и действительно видит что-то забавное.

– Зачем ты меня провоцируешь? – поинтересовался я.

– Чтобы ты перестал мотать себе нервы, – сообщил Карак. – Сам знаешь, что ничего плохого с нами не случится.

То есть он догадался, что я не работал, и решил отвлечь. Мне следовало бы понять это раньше – ведь он не мог и не хотел бы подвергнуть меня опасности, по крайней мере намеренно.

И он, пожалуй, прав – следует взять себя в руки.

Я с волнением скосил взгляд на большие напольные часы. Маятник мерно качался под стеклом, а стрелки показывали, что назначенное время неумолимо приближается и скоро ученики и преподаватели соберутся для защиты.

Стук механизма отдавался эхом от стен из монолитного гранита – гора Синяя Башня являлась чем-то вроде города внутри громады сплошного камня. Похожая на изъеденный жуками-древоточцами пень, она представляла собой бесконечные лабиринты, созданные с помощью магии и достраиваемые в течение целых веков.

Под воздействием энергии тело горы крошилось, плавилось и застывало – вот почему все поверхности здесь такие гладкие, а если бы не ковры и правила приличий, по полу можно было бы кататься, как по замёрзшей речке.

Подойдя к окну, прорубленному в толще камня, я залез на подоконник, раскинул руки крестом и немного свесился наружу, потому что высоты я никогда не боялся. В воздухе пахло мёдом и носилась золотая пыль – цвели стеклянные деревья.

Почти сразу прищурил глаза – лес, расстилавшийся на километры вокруг, остро сверкал в лучах полуденного солнца, и глядеть было больно. Деревья были лучше видны у подножия горы, их кроны казались действительно вылитыми из стекла.

Стеклянный Лес, который охраняют карамати. Эх…

Наши с Караком вещи уже были собраны, так как выдвигаться к месту начала практики нужно в тот же день – защита должна закончиться до обеда. Всё необходимое, чтобы не много было тащить, а там уже можно будет забрать остальное в следующий визит.

– Может, на корабль? – со слабой надеждой предположил я, забираясь обратно в комнату. Отсюда, кстати, очень удобно запускать бумажных змеев – прямо из окна.

– Мечтай, – немного насмешливо оценил мою мысль Карак. – Я тоже помечтаю.

– Пессимист. – Я пожал плечами.

– Я реалист.

Он прав – скорее гауры начнут летать, чем нас распределят на приличное место. Всё из-за моего дара, который очень нелёгок в обращении и, честно говоря, обычно бесполезен, правда, мой учитель Реллан с таким же считает иначе – говорит, надо просто знать, как использовать.

Что ж, Эйлидани говорит почти то же самое, но про несколько другие вещи.

В дверь постучали, заставив меня обернуться, но сказать я ничего не успел – она отворилась на пару сантиметров, и в щель нахально заглянул мой давний соперник Кенафин:

– Привет, неудачники.

Не нужно было отпирать так рано.

– Исчезни, – посоветовал Карак.

– Куда вы, интересно, попадёте, ребята? – притворно заинтересовался парень. Наши лекари умели чинить, и на смазливом, почти девичьем лице у него не осталось даже шрамов. – Я мечу прямо во дворец к вану.

– В качестве шута? – Я не полез за словом в карман. С места не двигался, но, кажется, мои кулаки непроизвольно сжимались. Врезать бы наглецу, да мы уже не дети, это скверное поведение для благовоспитанного герена.

– Вам обоим, вместе взятым, и до шутов – как до неба, – дерзко выпалил Кенафин и, чуть ли не показав язык, смылся. Дверь гулко хлопнула.

– Детство, – произнёс я, успокаивая сам себя.

Удалось ему меня задеть, только никому не сознаюсь, конечно же. Удалось во многом потому, что он был прав: перспективы открывались не лучшие, прямо скажем.

– Он тебя побаивается, – заметил я со зловещей усмешкой.

– Ещё бы ему меня не побаиваться. – В ответе друга также слышался смешок. – Хватит обращать внимание на этого убогого.

– Согласен.

Я упрямо стиснул зубы и вышел в коридоры, договорившись с Караком, у которого были собственные дела, встретиться позже, когда мы уже будем свободными людьми.

Тут же пожалел, что забыл попить – внезапно очень захотелось, однако возвращаться я не стал, чтобы не давать себе лишнего повода тянуть время до последнего.

По дороге к учебному блоку я встретил группку из нескольких малышей под предводительством воспитателя-атми. Уже новеньких привезли, что ли? Пока они крутят головами по сторонам, пытаясь рассмотреть всё и сразу, но очень скоро привыкнут – среди чудес Синей Башни им предстоит провести много лет.

Карак волнуется за нас обоих, но лучше меня понимает, что бояться, скорее всего, нечего – если к защите допустили, это может означать, что сама защита всего лишь формальность. Тем не менее, я не мог избавиться от спазмов в желудке: мало ли какая случайность подстерегает? возможно, где-то вкралась ошибка? что будет, если зададут каверзный вопрос?

Ноги сами вывели меня привычным путём, которым я ходил каждое утро, и я осмотрелся по сторонам только возле аудитории, где проходила защита. По коридору, освещённому магическими лампами – от огня давно отказались, – разбрелись ребята из моего класса. Кто-то стоял, прислонившись к стене, кто-то сел на пол, кто-то беседовал – негромкие звуки разговоров наполняли коридор. Возле дверей я заметил своих приятелей. Уже сегодня расстанемся – отправимся, кто куда. Я подошёл, поприветствовал, и узнал – к облегчению и сожалению сразу – что остальные точно так же тратят время на мандраж, как и я.

Кто-то должен был быть уже внутри зала, то есть лица, возглавляющие дома – два патриарха и матриарх, – а также наставники рангом пониже. Белокожих атми непривычно много.

Я тоскливо взглянул на настенные часы – через пять минут можно будет войти. Длились эти пять минут мучительно медленно, мне казалось, что меня перетянули верёвкой поперёк туловища, а чтобы руки не дрожали, я сначала сжал их в кулаки, а потом сцепил в замок на животе.

Двое из троих, входящих в высокую комиссию, были моей приёмной семьёй. Как так получилось, стоит рассказать в другой раз, когда будет подходящее время и благодарные слушатели, а не теперь, когда я вот-вот забуду, как меня самого зовут.

Несмотря на это, никаких поблажек и никакого снисхождения ждать не приходилось – покровительство в моём случае заключается разве что в том, что в моём жилище есть окно, а не магические рисунки на стенах, как у многих других. Соседями моими в жилом блоке были ученики из богатых семей, в том числе Кенафин, однако сам я, в отличие от подавляющего большинства, не знал ни своей родовой фамилии, ни родных отца и матери.

Наконец подошло время, и мои соученики потянулись к входу. Зал без окон с друзами кристаллов на стенах понемногу заполнялся людьми. Парни и девушки занимали парты, опасливо поглядывая на преподавательский стол в конце зала, покрытый лазурно-синей скатертью с вышитой серебряной звездой.

Там нас ждала аттестационная комиссия: Мивенар Халья, Талавару Реллан и Алиеру Ноквуфин – все соответственно «-рохо», то есть карамати. Других людей здесь практически и нет, мы видим их относительно редко – если только это не преподаватели общих предметов да каази, то есть слуги. Но все они живут в отдельных кварталах и часть времени их не видно и не слышно.

О, и Кенафин здесь, разумеется. Хотелось бы, чтобы у него были неприятности, но, к сожалению, он не дурак и не двоечник.

Стрелка часов над входом щёлкнула. Ноквуфин и Реллан прекратили перешёптываться, развернулись, выпрямили спины. Халья перестала теребить кисточку для туши и подняла голову, так что стали полностью видны сделанные красной и белой краской ритуальные узоры на лице, показывающие статус замужней женщины. Раздался скрежет отодвигаемых стульев – все присутствующие повставали со своих мест, чтобы поприветствовать таким образом комиссию. Я тоже: у нас классическое учебное заведение и традиций здесь придерживаются даже более строго.

– Всем доброго дня, – начал Реллан. – Садитесь. Надеюсь, вы понимаете, что решается ваша судьба, а потому подошли к защите ваших квалификационных работ со всей ответственностью…

Мы с благоговейным ужасом внимали, но про себя я – и вряд ли только я – немного досадовал. Возможно, правдив слух, что это нагнетание напряжения, официальная атмосфера – лишь пустые формальности, а результаты тестов и проверки работ уже давно известны. Значит, эта троица тратит здесь время только в качестве дани обычаям и за тем, чтобы мы, без пяти минут выпускники, до последнего момента не расслаблялись (изуверы…).

Это было бы неудивительно: за годы о каждом ученике становится известно много – что умеет и чего от него ожидать.

Реллан был краток и объявил, что теперь аттестационные испытания можно начинать. Он любил выглядеть грозным, но не всегда таковым являлся.

– Я вызову по списку или есть желающие начать? – поинтересовался секретарь-атми.

В ответ на это первая из защищающихся нетвёрдым шагом вышла вперёд и встала за кафедру. Молчать и мяться не рекомендовалось, всё-таки это значимое события для каждого молодого карамати и торжественное мероприятие – ведомости на государственном флаге лежат, можно сказать. Цветочные гирлянды по стенам тоже синие, национальных оттенков.

Девушка по имени Холана представилась и пустилась в пространные объяснения того, что собой представляет её работа, при этом делая размашистые жесты руками и шаря по сторонам широко раскрытыми глазами. Настолько широко, что они казались белыми.

Халья вежливо кашлянула – самопрезентация затягивалась. Я отчётливо услышал, как Ноквуфин негромко сказал Реллану: «Может быть, я пока пойду пообедаю?»

Холана поняла намёк, завершила рассказ в двух словах и поспешно удалилась на своё место. Вместо неё за кафедру в качестве руководителя проекта встал Ноквуфин и выступил со своими выводами о дипломе. Я попытался расслабиться и унять мандраж – все нервничают, и ребятам я в основном сочувствую. В основном.

Студенты потянулись друг за другом, а я сказал себе, что это такой экзамен, только слишком популярный и серьёзный. Как-нибудь проскочим – сразу после защиты каждому нужно взять направление и оправиться сегодня же к месту практики.

Сама защита шла гладко, моих соучеников не мучили лишними дополнительными вопросами, и я почти расслабился. Однако, когда поднялся и встал за кафедру, почувствовал, что язык норовит отняться.

– Ну… Я…

Да что такое? Я не раз делал доклады и выступал публично, к взглядам привык, поэтому не дал себе смутиться. Речь пошла складно. В конце я кивнул, сказал «всем спасибо за внимание» и сел на свой стул.

Моим собственным руководителем был Реллан, который сейчас и встал за кафедру. Я часто посещал его практикумы и дар у нас был схожим – кому же ещё брать на себя мой проект?

До этого дня мы не обсуждали рецензию на мой диплом, но я, кажется, угадал, выбрав из уже составленных заклинаний самые, по собственному мнению, лучшие, переписал начисто и покрасивей и переплёл заново. Сошлись во взглядах.

– …это действенно, даже господин Алиеру-рохо со мной согласен…

Ноквуфин, сидевший молча, медленно кивнул, как во сне, но ничего не сказал. Главное, чтобы на меня не смотрел. Его сканирующий взгляд никогда мне не нравился.

– Вонючий подлиза, – буркнул Кенафин себе под нос.

Я проигнорировал этого болвана. Скоро он исчезнет из нашей с Караком жизни.

Ещё десяток страдальцев, то есть студентов, и главное событие года достигло кульминации. Реллан, Халья и Ноквуфин собрали ведомости и не сговариваясь ушли в дальний кабинет на закрытое совещание. Зал тут же наполнился шумом – ребята принялись обсуждать защиту, явно наслаждаясь тем, что теперь говорить можно.

Прошли томительные десять минут, и наконец члены комиссии вновь появились в зале. Мы затаили дыхание.

– Мы, высокая комиссия, – объявила Халья, – признаём вас всех в полном составе пригодными к службе на благо общества согласно традициям и действующему указу вану свободного и объединённого Самавати.

Вздох облегчения вырвался у дюжины человек. Нас опять начали вызывать – теперь для вручения документов.

– Сообщаю от имени всех, что ваш диплом успешно засчитан, – сказал Реллан, церемонно, по обычаю кахини, кивнув и держась официально, как сейчас и подобает. – Вот ваше направление и символ братства.

Кажется, эмоции никак или почти никак не отразились у меня на лице – с большими усилиями и к моему счастью.

Я машинально взял протянутые запечатанный конверт и чёрный бархатный мешочек, благодарно поклонился. Вышел в коридор и плюхнулся на скамейку в стенной нише. Дрожащими пальцами надорвал конверт – у меня не хватало терпения идти к себе на квартиру и рассматривать всё там. Подписанный диплом. Даже не верится…

Достав сопроводительную записку, я пробежал глазами аккуратные строчки. В бумаге говорилось, что сегодня, первого числа луны трав мне необходимо отправиться в город, где найти человека по имени Эльглот-кхуно Ниттар. Вьяпар, садовник. У него надлежит трудиться следующие три года, нужен помощник в саду…

Что? Целых три года?! Какая там «служба на благо общества»?

Радость и облегчение испарились в один миг. Что я должен делать в хозяйстве у члена касты торгашей? Поверить не могу, что мои родители непредвзяты… настолько.

Оказалось, Карак уже ждал на квартире и, похоже, с нетерпением.

– Ну как? – поинтересовался я из чистой вежливости, ещё не отвлёкшись от мыслей о скорбном будущем.

– Замечательно! – довольно воскликнул друг. – Только…

– Только тебе сообщили то же, что и мне? Тяжёлая работа.

– Прорвёмся, – попытался успокоить меня он. – Нужно же с чего-то начинать.

– Не тебе спину гнуть.

– Как знать.

Не ответив, я ещё раз осмотрел наше обиталище – не забыл ли чего. Создавалось необычное и не очень приятное ощущение, будто стены глядели на меня и прощались.

Часть своих рисунков я оставил висеть – может, повезёт сюда вернуться, а если нет и в мою квартиру заселится незнакомый маленький мальчик, пусть получит подарок от своего знаменитого предшественника.

Может быть, знаменитого. С голоду бы не умереть.

Так, у меня же ещё мешочек. Стоя лицом к свету, я раскрыл его и достал массивный серебряный перстень с сапфиром. Не отрывая взгляда от знака дома, сел на стул. И в это тоже всё ещё поверить не могу.

Надев драгоценность на безымянный палец правой руки – я рядовой член дома, – присмотрелся. Крупный сапфир окружали четыре направленных остриями наружу миниатюрных серебряных клинка, бывших частью орнамента. Всегда тонкая работа и качественные материалы.

Мы с Караком одновременно посмотрели друг на друга, рассмеялись и обменялись поздравлениями с теперь официальным совершеннолетием. Тут дверной колокольчик звякнул, и мы вздрогнули, оборачиваясь. Кто там ещё?

– Открыто, – сказал Карак.

Смазанные петли провернулись бесшумно, и мы увидели Халью. Я поспешно поднялся навстречу.

– Я зашла специально, от нас с отцом, – сказала она, плотно закрыв дверь, чтобы никто не услышал, но не двигаясь дальше прихожей. – Удачи тебе, сын. Ты всегда сможешь вернуться к нам. Ты знаешь, как мы к тебе относимся.

– Мам… – обречённо начал я. – Это что, правда? О распределении к вьяпар в сад?

– Правда. Работай усердно – сам не заметишь, как время пройдёт, – «успокоила» меня Халья. Я даже слов не нашёл, так и остался стоять с приоткрытым ртом.

– Он давний знакомый общины и постоянный клиент, – сказала мама, – и он прислал запрос на молодого карамати, для помощи – предпочтение отдаётся людям с твоим вариантом силы.

Альтруист, наверно. Согласен содержать бесполезных людей и платить им.

Постойте. Я прав, значит? Я должен буду, получается, вкалывать, как простой батрак? Какой-нибудь каази? Отлично. Просто замечательно. Нет, я понимаю, что это необходимо, что нашу молодёжь после выпуска отправляют послужить немного у каст, стоящих ниже – чтобы не задирали нос, как Кена. Но работа слуг…

Вот тебе и «свободные люди» – всё только начинается.

Эта пара усыновила меня, когда я только здесь появился в бессознательном возрасте. Не в шестилетнем, как большинство – потому что до этих шести лет жить было не с кем. Я почти всю жизнь провёл в Башне.

На пожелание удачи я не ответил. Да, я не любил своё имя, но поскольку нос не дорос придумывать всякие пафосные прозвища типа «Грозного Поэта» или «Острого Языка», требовал называть себя по фамилии. Обычно молодые карамати, пока учились здесь, носили и фамилию дома, и свою родовую, а для тех, чьи родители не были известны, полагалось именование «Нджалу», то есть «найденный». Если таких учеников в классе было больше одного – добавлялось «старший», «младший» или «первый», «второй», «третий»…

Так часто звали и меня, кроме того, было и прозвище «Тала». Только родители звали «сыном».

Следует заметить, что у тех же Реллана с Хальей с наибольшей вероятностью рождались бы самые обыкновенные дети – темноволосые и бледнокожие, поэтому таким парам своих детей иметь не то что настоятельно не рекомендовалось в связи с возможными проблемами, а запрещалось. Но не запрещалось усыновлять сирот вроде меня.

– Тала, идём, – сказал Карак. Он называл меня так – прозвище своего рода. – Нам желательно оказаться в городе засветло. Халья, мы тебе благодарны…

– …И я не забуду, – закончил я.

Всё-таки пройдя в комнату, мать обняла меня, я сомкнул руки в ответ – маленькая женщина, сам на две головы выше, потому пришлось склониться. Перед лучшим и практически единственным другом (не считать же друзьями кучу приятелей?) я подобного не стеснялся – ворониды в отличие от значительной части моих единоплеменников спокойно относились к проявлениям семейной ласковости при свидетелях.

– Главное, – с улыбкой сказала бывшая наставница, – это смелость, а она у тебя есть.

– Не чета моей рассеянности, – также улыбнулся я.

Мать ушла, напоследок растрепав мне волосы, но выдвигаться мы собрались рано – похоже, настал черёд прощаний, потому что на этот раз пожаловала карамати лет восьми. Мивенар-рохо Дангауна, она же – моя сестра. Тоже, значит, сирота – все её родные по крови мертвы, как и мои. И она такая же противница традиционных уменьшительных имён, как и я – требует называть себя не Дан, а Дани.

Белые, такие же, как у меня, волосы, заплетены в две короткие косички, аккуратно свешенные на грудь, руки заложены за спину, словно там зажата кукла. Склонив голову на бок и кусая верхнюю губу, сестрёнка молча созерцала нас. Её нелюдимая и вздорная по причине возраста рафи Марна с ней не появилась.

Дани подошла нерешительно – она не могла поверить, что мы уходим, – а я подхватил девчонку на руки, подбросил к потолку и тут же поставил на пол.

– Братец, ты ведь вернёшься, правда? – заглядывая мне в лицо и держа мои руки, так что мне приходилось сгибаться в поясе, спросила Дани с молящими нотками. – И ты тоже?

«И ты» подтвердил своё намерение, ненадолго отвлекшись от изучения адреса, по которому над следовало прибыть. Девочка скосила глаза на мой свежеполученный перстень и завистливо вздохнула – она сама ещё нескоро станет полноправным членом дома.

– Вернусь обязательно к празднику Укариби, да ещё с подарками, – пообещал я.

Конечно. Хотя бы для того, чтобы по традиции праздника пообещать ей защиту.

– Я буду очень-очень ждать! – восторженно пропищала девочка, подпрыгивая и обхватывая меня за шею. – Карак, тебя тоже!

Дани всё-таки попрощалась, как ни хотела потянуть время, и мы с Караком решили более не откладывать, иначе за прощаниями мы так здесь и заночуем, подведя ожидавшего нас Эльглота-кхуно. Более не говоря ничего, я подхватил вьюки, Карак забрался мне на плечо и мы отправились в путь, сами не предполагая, как скоро придётся вернуться.

Опустившись на подъёмнике к подножию горы, мы оказались в хозяйственной части, где нас ждали китихонду, точнее, только один.

Исполинская нелетающая птица в полтора моих роста, с клювом, похожим на лезвие широкого загнутого меча, угрюмо сверкнула небольшими глазками из полумрака стойла. По идее, эти птички опасные хищники. Дикие – хитрые и злобные, домашние же вполне доброжелательны, если не провоцировать.

Рыжее чудище почуяло дорогу и было радо наконец размяться. Я вложил удила ему в клюв, вывел из денника и, привязав к опоре, оседлал и навьючил. Всё это время Карак сидел на балке и благоразумно молчал: если китихонду испугается – только успей от клюва увернуться, отец одно время с распоротым плечом ходил. Мог и без головы остаться.

Птица спокойно ждала, пока я закончу и мы двинемся, а её товарищи выглядели обеспокоенными – ещё бы, они же остаются.

Одну ногу в стремя, другой с силой оттолкнуться от земляного пола – ай да я! Благо дело, ростом не обижен.

Высоченный, покрытый резко и сладко пахнущими цветами и длиннющими шипами кустарник плавно, незаметно глазу расступился, позволяя покинуть заколдованное место. Он растёт перепутанными сплошными зарослями, и проникнуть в место обитания карамати без их ведома обычно не представляется возможным. Как и выйти отсюда.

На нас же не пострадало ни лоскутка, ни пёрышка, однако китихонду нервно дрожал под седлом и «собирался», явно опасаясь за свои глаза – прижимал к груди короткие лапки и притягивал шею к туловищу, пока мы не выбрались из чащи на дорогу.

После Башни, которая была, по сути, городом, я был рад подышать лесным воздухом. Даже голова немного закружилась, и я на всякий случай сел ровнее.

– Крылья размять не желаешь? – невинно осведомился я у рафи, который сделал плавный круг над лесом и вновь угнездился у меня на плече.

– Разбойничков боимся, что ли? – не упустил своего Карак.

– Дураков, конечно, на свете хватает, – не стал спорить я. – Но я всего лишь хочу узнать, что с дорогой.

Он с деланной неохотой отлепился от плеча и взмыл повыше, а я зажмурился и прижал ко лбу кулак. Китихонду продолжал шагать по просёлку, даже не вздрогнул – наши птицы давно привыкли, что хозяева колдуют прямо на спине.

Чем отличаются карамати от атми, так это не в последнюю очередь гибкостью предметного и прочего восприятия – обычного человека зрение воронида, который видит каждым глазом в отдельности, давно бы свело с ума.

Сначала я увидел лес с высоты птичьего полёта. Жёлтой змеёй извивалась дорога, стеклянные деревья искрились, как хрустальная крошка. Карак спланировал ниже, и стала видна жирно блестящая глина, размокшая и превратившаяся в грязь.

Город мелькнул где-то на периферии, но я успел заметить, что до него не близко. Открыл глаза и задумался, опершись обеими руками о луку седла. Чего же ещё ожидать, раз под утро прошла гроза? Само собой, дорогу размыло. Таким образом, на месте мы будем к ночи. Потрясающе, конечно, но что поделать. Я разобрал поводья и цокнул языком, слегка толкнув китихонду башмаком в пушистый бок. Птица-скакун уже не пошла, а побежала неторопливой рысцой.

В этот раз во время сеанса я толком не успел уловить ощущения рафи и немного жалел об этом. Ничего, будет время в другой раз.

Дорогу сильно развезло – гроза была над лесом, ближе к городу, а не над Башней. Вскоре скакуну из-за дополнительного веса стало трудно выдёргивать ноги из жёлтой грязи, я аккуратно, чтобы не запачкаться сильно и не поскользнуться, спрыгнул с седла и зашагал рядом.

Вымазался чуть ли не по колено, более того, взмок и измотался – почти весь этот участок пути пришлось идти пешком. Попутно я то и дело доставал фляжку с водой и раздумывал, где бы по дороге попоить китихонду – меня немного беспокоило, как такой длительный переход отразится на его здоровье.

Через два часа реликтовый лес уступил место зеленеющим и уже колосящимся хлебным полям, и мы сели немного отдохнуть, прежде чем выходить на открытое пространство – погода сулила жару. Несмотря на стоящее над головой солнце, двинулись дальше, поля сменялись перелесками, но и я, и Карак воздерживались от идеи частых привалов – весь путь до Генгебагара занимает больше семи часов, нам надо было успеть к нанимателю сегодня. Башня город богатый, но в силу определённых причин вокзала у нас нет и все пользуются обычной дорогой – если была нужда куда-то ездить. Зато у нас есть прочая инфраструктура и собственный почтовый индекс.

Когда палящая жара ушла, на горизонте показалась сосновая роща – сюда местные горожане в конце октады ездили на прогулки, а также снимали дачи на лето. Дорога шла напрямик, и успевший измучиться под солнцем, я был рад деревьям и воздуху рощи, пропитанному запахами хвои и смолы.

Только-только закончилась весна, но кто-то уже отдыхал – с одного из дворов столбом поднимался дым, раздавалось потрескивание огня и протяжное женское пение на несколько голосов. На заборе сидели двое мальчишек лет восьми. Они прекратили болтать и во все глаза уставились на диво, шагом ехавшее мимо. Заляпанного глиной карамати, вялого полосато-рыжего китихонду, прикорнувшего на луке седла чёрного воронида. Мне следовало сделать знак приветствия, и я апатично поднял руку повыше. Теперь у ребят впечатлений на октаду вперёд.

Хутора, пастбища и другие следы присутствия человека попадались всё чаще. В той стороне, где лежало море, что-то слабо отражало небо – поля орошения, обслуживающие ближайшие городские районы. Когда я был младше, я упросил сводить меня посмотреть, и это сооружение с загадочным названием произвело на меня впечатление поделённого на квадраты болота, где-то покрытого ряской, где-то лужами и чахлыми кустами. Как отец мне объяснял, очищенные сточные воды сбрасываются в приток Нагаритары.

До города оставалось все ничего – он вырастал прямо впереди, как ещё один лес. Дорога немного уходила под уклон, и я слегка откинулся назад, чтобы меньше нагружать спину китихонду. Тот шёл медленно, он устал, как и я, а Карак вообще заснул, проведя полдня на крыльях. О том, что надо сориентироваться ещё и в городе, я старался пока не думать.

К счастью, мы добрались до северной заставы ещё при свете дня, а прибытие не стало приключением с досмотром и прочими формальностями только из-за моего лица – карамати реже имеет необходимость доказывать, кто он такой.

Как потенциальных преступников нас боятся не больше, чем атми, ведь причинить вред невинным с помощью силы мы не можем, даже если бы захотели. За преступлением незамедлительно последует воздаяние, и это будет отнюдь не смерть, а то, что способно испортить остаток жизни.

Было время, атми считали нас чуть ли не посланниками Маиши, а сейчас мы просто пользуемся уважением, без священного страха и трепета, как более сильные.

В чём-то, возможно, и сильные.

Казалось бы, принадлежим к высшей касте из-за непостижимых для рационального разума сверхъестественных сил, но кто в основном строит дома и корабли, кто управляет государством, кто торгует с соседями и кто, наконец, выяснил, что гребной винт производительней колеса? Всё атми, а мы только помогали, да и то потому, что смогли приспособиться. Не люди, а слуги народа почище мивали, которыми являются монархи и высшая знать.

Городские стены давно утратили стратегическое назначение, часть их разобрали и разбили на этом месте сады. Каменная кладка кое-где осталась, но лишь потому, что некоторые представители моей касты возмутились тому, что город лишают культурного наследия.

Миновав украшенные колоннами в античном стиле северные ворота и уйдя с проезжей части, я залез обратно в седло и попытался вспомнить, что мне говорили про адрес и то, как ехать. После леса и прошедшего дождя город показался мне неимоверно душным, затхлым и далеко не ароматным, но притерпелся я быстро.

Карак восседал на луке седла и молчал, ожидая, что пока я вспомню, и иногда демонстративно посматривая на небо. Улица, на которой мы оказались, точно являлась относительно новой – намного шире и светлее улочек Старого города. Дома здесь преимущественно деревянные, на одну семью, с наглухо огороженными сплошным забором дворами и глядящими на улицу окнами, в которых уже зажигались первые огни. Сумерки наползали со стороны гор, к заливу – вслед за уходящим солнцем.

Пока я раздумывал, китихонду испугался чего-то, дёрнулся и чуть не толкнул торопливо пробегавшего мимо фонарщика. Извинившись, я понял, что использовать здесь рафи-связь небезопасно – может случиться что-нибудь похуже, пока буду отвлечён.

– О духи, что у тебя с памятью? – заговорил наконец Карак. – Нам нужно двигаться к центру до пересечения с Морской улицей, потом повернуть налево…

Доехали мы засветло, ночевать на улице не придётся, но оставалось прибыть по адресу. Опаздывали, однако, на грани приличий.

К нашему счастью, этот район столицы уже застраивали по чёткому плану, и с крупной Речной улицы осталось свернуть на третью по счёту по левой стороне, Яблоневую.

Нужный дом я заметил издалека. Вместо крашеной соломы, черепицы или чего-нибудь ещё, что используется для кровли, крыша была сделана из стекла. Конёк венчало солнце в короне лучей, покрытое начищенными медными пластинками. Я присвистнул, а Карак уважительно заметил:

– Вот умелец!

Настоящее солнце между тем зашло окончательно, и на ратуше чуть погодя забил колокол, отсчитывая десять часов вечера. Я машинально оглянулся через плечо, прислушиваясь к долетающим из верхнего города тоскливым ударам, приглушённым расстоянием. Неожиданно подумал, что теперь смогу гораздо чаще бывать на улице, чем это было возможно раньше.

– Добрый вечер, набу, – окликнул кого-то Карак, и я только теперь заметил, что на крыльце закрытой лавки сидит человек, держащий в руке, кажется, кружку.

Пробормотав невнятное приветствие, он поставил кружку на ступеньку, с некоторой неуклюжестью встал на ноги и вышел к нам под свет уличного фонаря.

Похоже, старик в самом деле относится к касте вьяпар, тех, кто торгует – держится уверенно, взгляд цепкий, некоторая полнота присутствует. Наверно, лет пятьдесят – пятьдесят пять.

Я спешился и поклонился в пояс, как старшему, удерживая китихонду в поводу, шляпу – под мышкой и стараясь не думать о том, что произвожу не очень-то хорошее впечатление на первого работодателя.

– Доброго вечера, набу.

– Доброго. Значит, вы и есть тот карамати, запрос на которого я посылал в Синюю Башню? – поинтересовался Эльглот, сцепляя руки в замок на животе. – Признаться, я ждал вас ранее, к ужину.

Голос у него оказался резковатым, но не неприятным.

– Прошу прощения, – сказал я, не переставая смотреть в землю. – Дорога была плохой и мы задержались.

– Сколько же вам?

– Семнадцать, набу.

Лет после тринадцати я сильно подрос, поэтому возникали вопросы – выглядел старше. На ум и характер это, к сожалению, не влияло.

Ниттар с неожиданной ловкостью подхватил кружку и скрылся за дверью, велев нам подойти с чёрного хода, что мы и сделали.

– Господин Талавару-рохо, – хозяин с помощью специального механизма отодвинул брус, запирающий ворота, и помог мне завести скакуна во двор, – рад приветствовать вас и вашего рафи в своём доме. Я всё-таки соберу на стол, а вы можете пока располагаться. Ваша комната на первом этаже – дальняя. Можете немного отдохнуть или посмотреть дом, на чердак только не лазайте.

Вопрос вертелся у меня на языке, и как Карак ни толкал меня, призывая молчать, я его задал, пока мы миновали крыльцо и сени жилой части здания:

– Почему?

– Там… Неважно. Сейчас нужно, чтобы вы шли отдыхать, молодые герены. Введу в курс дела завтра.

Карак, похоже, был несколько удивлён, что его гереном назвали – это означало мужчину из достойной семьи или по крайней мере достойного поведения, а о семье или репутации Карака новый хозяин ничего знать не мог, – но потом проговорил:

– Мне сказали, что у вас особое поручение.

Я почему-то подумал о крыше. Может, это как-то связано с ней? Никогда не видел такого сооружения у атми, магией они не обладают, а делать заказ у нас по карману разве что мивали или кахини высшим.

– Всё завтра, – повторил Ниттар и осведомился: – Итак, ужинать будете?

Мой рафи ответил утвердительно, я, подумав пару секунд, тоже.

«Он что, сам себе готовит? – удивился я, поняв это. – Вряд ли не может позволить себе слуг».

Я коротко поклонился маленькой статуе местного духа в особой нише в стене и привязанным там же белым табличкам с красными письменами, перетащил свой багаж в отведённую комнату и отправился отмываться – в бане на заднем дворе как раз оставалась горячая вода. Сад скрывался в густых сумерках и где он кончается, я рассмотреть не смог.

Уже переодетый в чистое, я не спеша прошёл по первому этажу, мимо кухни, где хозяин сам разогревал еду, и поднялся по лестнице на второй. Дом был очень старым, неоднократно перестроенным и ещё – отремонтированным относительно недавно. Я невольно задумывался о его заоблачной цене и понимал, что он явно рассчитан на семью с детьми и, возможно, внуками, но Ниттар живёт здесь один и даже, по всей видимости, без слуг. Почему?

Подумав, что он здесь один, я неожиданно для самого себя почувствовал горький укол тоски по родителям и сестре, да и по самой обители карамати, но непрошеные воспоминания тут же отогнал. Теперь я взрослый, совершеннолетний. Чего желал, то и получил, верно?

Уже приходилось бывать в старых домах, которые строили с экономией места согласно регламенту городских властей – никаких коридоров, огромных горниц и всяческих излишеств. Кажется, здесь в своё время сложили перегородки, образовав узкий коридор и несколько комнат из одной большой залы. Наверху, наверное, так же. Таким образом, это здание уже имело холл и помещения, возможно, не только жилые, но сейчас у меня не было ни времени, ни желания интересоваться или осматриваться.

Я взгромоздился на ступеньку приставной лестницы, которая вела под крышу. Ту самую крышу, стеклянную.

Интересно.

Почему туда нельзя заходить?

Недолго думая, я, мальчишка дурной, махнул рукой на усталость и сходил за оружием.

Затем залез по лестнице к чердаку и распахнул дверь.

Под крышей располагался зимний сад – подобное чудо мне доводилось видеть и раньше, но в Башне силы карамати позволяют и не такое.

Из стекла был сделан только один скат, второй покрыт, должно быть, тёсом, и не виден со стороны улицы. Вокруг тесно от разнообразной зелени – очертания растений выступали из мрака на падавший из коридора свет газового рожка – снаружи уже была почти ночь, и мне подумалось, что сейчас около половины одиннадцатого вечера.

Однако толком всё рассмотреть не удалось – не успел. Едва я сделал шаг, как из темноты на меня двинулся… кто-то. От неожиданности я отпрянул, чуть не вывалившись за дверь и рискуя рухнуть на пол второго этажа и сломать шею.

Сперва мелькнула мысль, что это призрак – сквозь тело виднелись контуры предметов. Весьма злой призрак, потому что он тут же бросился на меня. Я отмахнулся пангой, но серый узкий клинок прошёл сквозь эфемерную фигуру, а её обладатель даже не пытался уклоняться или бежать, как обычно делают призраки.

Поэтому обратиться в бегство пришлось мне. Отдышавшись за дверью, я позволил себе повторно удивиться. Такими пангами, позволяющими поражать нематериальные цели, владеют все карамати. Подобное оружие не куётся кузнецами, как простое – его создают магией те, кому это под силу.

Так.

Это что – шутка такая?

Это как понимать?…

Я, стараясь не топать, спустился вниз, оправил одежду и с видом, будто ничего не произошло, вошёл в сверкающую голой каменной кладкой кухню, где пылала чугунная угольная плита – газовые слишком дорогие и популярностью у вьяпар-горожан не пользуются. Ниттар уже расставил столовые приборы и что-то обсуждал с Караком. Когда я появился на пороге, оба прекратили разговор и уставились на меня. Хозяин вскинул бровь. Друга явно что-то развеселило, но он оставался сдержанным. Догадался, поди, где я только что побывал.

– Успешно? – как ни в чём не бывало, осведомился Эльглот-кхуно. – Садитесь, набу.

На кухне? На место слуг? Хорошо, я пока и так их место занимаю. Безропотно сев на свободный стул, я продолжал молчать. Кажется, наш работодатель не особенно удивлён и не рассержен, что я полез туда, куда не просили.

– Я догадывался, что вы решите заглянуть. Хотел проверить, сможете ли побороть любопытство. Так как успехи? Прогнали привидение?

Я развёл руками и отрицательно покачал головой.

– Похоже, призраку безразлично, изгоняют его или нет, и мне даже кажется, что он надо мной смеётся. Мой совет вам обоим – идти спать, а завтра поговорим. Жду к завтраку, герены – опаздывать нежелательно.

После этого Ниттар кивнул, давая понять, что разговор на сегодня закончен. Ужин прошёл в молчании. Я думал, Карак тоже.

Жалко, что его не было поблизости, когда я сломя голову полез в зимний сад. Если бы не Карак, шишек у меня было бы намного больше. Ворониды взрослеют быстрее людей, и он, как несложно догадаться, достаточно намаялся с озорным ребёнком с обострённым чувством справедливости, каким я был в детстве и отрочестве. Время от времени мой друг вспоминал старую привычку и принимается ворчать, как столетний дед.

Когда настало время отправляться спать и мы остались в одной из двух гостевых комнат, я кисло прищурил глаза, сдвинул брови и шепнул:

– Вьяпар.

– Понял, – так же шёпотом ответил Карак, устраивавшийся поудобней для сна. – Но не стоит судить поспешно.

Да, я некстати и слишком хорошо вспомнил Мивенара Кена, потому и к Ниттару отнёсся с предубеждением. Кенафин изначально был сыном состоятельной, пусть и не благородной семьи из касты торговцев и проходил обучение и адаптацию в Башне только потому, что этого чётко и недвусмысленно требовал закон. Этот молодой человек решил, что жизнь обязана сама ему всё преподнести, несмотря на то, что наставники были непреклонны и очень редко давали ему поблажки, как и мне.

Не желая долго сидеть на месте из-за природной склонности, я часто дрался с Кена и другими мальчишками, но не особенно стремился быть «царём горы». Однако, честно признаюсь, что не упускал своего и иногда пытался в отместку задеть этого надутого морри.

Также не скрою, что Карак в чём-то оказывался умнее и часто меня осаживал.

Лёжа в почти полной темноте, я прислушивался к звукам. Моя кровать оказалась вполне удобной, без врезающихся в лопатку или поясницу комков на матрасе – в семь лет довелось поспать как раз на таком и я потом долго жаловался на ломоту в теле. Поскрипывали балки и ступени – я было решил, что призрак заскучал и отправился бродить по дому, однако Карак на спинке кресла безмятежно спал. Почти безмятежно – он лишь втянул голову в плечи и закрыл глаза. Как будто считал, что может понадобиться быстро проснуться.

В детстве я любил читать романы ужасов – при одном-единственном огне, спрятавшись по уши в одеяло. Бессонницы и злых шуток воображения избежал благодаря убеждению, что пока птицы или звери поблизости спят или занимаются своими делами, можно ничего не бояться. Между прочим, верно: они слышат куда лучше людей и опасность заметят первыми.

Несмотря на то, что Карак довольно длительное время провел сегодня на крыльях, чтобы не мешать мне и китихонду пробираться сквозь грязь, проснуться он мог от любого подозрительного шороха.

Мой организм тем временем требовал, чтобы ему наконец дали отдохнуть – для дедуктивных усилий время найдётся на следующий день.

Вероятно, для уничтожения угрозы нас с другом и направили. Вот они, прелести начавшейся самостоятельной жизни – с бала на корабль, как говорят.

Но как? Это совершенно не мой профиль и я опасался, что у меня не хватит квалификации. Но если всё удастся – начало будет неплохое.