Читать книгу Левентик - М. Джалак - Страница 7

Разболелся я на славу. С размахом. Карака от моей печальной участи спасла очень горячая, как у любой птицы, кровь, и температура, с которой теперь валялся я, для него не нормальна, а низковата.

Как добирался назад, я даже рассказывать не буду – ничего интересного в этом нет. Ночевать в Башне не стал, в общих чертах рассказал о результатах Халье и отправился в Генгебагар, свалившись сразу по прибытии. Так и лежу уже два дня. Говорить вообще не рискую: потеряю голос – и привет, лучше писать пожелания грифелем на бумажке.

Приходивший врач счёл меня заразно больным, и не боялся приближаться только Карак. Он, между тем, был даже не ранен – как понимаю, в основном уклонялся от ударов и отвлекал противника на себя. Пара вырванных перьев не в счёт, пусть это и больно.

Болезнь оставила ощущение бешеной непрекращающейся скачки. Среди перепадов температуры, мельтешения предметов и звуков, непонимания, какое сегодня число или день, и сменяющих друг друга симптомов – в зависимости от времени суток, – я запомнил глядящие поверх противоинфекционной повязки глаза: Ниттар по предписанию опрыскивал воздух из какой-то штуки, которой цветы поливают, и интересовался самочувствием. Даже приносил что-нибудь, если я просил.

Несомненно, хозяин иначе себя вёл с каази – я кахини всё-таки, несмотря на теперешнее жалкое положение.

Почему-то я бесконечно вспоминал вереницу призрачных лиц, которая в конце-концов слилась в одно, не живое и не мёртвое. Алиеру, значит, Даэршин…

Как только мне полегчало, Карак и я вернулись к незаконченному. Я спросил, слышал ли друг когда-нибудь это имя.

– Алиеру-рохо Даэршин? Право, удивлён, что ты не слыхал. Однако, чему я удивляюсь? Ты часто плохо учил историю.

– Повтори, что ты сказал.

– Ты плохо учил историю, а на правду не обижаются.

– Нет, перед этим ты сказал, что имя известное.

– Да. Короче…

Даэршин был корабельным карамати, а прежде – пиратом, которого никак не могли поймать. Получив амнистию, был капером, пугавшим теперь суда в нейтральных водах, а затем попал на борт к капитану Гнармаку-кхуно, тёзке моего отца.

Карак помялся, поглядывая на меня – словно пытался определить, помню я, о ком речь, или стоит мне рассказать.

– Гнармак? – наконец переспросил я с сомнением. – Что-то воронидское.

– Что-нибудь значимое – я бы знал, – возразил Карак. – Гм… Лучше вставай и спускайся в библиотеку – в книжке лучше написано.

Решив не спорить, я набросил халат и потопал вниз, надеясь, что не встречу по дороге Эльглота, который отправит меня обратно в постель. Надо же, как маленький мальчик, который боится, что его накажут.

Воздух вокруг казался очень холодным – меня всё ещё лихорадило, стоило лишь принять вертикальное положение, особенная осторожность была нужна на лестнице. Несмотря на это, весь путь успешно преодолел и даже зажёг керосиновую лампу – как и многие другие, хозяин опасался проводить сюда газ, а свечу можно было легко уронить.

Нерешительно обвёл взглядом ряды полок и стеллажей, не зная, с чего начать.

– «Знаменитые женщины». И Колониальная война, – сжалился Карак.

Я добрался до стеллажа с книгами на историческую тематику, не совсем понимая, при чём тут какие-то женщины, и опустился на корточки. В ушах зашумело. Вот первая книга, а про войну легче всего найти в школьном учебнике за… за пятый год обучения, точно.

Обратно я добрёл, почти не чувствуя озноба и головокружения, но пот по телу катился градом. Стоит сказать спасибо, что стены нашей комнаты оклеены бумагой голубого цвета с васильковыми узорами, который не раздражал мои без того утомлённые нервы.

Вернувшись в мягкую тёплую постель, я разлёгся под одеялом на спине, учебник прислонив к согнутым коленям. Карак запрыгнул на кровать и подобрался к страницам вплотную.

Пробежав глазами несколько вводных абзацев главы о Колониальной войне, называемой ещё Сине-красной, я зацепился за имя Даэршина. Так-так… Бывший пират, капер и корабельный карамати. Во время войны не то чтобы храбро бился, но сильно помогал флоту его величества Легариира в целом и судну капитана Гнармака-кхуно в частности. Благодаря талантам Алиеру вражьи снаряды летели шетани знают как и редко попадали в цель – расчёты попросту не видели, куда целиться. Гнармак выиграл несколько боёв благодаря этому карамати, пока тот не сошёлся на узкой дорожке с Талвар-рахо Индой. Свои-то свои, но служили разным монархам.

Даэршин вертелся, как рыбёшка на сковороде, и довёл Инду до белого каления. Дрались они также с применением оружия, но, отчаявшись достать им противника, карамати обрушила всю мощь на все сразу Даэршиновы копии. Грохнуло так, что сила заклинания и отдача проделали дыру в палубе флагмана, брига «Летящая стрела», и остаётся только диву даваться, почему не разнесли в щепки весь корабль и не утопили его вместе с командой. От всех четверых, включая воронидов, не нашли даже пепла, лишь несколько перьев кружилось в воздухе, как погребальный салют.

Именно так было в тексте – «как погребальный салют».

– Тебя пока ничего не смущает? – спросил Карак.

– Пока нет, но, видимо, должно, – отозвался я, протягивая руку за монографией, потому что в школьном учебнике больше ничего по теме не было.

Книга была современной, с полями и оглавлением, поэтому поиски нужной персоны облегчались. Где же это… Ага.

Так вот, оказывается, Гнармак-кхуно Реллан на самом деле Реллана, то есть оурат, а не набу. Первую минуту я никак не мог в это поверить. Ладно ещё женщина-врач, это можно понять, но женщина-моряк, да ещё и военный моряк? Командовала людьми, держала оружие? Как она вообще ухитрилась скрыть?…

Итак, она с детства мечтала о море, а ещё о пользе для родины – истинный дух йодха. Мечты мечтами, но новый закон вану запрещал службу, не говоря уже о том, что подобные дороги и без всяких законов были практически закрыты для девочек сложившимися традициями и обычаями.

Наш тогдашний вану на дух не выносил, когда женщины брались за мужскую работу – то есть, считай, любую работу, где платят деньги. В теории им не возбранялось зарабатывать на жизнь, но теперь только действующие врачи, юристы, школьные учителя и прочие могли продолжить практику – для новых специалистов не было мест в учреждениях, учебные заведения также не принимали новых студенток. Каази и така женского пола могли теперь наниматься только за еду. Исключение по этому закону составляли лишь женщины вьяпар, традиционно занимавшиеся торговлей вместе с мужьями и отцами (с ними не стоит ссориться), карамати (вообще сложно что-либо запретить), а также те, кому работа была жизненно необходима. Уделом последних оказывалась волокита с доказательством того, что у девушки нет ни мужа, ни отца, ни прочих родственников, которые могут её содержать.

Реллана родилась на севере, в департаменте Берег Китовой Кости, старшей дочерью в семье и с раннего детства наблюдала, как сначала отец, а потом и старший брат отправлялись далеко в открытое море бить китов. Мать и младшие сёстры оставались на берегу, ожидая их возвращения. Постепенно девочка свыклась с мыслью, что должна следовать примеру последних и принять роль, отведённую ей в обществе, но однажды отец не вернулся с промысла. Брат к тому времени женился и помогал по мере скромных сил, а мать постепенно распродала нажитое имущество, чтобы выдать замуж двух других дочерей, и перебралась жить к сыну.

Отлистав назад, я внимательней, чем в первый раз, всмотрелся в портрет. Очевидно, Реллана не отличалась красотой и привлекательностью, и шансов на выгодное замужество у неё было намного меньше, чем у сестёр. В конечном итоге молодая девушка в самом расцвете и почти брачном возрасте оказалась нигде не нужна, а опускаться на нижние слои ахуту, где на внешность не смотрят, было плохой идеей. Помня о давней мечте, Гнармак-кхуно решила её осуществить – терять было уже нечего.

Ждать, пока старик-вану помрёт и на трон сядет наследник с другим взглядом на мир, можно было до скончания века – мивали живут слишком долго. Можно было вместе с каази завербоваться на любой военный корабль, где был недобор, но матросы часто сражались и гибли безымянными, но это всё пустое – ты можешь довольно быстро умереть, не принеся абсолютно никакой пользы. Поэтому Реллана приняла решение стать офицером, но чтобы выучиться в полевых условиях, нужно было начинать в двенадцать-тринадцать, а Реллане к тому времени уже исполнилось шестнадцать. Так что, добравшись через всю страну из Ниангуми, она сдала нужные экзамены в училище.

Как нетрудно догадаться, скрыв личность и… выдав себя за юношу. Не будь ограничений от вану, ещё можно было бы попытаться поступить под настоящим именем и без маскарада, убедив комиссию в стойкости духа йодха и желании служить родине именно таким образом и, конечно, объяснив, что мужчин в роду почти не осталось. Теперь впереди ждало одно из двух – либо она сможет выучиться и заработать на службе положение и золото, либо её разоблачат и бросят в тюрьму – хорошо, если не казнят.

– Не знал, что йодха такие мутанты, – пробормотал я, немного скривившись.

– Всякое бывает, – так же пробурчал Карак. – На нашего любимого Кена взгляни – тоже мутантик ещё тот.

Два года Гнармак была кадетом, и три – гардемарином Морского училища, а шедшая сначала вяло, а потом и активно война позволила «Реллану» проходить практику на боевых кораблях, а не учебных, и получить звание мичмана. И опять-таки никто не усомнился, что перед ними юноша – Реллана из касты воинов, наверняка имела возможность сколько угодно наблюдать, как ведут себя отец и брат.

В военное время продвижение по службе идёт намного быстрей, чем в мирное, и Реллана буквально через несколько лет ходила капитаном. Но ей не везло – сначала она командовала самым большим из маленьких кораблей, потом самым маленьким из больших, и полноценный фрегат получила нескоро. Всё время до этого никто не знал, кто она такая, а теперь, если и догадывались, то молчали – крамольные слухи о капитане могли стоить жизни.

Вряд ли на призах Реллана смогла заработать кучу денег, но её мать несколько раз получила загадочные послания с просьбой явиться в такой-то банк.

Старый вану вошёл в историю как Легариир Второй Сварливый: его величество любил воевать и не мог прожить, не поругавшись с кем-нибудь. Война началась из-за колоний, которые мы не могли удержать, а потом самодержец испортил отношения с ванугати Кагарабу – усомнился в её способности управлять страной, и янтарное царство осталось нейтральным. К слову, нынешний монарх у них тоже не мужчина – уже второй по счёту. Говорят, чуть ли не моего возраста.

На колонии облизывался Якунду, с которым вообще связываться было опасно. Владыка морей у нас Зумари, конечно, но не в водах Якунду, где за здорово живёшь можно пропасть – так, что не найдут. Пропасть так, что не найдут, можно было где угодно, но там вероятность в десять раз усиливалась.

Гнармак на её тогдашнем корабле, шлюпе «Ужасный», направили в составе эскадры на линию фронта, где красноглазики сначала потрепали наших, а потом наоборот.

Странный они народ – говорят, пираты встали под одни знамёна с каперами и военными моряками без всяких посулов со стороны высшей власти. Если бы ло-самавати были такими, наши границы все бы обходили на самых малых парусах.

– Да уж… – произнёс я, глядя поверх страницы.

– Отчаянная девица, да? Странно, что родилась не среди квиоров – думаю, на небесах произошла ошибка, – иронически предположил Карак.

Не отвечая, я кивнул, и углубился в чтение дальше.

Вернувшись с победой, Реллана стала героем и наконец получила вознаграждение и приличный корабль, а также приобрела несколько полезных знакомств, в том числе с бывшим пиратом и действующим капером Алиеру-рохо Даэршином, решившим перевестись на военное судно в качестве корабельного карамати.

Вскоре после этого случился дворцовый переворот, в результате которого старика вану сослали в горную крепость – нашлись заговорщики, которые воспользовались недовольством общественности, и на трон сел наш теперешний вану, заодно отменивший закон о запрете женского труда. Мужчины были очень недовольны тем, что они сбиваются с ног в попытках достойно содержать своих родственниц, а те, в свою очередь – отсутствием нормальной защиты. Мивали не могли допустить того, что нарастающее давление в котле в конце концов бы его разорвало, фигурально выражаясь.

Реллана между тем продолжала поддерживать свою легенду – вероятно, потому, что уже привыкла. Но похоже, она не рвалась в полные адмиралы, ведь быть им означает не столько водить корабли и командовать эскадрами, сколько посещать светские приёмы да интриговать. Подав в отставку, она перевелась на торговый флот, заодно открыв общественности тайну.

Сбережения почтенная вложила в покупку и перестройку шхуны «Сапфировый кимбу». Списанное с военного флота судно переоснастили в траулер.

Траулер с таким названием, ха! Интересно, почему не сменили вопреки традициям: угрожающие названия и названия хищных животных могут носить только боевые и китобойные суда.

– А теперь пошевели мозгами, мой болезный друг, – сказал Карак, когда я расслабил руки, которыми придерживал книгу. – Только не ори, когда догадаешься.

– Понял, – выдохнул я во внезапном озарении, и сухой мучительный кашель не отпускал меня минуты две.

Когда сумел наконец отдышаться, я захлопнул тяжёлый том, чуть не прищемив Караку клюв, и в прекрасном настроении откинулся на подушку. Крепко зажмурился и шлёпнул себя по лбу, чувствуя, как губы сами собой растягиваются в довольную усмешку. Возможно, Даэршин и Реллана были знакомы гораздо ближе, чем говорится здесь.

– Если допустить, что она ещё жива, это может пролить свет на ситуацию, – произнёс я в потолок. – В том числе и на то, как Даэршин выжил после элементального взрыва, сожри мои кости стая висимили.

Взглянул на дату издания – книга была новой. Значит, драгоценная оурат жива, причём здравствует. Я нюхом чуял, что на правильном пути, но вставали два вопроса – где её искать и захочет ли она вообще разговаривать?

Как вы понимаете, сразу вскочить и побежать по делам не представлялось возможным – пусть я и чувствовал себя лучше, карантин надо было выдержать. Ещё дня как минимум три, а лучше пять. Когда в детстве болел пневмонией, я вынужден был сидеть круглосуточно в четырёх стенах – к концу третьих суток возникло стойкое впечатление, будто я схожу с ума. Даже Карака было запрещено видеть – во избежание.

В этот раз было легче, потому что вынужденное отшельничество длилось недолго. Вставать стало можно, когда температура спала, и я слонялся по дому, на всякий случай – а вдруг ещё заразный? – обвязав шарфом нижнюю часть лица, пока Ниттар не дал мне маску.

Никогда не любил ни лежать, ни спать днём, и не понимал людей, которым приходилось бороться с апатией.

Когда Карак наконец вернулся после полдня отсутствия, я сидел за столом один и с угрюмым видом выковыривал вилкой мелкие косточки из рыбы. У моего рафи есть свои собственные способы добывать информацию, и я доверился. Опрашивал он не только своих соплеменников, которых, к слову, жило здесь значительно меньше, чем нас, но, тем не менее, жили.

– «Кимбу» стоит у причала, – довольно произнёс Карак. Мог бы – потёр бы руки.

– У которого?

– Без понятия, – признался он. – Спросишь на месте – укажут.

– Пойду один.

– Это нет.

– Карак.

– Семнадцать зим Карак. Уверен? Может, лучше я? —предложил друг с некоторым сомнением.

Вообще он прав. Я слишком приметный для того, чтобы разгуливать в неположенном месте у всех на виду, а ворониды для атми часто на одно лицо – порой даже мужчин от женщин отличить не могут. А если те будут нарочно молчать или менять голоса…

На полминуты я задумался, потом покачал головой:

– Пожалуй, всё же нет. Если возникнут вопросы – скажу, что иду на корабль к кому-то из братьев. Я должен узнать сам.

И решительно стянул маску к подбородку.

Выход из помещения на улицу показался мне неким освобождением – всё потому же, из-за природного типа темперамента. На всякий случай я проложил маршрут по карте и даже взял её с собой. Ниттар перед уходом, когда я с ним всё-таки посоветовался и предупредил об отлучке, предложил мне вести себя в порту открыто, не пытаясь затеряться в толпе или между постройками – навлеку на себя меньше подозрений и неприятностей. Неприятности… Вот попадём, тогда и будем думать, но подозрения мне не нужны.

Трамвай как раз подходил к остановке, и я перешёл с шага на рысь. Судя по табличке, конечной остановкой была набережная. Удачно – там я спрошу дорогу, а если повезёт, кто-нибудь прокатит.

Волы-гауры ступали тяжело, но резво, звонко цокая по булыжнику подкованными копытами и раскачивая выкрашенными красной краской рогами – электричества на этой линии ещё нет. Животные не спеша остановились, тормоза вагона скрипнули. Звякнул колокольчик – вожатые позволили ожидавшим начать посадку.

На трамвае я катался второй раз в жизни. В первый поддался порыву безрассудства и запрыгнул на ходу, за что меня пожурили – герены не прыгают, поэтому сейчас я степенно поднялся сначала в вагон, потом вскарабкался по винтовой лесенке на империал.

– Следующая – «Бронзовая набережная»! – крикнули басом.

– Н-но, пошли! – уже новым басом, с козел.

Колокольчик ещё раз звякнул, оповещая об окончании посадки и предупреждая пешеходов, рикш и прочих. Я сел на длинную скамейку, установленную посередине вагона, ещё раз заметив, как неудобно ездить боком, а не по движению или против.

Опять какая-то толпа.

Опершись руками о поручень, я немного склонился наружу, рискуя выпасть на мостовую и пытаясь рассмотреть, что собрало народ. По улице нам навстречу вели – хотя, скорее тащили – нескольких оборванцев в цепях. Эти люди отличались почти чёрным загаром и такой худобой, словно только из тюрьмы. Скорее всего, это пираты – да, много потехи для каази и така. Особенно для последних – кому-то ещё хуже, чем им. Может, я и не прав и они довольны своим местом в этой жизни, кто знает. По крайней мере их дискриминация запрещена.

Трамвай катил по Золотому проспекту – главной улице Зелёного округа. Миновав ратушу, выехал на Бронзовую набережную. Справа промелькнул одноимённый ажурный мост и солнечные пятна на воде, а на противоположном берегу, круто поднимавшемуся от набережной, сияли особняки и дворцы мивали, а ещё дальше по течению Нагаритары, ближе к адмиралтейству и Училищу, жили йодха. Вдалеке, как фантастическое здание, возвышалось окружённое строительными лесами судно исполинских размеров. Надо спросить или почитать в газетах, что это.

Древность города поражала моё воображение. Но если бы только положительно – здесь лилось в своё время много крови, да и теперь не без этого. Во времена разрозненности номинальная столица континента подвергалась нападению войск враждующих сторон, каждая из которых стремилась захватить самый крупный город и объявить себя уже официальной монархией, благо в Генгебагаре хранились знаки власти. Древние правители, или «цари», часто происходили из касты йодха, пока из неё не выделились мивали – высшие семьи, которые и держали в своих руках эту абсолютную власть.

Сейчас «царями» называют только негласных, но фактических лидеров воронидских кланов и иногда, в качестве почтения, вану.

Круто забрав влево, улицей, название которой я не успел прочитать, трамвай очутился на Морском проспекте, прямо, как стрела, идущем вдоль пассажирского порта с его шумом и трубами лайнеров к торговому. Я не особо спешил, поэтому и решил добраться окольными путями. На набережной пошёл в одну сторону, а трамвай в другую, через восточные Пепельные кварталы, где жили каази. По карте я определил, что оставался ещё приличный – для пешего – отрезок пути, но я жадничал опять тратить деньги на то, чтобы добраться быстрее.

Дома я поначалу колебался, надевать курту или не надевать, потому что его уже можно не носить – слишком тепло. Оказалось, что правильно надел и придётся даже запахнуть – из-за лёгкого ветра, который в любой момент может стать свежим. Нечего обольщаться ясным деньком – только рецидива и не хватало.

Над бухтой надоедливо перекрикивались чайки, я шёл и шёл, повторяя про себя слова, которые должны пригодиться – это был уже мой второй, так сказать, предстоящий допрос свидетеля, я в кои-то веки решил сначала подумать, а потом уже сделать.

– Та-а-а… Тааааа! – Рёв гудка раздался внезапно, так что я аж пригнулся. Потом повернулся, выпрямился и увидел, что в залив вышел пароход, который теперь тянули и толкали из гавани, где находился терминал.

– Ту-тууу… – вторил провожавший его маленький буксирный пароходик.

Я взглянул из-под руки, щурясь и напрягая зрение. Кажется, пассажир из дальнего рейса – узнал биколор Зумари, а также чёрные с белой полосой трубы и гражданский гюйс судоходной компании «Жемчужина морей». Глаза заболели, зато я разобрал, что на борту парохода крупными буквами написано что-то вроде «Гармония» – только торговые суда носят подобные названия. О порте же приписки можно только догадываться.

Густой антрацитово-серый дым валил из труб, стелился вуалью по чистому, без облачка, небу – сизому с васильковым и охрой с кремовым ближе к горизонту. Оно, казалось бы, должно отражаться в воде без изменений, и тем не менее всегда отличалось по цвету от моря – из-за отражённого света, который есть всегда, хоть какой-нибудь. Само море сегодня было ещё и не переливающимся, а полосатым – в продольную бирюзовую и кобальтовую полоску. Защищавший набережную старый деревянный волнолом был осклизлым и зелёным – отлив обнажил его подводную часть.

Проезжавший мимо велорикша окинул меня намётанным глазом и всё-таки развёл на деньги – мне казалось, что ноги у меня стёрты до колен, и я их уже едва переставлял. Очень далеко, вынужден признать. Не рассчитал я свои силы.

В порт я попал через главный вход, не став пробираться через склады и прочие места, где можно найти себе неприятностей. Как и собирался, сказал, что иду на корабль по срочному делу – полицейский стражник уже не стал уточнять, какому. Справившись, как добраться до грузовой гавани, я проник в святая святых сотен наших моряков.

В место с таким большим количеством всего морского я попал впервые и сначала глазел по сторонам, рассматривая штабеля ящиков, множество бочек и мешков, смолёные канаты, огромное количество мачт и меньшее – труб. Над всем этим витал невообразимый букет из запахов дёгтя и пропитанного им дерева, сладкого вина, человеческого пота, машинного масла, старой краски, угля, йода и много чего ещё, чего я не смог опознать.

Кажется, трудовой день здесь уже подходил к концу – неподалёку рабочие, сидя на пустых ящиках, играли в кости и громко спорили, дальше ещё один мыл испачканные руки.

– …Из Ниангуми отбуксировали, в этот сезон. Да, господин Кимету, набу. Смелые ребята, ага!

– Дураки.

– У них сухой собственный всего один, занят, небось…

– А если бы они у Зубов Хилаки разбились? Тот самый Хилаки бы чихнуть не успел!

У самой воды разговаривали двое. Первый, в форме офицера пассажирского флота (как он сюда попал?), ростом был почти с меня, даже чуть повыше, представительный и с таким телосложением, что я бы очень не хотел сойтись с этим господином на узкой дорожке. Лицо выражало холодность, но чем-то располагало к себе. Второй, которому недостаток роста компенсировала ширина плеч, выглядел более просто, одет был в матросские штаны, тельник и бушлат, кроме того, босой. При виде босых ног я моментально вспомнил о собственных, безмолвно молящих о помощи.

Я сдержанно кашлянул в кулак и чуть приподнял шляпу.

– Господа.

Своего голоса даже застеснялся – он был у меня нормальный, без сиплости, как у этих двоих. Осанистый офицер только наклонил оставшуюся покрытой голову, точно клюнув носом воздух, почти квадратный матрос снял шапку и согнулся в поясе.

Наверно, я никогда к этому не привыкну. Кланялись на улице обычно отцу.

– Не подскажете ли мне, где я могу найти шхуну «Сапфировый кимбу»? – спросил я, глядя, как положено по этикету, больше на офицера, и на всякий случай прибавил: – Мне говорили, он сейчас в порту.

– Пятый причал, считать от нас, – не двигаясь, ответил великан.

Я коротко поклонился и направился дальше, искать пятый причал. Спросил и сам не рад – меня видели не только они. Эх-эх, Тала, задним умом крепок.

Отчётливый запах рыбы показал, что я сосчитал причалы верно.

Ветер усилился, и такелаж пришвартованных здесь же нескольких шхун загудел. Их мачты с натянутыми вантами напоминали голые деревья. Хорошо, что окружённый молами порт надёжно защищён от волн.

– …Я говорю вам – испорчено! Да, точно. Да, проверила.

– Но оурат, другой партии нет.

– Значит, и селёдки его величеству на завтрак не будет.

«Оурат».

Я прибавил шагу, но остановился неподалёку, не вмешиваясь в разговор.

Встреть я её и давешнего офицера на улице вдвоём, я бы, пожалуй, издалека их спутал – девица Гнармак-кхуно имела почти такие же широкие плечи и такой же рост.

Не знаю, о чём они там договорились или не договорились, но визитёр – скорее всего, это провиантский суперинтендант – повернулся и ушёл, а Реллана довольно резвыми прыжками покрыла расстояние до шхуны и скрылась где-то на ней.

Подойдя ближе, я поковырял обутой в башмак ногой кнехт с намотанным кормовым канатом, засунул руки в карманы и окликнул:

– Эй, на судне! «Кимбу»!

Вновь показалась Реллана – теперь сомнений не оставалось, что это она. Да, ей довольно легко было при умении сойти за мужчину – полосатый тельник лишь немного очерчивал грудь, а о плечах я уже сказал. И не белая лилия… Портрет в книге довольно точно передавал внешность, сейчас девица капитан выглядела лишь взрослее.

– Я, собственно, к капитану. Значит, к вам, оурат.

– По какому вопросу? И представьтесь, пожалуйста.

Голос такой же сорванный, как у тех двоих – наверно, от природы он мог быть даже приятным, но в условиях, когда требуется вопить так, чтобы тебя услышали во время шторма, это быстро меняется.

– Талавару-рохо Хлавиир. В связи с расследованием.

– Гм.

Сказав только это, Гнармак махнула рукой, вроде бы приглашая меня на борт, развернулась и исчезла на корабле. Я по сходням, стараясь не полететь кувырком в воду, перебрался на «Кимбу». Прилив ещё не начался, и сделать это было трудновато – палуба сейчас находилась заметно ниже причала и вдобавок покачивалась. Надеюсь, никто не видит.

Обогнул лебёдку и шагнул в открытую каюту – судно не слишком большое для того, чтобы на нём потеряться.

– Комингс, – предупредила изнутри Реллана уже после того, как я об него споткнулся. Значит, это порожек так называется.

Гнармак опустилась за стол. Я остался стоять. Пусть видит, что перед ней кахини.

Кахини! Два раза. За душой пара рубашек – камис и блауш, единственные штаны, единственный же курту, стоптанные башмаки, такие же сапоги и залатанный в нескольких местах коти. Моё счастье, что на это смотрят во вторую очередь, если ты карамати.

Не скажешь, чтобы я стремился переодеваться каждые восемь дней в новое или ходить, как пёстрый морри, но как говорит пословица, живёшь на Якунду – поступай, как ло-якунду. Если ты из высокой касты – изволь соответствовать.

Я снял шляпу, по привычке сдвинув её назад, и окинул взглядом каюту капитана.

Вот что значит качество жизни – если сравнивать его сейчас и лет сто-двести назад, разница выходит значительная. Что там, даже тридцать лет назад. Изнутри и не скажешь, что снаружи это воняющий рыбой траулер. Двести лет назад и о пароходах никто слыхом не слышал, также как во времена молодости Релланы – о санитарных нормах.

Везде чисто, иллюминатор распахнут, подвесная койка сложена, на стене – старый барометр и картина, за раму которой заткнут уже увядающий жёлтый люпин. На картине, похоже, панорама адмиралтейства – уйма кораблей, два маленьких буксира, лес мачт, лодки на воде и постройки, только вид со стороны входа в залив. Наверно, писано с борта какого-нибудь судна и недавно – художник не был мне знаком.

Ничего удивительного в том, что тут висит не марина какая-нибудь – моряк видит волны каждый день. Я с интересом рассматривал, когда Реллана меня окликнула.

На столе, привинченном к палубе, как и стул, были расстелены карты территориальных вод. Одна карта довольно старая, другая, как я определил опытным глазом, чуть ли не свежая, тушь только недавно высохла – должно быть, Реллана занималась снятием копии, когда пожаловал представитель склада.

– Я слушаю вас, набу.

– Понимаете, я пришёл не просто так…

– Я это сразу поняла, – прервала капитан Гнармак-кхуно. – Выкладывайте, а дальше посмотрим, смогу ли я чем-нибудь помочь или выгоню взашей с моей шхуны.

Тёмные, по-ночному синие глаза девицы Гнармак глядели со столь откровенным недоверием, что было впору испугаться. Я и испугался, но попытался не показать этого.

Эта женщина мне не понравилась. Я даже затруднялся сказать, чем. Возможно, тем, что ей на её работе не место. А возможно, и тем, что она не стеснялась открыто считать меня сопливым щенком. Похоже, вся команда была сейчас на берегу, но капитан меня ничуть не боялась.

– Послушайте, оурат, – сказал я, стараясь, чтобы голос мой звучал твёрдо, и примиряюще показал пустые руки, словно демонстрируя, что в них нет оружия, – я пришёл лишь поговорить.

Но нервничала она не напрасно, к сожалению – у неё были основания считать, что я пришёл устроить допрос, тайно передавая «картинку» своему рафи как непрямому свидетелю.

– Моему клиенту угрожает неизвестный. – Бровь Релланы поползла вверх. – Всё указывает на то, что это… Это Алиеру-рохо Даэршин, один из моих братьев, которые давно не с нами.

У меня хватило сил и нахальства не отводить взгляд – очень уж холодным он был у Релланы. Она помолчала полминуты, отодвинула в сторону карты и изрекла:

– Логично, что вы пришли ко мне. Думаете, я что-то знаю о Даэршине.

– Уверен. Точно так же, как и в том, что он жив.

Мягче, мягче. Осторожней, Тала.

Женщина вздохнула, достала кисет и стала набивать трубку.

– Не возражаете, набу?

– Не возражаю, оурат. – Судно-то её.

К потолку воспарило облако ароматного дыма. Ничто не мешает хозяйке выйти на середину акватории – хотя бы на шлюпке – и там выкинуть меня за борт. Неприятно.

– Расскажите немного о себе, – брякнул я прежде, чем успел подумать. Как всегда.

– Что такого вы обо мне не знаете? – блеснула глазами девица капитан. – Всё, что положено знать, знают все.

– А что не положено? – набрался наглости я, забывая о близости глубины.

– Моё личное дело. И почему вы решили, что я сразу вам всё выложу? Раз уж вы без меня догадались, что Даэршин жив, вы прекрасно справитесь сами и дальше.

Реллана держала спину идеально прямо, но уже без напряжения – видимо, теперь чувствовала себя непринуждённо.

– Потому что творение вашего бывшего любовника может начать угрожать уже нескольким людям, а не одному. Сам я не могу справиться с этим созданием. Специфика не та.

– Ах, так вам ещё и рассказать, как его найти? – притворно удивилась Гнармак.

Я продолжал стоять, сунув руки в карманы курту и сжав их там в кулаки.

– Знаете, Хлави, это всё…

– Талавару, – сухо поправил я.

Услышать «Хлави» от незнакомого человека – это как если бы тебя недруг по плечу похлопал.

Реллана жёстко улыбнулась, опустив глаза. Это отнюдь не выглядело покорностью – как будто мне сделали одолжение, согласившись.

– Я, как вы можете догадаться без всяких официальных биографий, йодха, – заговорила она, подняв голову и тряхнув короткой чёлкой. – Мой род и я всегда верой и правдой служили стране.

Понятно – воин это состояние души, а не просто профессия, как военный. Кит – очень сильное и опасное животное, и поэтому йодха, воителями, были не только члены командного состава в армии и на флоте. Обычно их женщины мечтают родить воинов, но не стать ими сами. Отчего у Релланы вышло наоборот, я уже знал предварительно.

Всё описанное в книгах было правдой, за исключением гибели Алиеру. Он был сильно обожжён, ранен и контужен, а после относительного выздоровления наотрез отказался показываться на люди и строго-настрого запретил обнаружившей его Реллане вообще упоминать о том, что он выжил.

– И вы всё-таки подскажете, как его найти? – недоверчиво спросил я.

– Да. – Девица Гнармак-кхуно сверкнула глазами из-за окутавших её клубов дыма, как нари из жерла вулкана. – Но действовать будете на свой страх и риск. Опасайтесь банды Чёрной Перчатки.

Приплыли. Всем известная банда – грабят и воруют на заказ. Ну что ж, рисковать так рисковать.

Шумно выдохнув дым, Реллана поправила коротко стриженные волосы.

– Слушайте внимательно, набу – если не запомните, это будут ваши проблемы…

Гнармак подробно объяснила мне дорогу.

– Помните, что это секрет и никто не должен знать. Побойтесь кары богов. – И она улыбнулась так недобро, что я понял – дело тут не в богах. Если я донесу властям или хотя бы заикнусь своим – мне несдобровать. Конечно, продёргивать под килем, чтобы я обобрал своими боками все ракушки, или пускать по досочке в лучших традициях морских разбойников она не станет – знает о наказании за причинение умышленного вреда карамати. Но что ей помешает уничтожить меня как-то иначе?