Читать книгу Левентик - М. Джалак - Страница 8

Часть первая. С бала на корабль
6

Оглавление

Двое малолетних бродяг сидели прямо на мостовой, вытянув худые босые ноги и держа на коленях по миске размером с добрый тазик. Это у ребят, наверно, суп на жидком мясном бульоне, целую посудину которого можно получить за медяк на любой кухне для малоимущих – такие кухни открыли на этом берегу реки богатые филантропы, поэтому днём полиция не сильно гоняет бедняков.

Дети обратили было взгляды ко мне, но заметив, из какого переулка я повернул, потеряли интерес – денег у меня наверняка уже нет.

Я твёрдым шагом прошёл мимо, намереваясь успеть домой до того, как на ратуше пробьёт четыре, и не особенно старался придерживать карман – не посмеют. Да и в таком платье, как у меня, я сойду скорее за более удачливого своего, чем за кахини.

Какой я всё-таки жалкий трус, тянущий время – несколько часов провёл у Эйлидани, прячась за её юбками. Хозяйка брюзжала, что я заявился в неурочное время и пугаю своим присутствием других девушек, а Эйли отбивалась, что это неформальный визит, потому что день и это её личное время. Сумела отговориться при том, что всем известно – платим-то как раз за него, за время.

Ох, эта Реллана… Непонятное существо с мужским именем и в мужских штанах. Странный тип этот Даэршин, и вкусы с пристрастиями у него странные. Вот мои… Эйли мила, прелестна и искусна.

Хотя бы в чём-то я нормален.

Сидя на кухне, я увлёкся сангиной, одновременно мучаясь угрызениями совести.

– Какой у тебя китихонду хищный, – наконец похвалил Карак, по своему обыкновению наблюдавший.

– Дикие – они такие ведь? – Оторвавшись от рисунка и тревожных мыслей, я посмотрел на друга.

Рисовал я по памяти и мне было лестно, что кому-то понравилась работа. Линии перьев-шерсти смотрелись хорошо, но я всё-таки растушевал их средним и безымянным пальцами для большего эффекта и аккуратно взял картонку обеими руками, чтобы отодвинуть и рассмотреть на расстоянии.

Время было уже не раннее, и пришлось невольно вспомнить о завтрашнем дне – завтра предстоял визит к главному подозреваемому, как я его в шутку называл. Как и в прошлый визит, к Реллане, я не хотел никого впутывать и брать с собой. Лучший друг оказался со мной внезапно и категорически не согласен, я даже на миг растерялся от его резкого возражения и нежелания пускать меня туда в одиночестве.

Мы даже повздорили.

– Я туда пойду, и пойду один! – Я вскочил, двинув стулом, как будто собрался в путь прямо сейчас.

– Это уж нет, дружище, в этот раз ты один никуда не пойдёшь! – решительно заявил Карак. – Это тебе не твёрдая земля при дневном свете.

– Да он же псих! – Наконец я вышел из себя. Делаю успехи, надо сказать – раньше это со мной случалось быстрее и чаще. – Лучше я буду рисковать только собой.

– Кто псих?

Мы одновременно повернули головы к двери – на пороге кухни стоял Ниттар. Когда он произнёс это слово, я понял, насколько это по-плебейски. Хозяин подошёл к нам, сел за стол напротив и поторопил:

– Итак?

– Тала выяснил, кто ко всему этому причастен, – с неохотой молвил Карак.

– Но я не до конца уверен, – быстро добавил я.

Внутри у меня всё кипело. Сжав кулаки, я треснул ими по столешнице и тяжело плюхнулся обратно на стул.

– И я пойду с вами, молодые люди, – сказал Ниттар, поднимаясь и скрещивая руки на животе.

– Нет! – выдохнули мы уже вместе с Караком. Рафи тут же потупился, сообразив, что сказал слишком громко.

В молодости Эльглот-кхуно был купцом, много путешествовал и много видел, но разве это было для меня весомым аргументом?

– Ну чудно! – воскликнул я, всплеснув руками. – Надо ещё взвод стражников с собой прихватить, а ещё лучше – процессию с факелами! Что с вами такое, герены?!

– А такое, что некоторые части нашего города – не то место, где можно бродить в одиночку без вреда для здоровья, поэтому я иду с вами!

– Никуда вы не пойдёте!

Если Ниттар и оторопел, то я не заметил – нет ничего особенного в том, что на него повышает голос юнец, у которого борода толком не растёт. Подобное встречается везде и всюду, если старший социально ниже стоит.

Однако, если кахини здесь я, а он только вьяпар, это вовсе не означает, что можно грубить – он здесь хозяин, кроме того, я пока не понял – быть может, он из тех, кто не признаёт примат кахини.

– Извините, – наконец произнёс я, прерывая повисшую паузу, и удивлённо посмотрел на испачканные красной пылью пальцы и ладони, словно её там не должно было быть. Действительно – надо было брать мелок салфеткой.

Эльглот-кхуно важно кивнул:

– Извиняю.

В конце концов я уступил – Карак отправляется со мной. На самом деле что-то в этом полезное есть – он лучше слышит и видит и, признаться, никогда не паникует. Также мы договорились, что если ни я, ни он не появимся к восьми вечера, Эльглот пойдёт в полицию и обо всём расскажет.

Только вот что может случиться? Мы же будем осторожны.

– Платочек не забудь надушить, – сказал Карак утром. Дельный, казалось бы, совет, однако я улыбнулся.

– Это дождевая канализация, друг мой. А не обыкновенная.

– Обычно сливы закрыты решётками, как мы попадём внутрь?

– Девица Гнармак упоминала об одном незакрытом. Что ж, пора. Нечего высиживать – из нас двоих птица только ты.

Появление канализации в нашей столице – это целая эпопея, про которую нам рассказывали в школе. На уроках истории я слушал плохо – Карак не клевещет, но тогда тема оказалась несколько необычной на фоне всяких пактов и сражений.

Восстание Молодого орла Навалаара-кхуно Дангауна покончило с оккупантами и заодно ввергло земли в междоусобный конфликт – оставшиеся представители мивали, находившиеся «в изгнании» в глубинах гор и чаще лесов, не сумели решить миром, кто же станет править снова свободным Самавати. Победителю надо отдать должное – он не дал народу потерять присутствие духа и в последующие три десятилетия своего правления уберёг страну от упадка, насколько смог.

Даже думать не стоит, что бы было, если бы на трон сел ахуту или така какой-нибудь.

После разрушения двух третей Генгебагара и восшествия на престол прапрадедушки нашего ныне царствующего вану город начали восстанавливать, стали приходить жить новые люди и оказалось, что при таком росте населения город рано или поздно утонет в отбросах – нечистоты по канавам неслись в многострадальную Нагаритару, которая в один прекрасный день сама начала напоминать открытую канализацию со всеми исходящими последствиями. При этом из неё продолжали брать воду для питья и стирки – тут-то и стало понятно, чем всё это грозит: «синяя сушилка» гораздо страшней неистребимой вони, от которой люди на улицах падали в обмороки.

Кахини-учёные взялись за дело и соорудили проект системы, которая должна была очищать сточные воды, а не просто отводить куда-нибудь подальше. Вопроса о восстановлении более древней системы даже не стояло – она безнадёжно устарела и годилась только для отвода дождевых потоков.

Чтобы проложить новые трубы и построить коллекторы, приходилось разбирать мостовые и рыть туннели. Рабочим не позавидуешь – в тесноте, темноте, с шансами не выйти оттуда никогда. Последовала волна наказаний и штрафов за самостоятельную прокладку труб горожанами, которые ринулись вслед за прогрессом, не будучи осведомлёнными в том, как же всё это работает. Сейчас даже особые чиновники существуют, которые следят за тем, чтобы канализация была в порядке и по возможности обходилось без эксцессов.

Город остался за моей спиной, и я продолжал шагать к побережью. Тропа медленно, но неуклонно спускалась вниз, и я понял, почему – потоки воды сами стремятся стечь вниз, и уклон ландшафта этому способствует.

Кажется, отлив – сине-зелёное море отошло, оголив бурое дно и небольшие потемневшие скалы. Ближе к вечеру прилив начнётся и всё это уйдёт под воду.

Берег дикий, место неприметное – не заметишь, если не будешь специально искать.

Да, всё так, как и говорило существо по имени Реллана – решётки, почитай, не было. Если обогнуть холм, поросший травой и колючим кустарником, со стороны моря, увидишь зев слива, который обычно должен быть закрыт этой решёткой. Её прутья давно проржавели настолько, что кто-то частью отогнул их в стороны, частью выдернул. Бытовые стоки отсюда, как я уже упоминал, не сбрасывают – для них есть отдельная система и очистные сооружения.

Говорят, под городом помимо ливневой и обычной канализации существует система пещер, целые лабиринты. Но когда девица Гнармак-кхуно заговорила об убежище, я в первую минуту удивился – не в трубах же и не в коллекторе эти ребята живут!

На протяжении истории Генгебагар рос, и камень для строительства добывался здесь же – так и образовывались катакомбы. Вы и сейчас можете прогуляться и посмотреть на входы в старые пещеры и каменоломни сразу за адмиралтейством и верфью.

Вот что любопытно – здесь обитают люди. Они и правда не боятся утонуть во время сильного дождя? Но убежище, о котором никто не знает, могло запросто оказаться частью катакомб, оборудованной на случай очередной войны, а потом благополучно позабытой. Соответственно, есть и вентиляция?

Карак первым заглянул в туннель и сказал, что пока не видит и не слышит ничего подозрительного. Я последовал за ним, протиснувшись между отогнутыми прутьями. Шляпу снимать не стал, чтобы хоть как-то обезопасить непутёвую голову. С собой у нас был черенок от лопаты, которую Эльглот-кхуно милостиво разрешил взять из сарая – вместо шеста.

После яркого дня на меня накатило впечатление, что проваливаешься в душную ночь – несмотря на свет фонаря. Кроме того, обратил внимание на скопившуюся на полу грязь и был вынужден признать, что Караков совет про платок оказался-таки полезным. Отлично, Тала. Будешь могуч и вонюч. Сточные воды под городом – это вам не ледниковые ручьи. Дождь дождём, но мало ли что сюда может попадать с улиц, особенно после того, как завели правило мыть их из пожарных шлангов.

Полукруглая галерея уходила в сторону города и терялась во тьме. Где-то капала вода.

– Карак, как думаешь, здесь есть зогру? – сказал я, прислушиваясь, появляется ли эхо.

– Я знаю столько же, сколько и ты.

– Но они обязаны здесь быть, – произнёс я несколько разочарованно, словно только и жаждал встречи с этими «милыми» насекомыми с трупным ядом на челюстях. Челюсти эти резали плоть как ножницами.

Ладно зогру, пусть они и могут быть опасными, когда собираются в большом количестве – не они сейчас страшны. Я ни на минуту не забывал, что здесь владения преступной группировки, на которую почему-то закрывают глаза власти. Почему – я не стремился узнать.

Вдобавок где-то слышал про такое явление, как «коллекторная волна», но не удосужился в своё время узнать поточней, отчего это бывает. Вспомнил лишь, что несколько дней назад был ливень и, значит, вероятность прохождения такой волны есть.

В свете фонаря тускло блестела каменная кладка стен и мерцала вода.

То есть то, что было ею когда-то. Густо-чёрного цвета, как сажа. Вся эта субстанция быстро налилась в сапоги, плеснув через края голенищ. Да уж.

Светить приходилось в основном под ноги, так как не улыбалось угодить в яму или полететь носом в самую жижу, споткнувшись обо что-нибудь. Реллана сообщила, что с потолка ничего свисать здесь не может, поэтому светить вверх и посматривать туда можно было намного реже, чем под ноги и вперёд.

Шума мы производили наверняка много, и меня, без того импульсивного, это изрядно нервировало – а ну как местные «хозяева» пойдут проверять, кто шумит? Опасаясь привлечь ненужное внимание, сделал было луч фонаря поуже, но это лишь усугубило дело – пятно света не давало нужного обзора.

Я считал шаги и повороты, в самых сомнительных местах ощупывая дно коллектора палкой. Карак извинился за то, что пока не может лететь или идти и вынужден отягощать меня своим весом. Я нетерпеливо махнул рукой – ерунда, мол, – и продолжил путь почти по колено в воде, стараясь держаться ближе к стене.

Мир под миром, город под городом. Точнее, это было бы так, если бы здесь обитал кто-то, кроме зогру и скрывшейся от глаз полиции банды.

На определённом отрезке пути пришлось идти, наклонившись почти в поясе, так что Карак перебрался ко мне почти на локоть, расправил одно крыло и положил его мне на спину. Следующий коллектор оказался шире и с высоким сводом – можно было не то что выпрямиться во весь рост, а даже подпрыгнуть, если вздумается. Остановившись, я посветил вперёд, надеясь добить как можно дальше, и луч вырвал из темноты лестницу – вот и первый выход наверх.

Вскоре чёрный камень сменился красным глазированным кирпичом – значит, мы на верном пути. Несколько раз был слышен шум потока где-то и несколько раз чудились чьи-то голоса – мой друг опять же ничего не услышал и не почувствовал.

Наконец впереди я рассмотрел несколько торчавших из стен дренажных труб. Ничего особенного, казалось бы, но из одной вода не капала. Дотронулся – поверхность внутри была сухой, точно кость.

В молчании я глянул на Карака. Тот так же безмолвно спрыгнул на пол. Палку уже можно было оставить тут, а фонарь поставить в соседнюю трубу, что я и сделал, а потом подтянулся и пролез в широкий лаз. Далеко впереди виднелось бледное пятно – свет, и я пополз дальше, стараясь не пнуть шедшего позади Карака.

Я почти преуспел в том, чтобы выбраться на волю, но тут на меня обрушился потолок. По крайней мере, мне так показалось перед тем, как в глазах потемнело, а потом я полетел куда-то вниз, но не приземлился на твёрдую поверхность – меня что-то поймало и дёрнуло наружу, а потом грубо усадило на хрустнувший пол. Воздух в коллекторах и так не был свежим, а здесь обоняние прямо-таки захлебнулось затхлой вонючей атмосферой. Зато здесь было теплей.

– Придурок, ты же его чуть не шлёпнул…

– Подохнет, ну и что? – У дыхнувшего мне в лицо, верно, гнилые зубы.

– «Ну и что»! Глянь на него!

– Да мне положить! Пошли вы все знаете куда…

Звуки перебранки усиливали тупую боль в затылке. Послышался шорох множества шагов, вокруг загомонили, и я вздрогнул от резких звуков, силясь понять, что происходит – не мог толком открыть глаз, тяжёлый шум в ушах мешал до конца понять происходящее. Очень хотелось лечь и не двигаться, но меня подхватило несколько жёстких рук, прислонили к стене.

– Эй…

Встрепенулся:

– Карак? Живой?

– Тут я. Живой.

Стало немного спокойней – он слишком велик размером и силён для того, чтобы ему можно было свернуть шею, как птенцу.

– Хлави, ты дубина, – проскрежетал Карак.

И «Хлави» назвал, мерзавец.

– Я знал, что ты это скажешь.

– Слышь, вигу драный… – Новый голос, его обладатель, похоже, не старше меня. Как голова-то болит…

– Я тебе кишки размотаю, – с устрашающим спокойствием пообещал голос Карака. Лучший друг явно вознамерился дорого продать свою жизнь. – Тала, открывай глаза, давай…

Я попробовал сделать это, цепляясь за знакомый голос. Приглушённый свет резал глаза, я силился поднять веки. Звякнуло что-то металлическое, мне на голову, которая продолжала нестерпимо ныть, полилась ледяная вода. Это заставило дёрнуться и сползти по стене на пол, устланный тростником. Кто-то грязно выругался. Сколько их тут вообще?…

– О, сопляк живой! – Кто-то из тех, кто говорил раньше.

– Можешь поугадывать, щенок, сколько тебе осталось жить.

– А ну заткнуться всем! – Грубый окрик перекрыл гомон.

Я резко вскинул голову на звук нового голоса – это оказалось больно. Взгляд наконец-то прояснился, и вот теперь-то я понял, что всё происходившее в нашей жизни до этого – игры в песочнице. В довесок ощутил себя круглым идиотом, осознав, что все мои злые детские слёзы по углам – ничто.

Мы были окружены десятком воров и бандитов, которые прямо сейчас могли отправить нас в светлые чертоги Маиши. Перерезать глотку, утопить в коллекторе – прямо сейчас. И соображать, как быть, тоже надо было прямо сейчас.

Обитатели убежища расступились едва ли не с почтением, как будто мивали к нам шёл. Я моргнул несколько раз, зрение худо-бедно сфокусировалось.

Этот человек примерно одного роста со мной даже в помещении носил коти, а поверх – старомодный и очень непрактичный плащ с капюшоном. Чуть позже я понял, почему, а сейчас понял, почему до нас не доносилось вообще никаких звуков, пока мы пробирались сюда – почувствовал, что присутствует некая иллюзия, которая их все поглощает.

Хоть какое-то оправдание тому, что я так глупо попался.

– Что у нас тут? – послышался из-под капюшона гулкий бас и сам себе ответил: – Незваные гости. Вставай! Давай-давай!

Тон был недобрым, и если я и питал надежду на благоприятный исход, то только в глубине души.

Я попытался повиноваться, но пол закачался под ногами, и пришлось уцепиться за камень стены, заодно сдерживая тошноту – плохи дела. Недолго думая, двое ухватили меня и поставили на ноги. Карак был возле и его не пытались хватать, вероятно, опасаясь на несколько лун лишиться столь важных пальцев на руках. Судя по тому, как он изогнулся, припал к полу и взъерошился, он был просто в ярости.

– Алиеру-рохо, – утвердительно сказал я. – Даэршин.

– Алиеру-рохо Даэршин, – согласились из-под капюшона. – А ты, значит, один из моих бывших братьев. Ты сильно рисковал, приходя сюда.

Возражения насчёт этого «ты» вертелись у меня на языке, но хватало ума молчать. Эпитет «бывших» сходу не понравился.

– Оставьте его, парни.

– Ты уверен? – прогудел заросший густой чёрной бородой здоровяк слева от меня.

– Сам разберусь, – отрезал Алиеру. – Возвращайтесь к отдыху.

«Подчинённые» заворчали, но повиновались. Наконец у меня появилась минута, чтобы осмотреться. Свет тут был белым, как дневной, но с сиреневым отблеском – магический, значит. Воняет непонятно чем, воздух тяжёлый, в коллекторах и то чище, как я уже говорил. У стен расстелены тюфяки, горами навалено тряпьё и ещё целое платье, стоят миски, пустые и остатками пиршества, сами стены прикрыты вытёртыми коврами и гобеленами – для тепла. В углу я не сразу заметил пустую клетку. Так-так… Возле клетки стояла грязная чугунная плита, рядом замызганное ведро – по-видимому, с золой, и валялась труба.

Само убежище производило гнетущее впечатление невзирая на явные попытки обитателей организовать уют. Разбойничье логово, чего я ещё хотел-то?

Среди всего этого разместились вернувшиеся к прерванным занятиям собственно разбойники – кто-то улёгся на тюфяк и затих, кто-то вернулся к еде, там двое играли в чёт-нечет, кто-то травил дружкам байки, в основном непристойные. Кажется, такие же, как эти рассевшиеся здесь парни, и убили тех моих, биологических родителей – Реллан мне однажды сказал об их смерти. Как бы история не повторилась с их сыном и его рафи.

Прикинув расстояние, я наконец уразумел, почему Гнармак-кхуно отправила меня искать вход именно здесь – пусть пещеры и относительно безопасней коллекторов, но идти так, как мы с Караком сегодня, получалось быстрее.

Похоже, дальняя часть помещения, отгороженная вышитыми ширмами, служила личными апартаментами Даэршина, то бишь атамана. Тот с видом царя на именинах отодвинул занавеску и вошёл в «комнату». Я огляделся. Посередине стоял широкий стол, на нём лампа, белый свет которой позволял увидеть жмущуюся к стене кровать и край книжного стеллажа. Рядом с лампой в стакане из толстого стекла торчал одинокий поллузасушенный цветок гибискуса.

– Сапоги сними.

Ладно – сам напросился. Я расстегнул пряжки, стараясь наклониться так, чтобы снова не закружилась голова или не стошнило, потом стащил загаженные сапоги и нащупал грязной ногой жёсткий, как будто свалявшийся, ворс ковра. Неплохой коврик.

– Мстишь? Из-за моих ребят? Понимаю, – изрёк главарь банды, усаживаясь на дальний стул. Я, недолго думая, сел на второй и положил на колени шляпу, а Карак, у которого наконец опустились перья на спине, осторожно забрался на столешницу и занял место у моей правой руки. То есть на всякий случай между мной и хозяином комнаты.

– И не собирался, – возразил я и вытер нос.

– Ты храбрец или безрассудный?

– Возможно, второе, – отозвался я и вытер ухо.

– Сюда и солдаты не отваживаются заглядывать.

Правильно я выбрал второй ответ.

Когда-то, собравшись вместе, полицейские и регулярная армия вычистили «дворы чудес», а в наше время ахуту уже не основывали открыто собственных царств со своими законами и своей иерархией. Организованная и не очень преступность вольготно существовала и занималась своим нечестным трудом, но никто не избирал местом дислокации подземелья, уйдя в подполье в переносном смысле. Значит, дела здесь поистине тёмные, ребята промышляют ещё чем-то кроме того, о чём все знают, то есть грабежа и воровства. Но причиной может быть и числящийся мёртвым Алиеру.

Реллана предупреждала. Я сам читал газеты. Осталось только мысленно «поздравить» себя с тем, что добровольно залез в логово одной из самых страшных банд. Красота. Я глупый и слепой вигу и получил по голове заслуженно, пусть самолюбие и задето.

С другой стороны, что я, что Карак пока ещё живы.

– Что там такое? – послышался сонный женский голос из тёмного угла, куда не достигал свет стоявшей на столе лампы.

– Ничего, Маргейда. – Мне не показалось, грубый бас Даэршина ненадолго стал мягче.

Около моего локтя раздалось покашливание Карака. Кажется, он что-то увидел, чего не видел я, но у меня не было возможности спросить.

Связь. Мы, похоже, одновременно об этом подумали, и глазами рафи я увидел в этом углу нечто, похожее на него – понятно, ведь Даэршин карамати, как я. Картинка пропала, уступив место моему собственному зрению.

– Значит, вы меня нашли, пусть я больше и не один из вас, – констатировал Даэршин. – Пришёл посмотреть?

С этими словами он стащил капюшон. Карак сохранил гробовое молчание. Я не смог сдержать отвращения и прищурился, чуть сморщив переносицу.

Кожа стала не чёрной, а какой-то тёмно-серой и напоминала натянутую на череп резину – всё лицо атамана когда-то было обожжено не то пламенем, не то кипятком. Если верить словам девицы Гнармак-кхуно, всем сразу – наверно, когда Талвар-рахо Инда нанесла удар, грянул взрыв, а морская вода вскипела.

Это шетани или страшилище из детских сказок. Маска, в которой есть отверстия для смотрения, дыхания, говорения. Часть волос оставалась на месте, но было их не очень много.

– Смотрите, смотрите, мальчишки. Любуйтесь. Давай с тобой сделаем то же самое, раз уж ты здесь, а?

Господа виршеплёты, похоже, сами не знают, что говорят, когда сравнивают человеческие глаза с изумрудами и прочими самоцветами. Сейчас я видел перед собой глаза страшного, бледно-зелёного цвета, который и принято называть «изумрудным». Мороз продрал меня по коже.

– Ло-зумари? – осведомился я, снова вытирая ухо.

– Да, ло-зумари.

С этими словами он как-то особенно жутко скривил обожжённое лицо – видимо, это намёк на усмешку.

– Гадко, мальчик? Га-адко. То-то же.

Я с тоской вспомнил – про Даэршина писали, что его контузило тогда, и Гнармак об этом упоминала. Оставалось надеяться, что не крепко.

– Слишком громко дышишь. Боишься?

– Нет.

Даэршин промолчал и почему-то не стал обзывать меня вруном. Я удержался и отдёрнул руку, которую неосознанно протянул было ко рту.

– Немного мару, герены? Иначе это против законов гостеприимства.

– Не откажусь.

– И я, – добавил Карак.

Шетани знают, чем он собирается меня угостить, но прямой отказ невежлив, а сейчас и опасен. К тому же, я вспомнил, что ничего не ел с обеда, а пить натощак крайне нежелательно.

– Я присоединюсь, ты не против?

Даэршин отрицательно качнул страшной головой, так что игра теней от лампы сделала его лицо ещё больше похожей на морду чудовища. Покалеченная воронидка вышла на свет. Карак сдавленно вздохнул.

– Это – моя рафи Маргейда хаамани-Доу.

– Рада встрече, герены, – прошелестело существо, больше напоминающее обваренного кипятком вигу. Я бросил короткий и выразительный взгляд на друга – стало быть, родственники. Возможно, что очень дальние, седьмая вода на киселе, но клан один.

Пили мы в молчании, точнее, Даэршин пил, а я только понюхал и сделал вид, что пью. Карак, возможно, тоже, или вообще не боялся, что ему что-то будет – лучший друг непринуждённо держал лапой бокал, иногда погружая в него клюв. Я приподнял свой бокал обеими руками, чтобы не выскользнул, и рассмотрел напиток на свет. Багровые блики резали по глазам.

– Что же мне с тобой делать? – протянул атаман. – Свяжем-ка тебя да и посадим в коллектор. Не обессудь, нельзя тебя в живых оставлять – ещё донесёшь. Ничего личного.

Контуженый.

– Вы даже не поинтересуетесь целью визита? – Молодец, Карак. Нужно время потянуть, пока я что-нибудь придумаю…

Даэршин как проснулся.

– Действительно. Зачем-то вы ведь сюда пробрались. Говори, я послушаю, а потом уже решу, что с вами делать.

Да, с головой у Даэршина в самом деле немного не в порядке, но не ручаюсь, что сам бы не рехнулся – с такой харей проблематично ходить по улице. Он вполне может нас с Караком прикончить, а потом не понять, что случилось.

Любопытно, как его до сих пор свои же не прирезали во сне? Стало быть, ценят и уважают? Лидера вовсе не обязательно любить.

– Ваш «призрак» угрожает моему хозяину, набу. Что вам нужно от него?

Терять уже нечего.

– Ах, так вот кто тебя прислал! Умный тип.

– Мы сами вас нашли.

– Тогда умные вы. И что? Ты, конечно же, хочешь, чтобы я снял заклятие.

– Именно этого я и добиваюсь.

– С какой стати?

– Что вам нужно?

Даэршин наклонил было ко мне ужасную рожу, но Карак не дал приблизиться настолько, чтобы заговорить шёпотом.

– Мне нужен некий предмет. Он принадлежит твоему хозяину.

– Продолжайте. – Я старался смотреть Даэршину не в глаза, а на переносицу – они пугали гораздо больше, чем лицо.

– Он должен быть где-то в подвале дома.

Так бы руками и всплеснул, да сдержался – умудрился несмотря на тошноту и раскалывающуюся голову в очередной раз напомнить себе, что не стоит так проявлять свой темперамент. Нет, парень точно контуженый! Это понятно, что дом Алиеру не ищет лёгких путей, но кто же свечу кадкой воды тушит?!

– И вы надеялись, что владелец не вытерпит и съедет, оставив дом на вашу милость? – крякнул мой лучший друг, выпустив самую малость желчи.

Даэршин удовлетворённо кивнул, глядя, тем не менее, на меня.

– Он настолько для вас ценен? – негромко уточнил я.

– Поможет нам стать нормальными, а не этими организмами, которые ты сейчас видишь.

Тут я вспомнил одну маленькую вещь. Одно из самых страшных несчастий – это «потерять лицо». А раз в прямом смысле, то и в переносном. Был здоровый и сильный, а теперь калека.

– Ясно, – осторожно сказал я, коротко поморщившись от нового приступа головной боли, и пояснил: – Тяжёлая у того парня рука.

Получил я, насколько могу судить, кулаком, а не камнем, прикладом или рукояткой кинжала или панги. Тогда мы были бы точно трупами.

– Как выглядит тот предмет? – решив не заострять на этом внимание, спросил я.

– Как старинное зеркало, но не очень старое – плоское стекло, оловянное покрытие. Рама – чёрное дерево, в неё вделаны священные сапфиры. Поосторожней, если найдёшь – не заглядывай, если точно не знаешь, что хочешь увидеть.

А рассудок эта штука лечит, интересно?

– Не обещаю, но поищу. Но обещаю, что не донесу властям, – у меня появилась небольшая надежда на то, что мы выберемся отсюда живыми.

– Поклянись, – потребовал Алиеру-рохо, пусть он и не имел права больше носить этого имени, но помнил, как можно поступить. – По всем правилам клянись.

– Клянусь своим именем и своей силой, которой отмечены мы все.

– Славно. И я клянусь своим именем и силой, что никто не пострадает…

– Я извиняюсь, набу, ещё один вопрос, – очень вежливо сказал я.

Даэршин сделал вид, что серьёзно занят:

– Ну?

– Здесь ведь иллюзия, которая поглощает шумы?

– Верно, – нетерпеливо отозвался Даэршин.

– Но пока мы шли сюда, мне мерещились голоса.

– Тебе именно мерещилось – это обман слуха. Теперь ступайте домой, у меня дел много.

Дел у него много, как же. Как он их только не забывает? Да ещё имеет наглость именем клясться. Несмотря на это, его клятву можно засчитать – сила при нём.

Не будем заставлять контуженого хозяина повторять дважды. С трудом натянув сапоги и пока не особенно веря в успешный исход, я направился обратно к трубе наружу, молясь, что смогу это сделать и выбраться по ней. Бандиты на этот раз даже не удостоили нас взглядом.

Смог. Вспомнив, который примерно час, решил попробовать подняться по встреченной ранее лестнице – если нас прихватит патруль ночной стражи, мои объяснения их устроят. Скажу, что выполнял поручение общины.

Карак снова извинился за то, что ему пришлось ухватиться за мои плечи.

– Пустое, – поморщился я. – Ты не настолько много весишь, чтобы мне мешать. Кровь из головы не идёт? – Осторожно откинул её слегка назад, чтобы друг посмотрел.

– Похоже, нет.

– Меня в жизни так не оскорбляли, – бурчал я, пока чёрная жижа хлюпала под сапогами и в них – уже море по колено. Голова трещала и ныла, но могло быть и хуже. – Ишь ты, ло-зумари обычаи наши перенимает, цветочки в таком месте ставит…

– Тихо ты, – вяло, но без злости шикнул друг. – Благодари Маиши, что выскочили, да смотри под ноги.

На этот раз он не сказал, что был прав, пойдя сюда со мной. И я был прав, что во всём виноваты зеркала.

– Ты веришь в эту чушь про зеркало, Карак?

– Шетани его знают, но раз уж ты пообещал, не мешает проверить…

Обратный путь показался мучительно долгим, и заржавленной лестнице я обрадовался, как малыш родной маме. Осталось самое трудное – восхождение на поверхность.

Что ж, начнём. Карак остался ждать внизу, а я со всей осторожностью полез, цепляясь за скользкие перекладины. В руках мне чудилась слабость, и я как можно сильнее стискивал пальцы. Чугунная крышка люка поддалась со второго раза, и я выглянул в свежую ночь – истинно свежую после подземных труб и вонючего логова. Зелёный глаз Чанта высоко над крышами показался чем-то родным и любимым, а Мбаламара не было видно – наверно, расположился слишком низко.

Надо было вставать и уходить побыстрей домой, но я сидел на краю люка и дышал ночным воздухом, дававшим иллюзию утихающей головной боли.

И только теперь сообразил, при чём тут какие-то чёрные перчатки – задним умом, как всегда, крепок. Это собственные чёрные руки Даэршина. Шутник, чтоб его шетани сожрали.

Левентик

Подняться наверх