Читать книгу Левентик - М. Джалак - Страница 6
Часть первая. С бала на корабль
4
ОглавлениеЯ вышел… И едва успел ухватиться за дерево, точнее, вцепиться в него руками и ногами. А уж завопил-то!
Ещё бы, когда висишь на жалком деревце над пропастью, это волей-неволей произведёт впечатление. Как уже упоминал, высоты я не боюсь, но если оказываешься на этой самой высоте, так сказать, внезапно…
У отца не настолько чёрное чувство юмора. Скорее всего, он просто ошибся с настройками Врат.
Я попытался осмотреться и неловко шевельнулся – ствол угрожающе заскрипел. Я тут же замер.
Дерево, за которое я уцепился, росло с горизонтальным креном на утёсе, запустив корни в трещины. Ниже виднелись скалы и лес. Я прищурился, оценивая высоту. М-да, левитировать времени просто не хватит, даже если бы я был в состоянии это сделать – левитация работает в общей сложности пять минут в сутки.
Как мне и было обещано, общее состояние резко ухудшилось. Ощущения премерзкие – как будто из меня выпустили всю кровь, а лёгкие не справлялись со своими обязанностями и кислород не поступал в организм в нужном количестве.
Это значит, что мне долгое время придётся куковать в таком положении. Безрадостная перспектива.
Я попытался внушить себе, что человеческий организм может и не такое, и надеялся, что моя сравнительно неплохая форма мне в этом поможет.
– Ты как, братишка? – Карак опустился на ветку чуть впереди меня.
– Хреново.
– Прорвёмся, – изрёк воронид.
– Тебе легко говорить, – сказал я. – Может, отправишься дальше и заглянешь к некроманту?
– Не обижай меня такими предложениями.
Я воспользовался тем, что магия временно ушла, и принялся горланить песни.
– Станешь так драть глотку – охрипнешь, и пиши пропало, – прокомментировал Карак две песни спустя.
– Непременно, – огрызнулся я. Уже стемнело, а наверху и без того было достаточно свежо. Потом извинился и снова озабоченно посмотрел вниз – никаких новых путей за это время, конечно, не появилось.
С опозданием я понял, что держаться за дерево всю ночь не сумею, и с величайшей осторожностью начал распускать пояс, чтобы им привязаться. Положение ухудшалось тем, что действовать приходилось на ощупь – а попробуй, ошибись! Это могло стоить жизни.
Лучший друг молча следил за моими усилиями – видел гораздо лучше меня, и когда я затянул крепкий узел, произнёс:
– Утром я проверю, как можно отсюда выбраться.
Я кивнул, удобно вытирая рукавом испарину: буду рад.
Вот так вися между небом и землёй, я напоминал себе о резервах организма. Главное только самому в это поверить… Надо было воспользоваться моментом, как путник в той притче – наверху свирепый хищник, внизу острые скалы, но посередине-то растут ягоды. Ягод здесь я не нашёл, зато время ночи стояло не слишком тёмное, можно было осмотреться и, возможно, найти какую-то идею или деталь для будущего рисунка. Пока я помолился о том, чтобы благополучно пережить ночь.
Горная река срывалась с уступа на противоположном краю долины, образуя водопад. Над ним дрожал туман. Тёмно-розовый Мбаламар зловеще усмехался из-за горной вершины Левая Голова над перевалом, зеленоватый Чант подмигивал ближе к бухте. Мы, скорее всего, находились в районе Правой Головы – второй вершины-близнеца. Здесь кости земли не так сильно выступали наружу – эти горы были старыми и разрушенными, высота небольшая. Надо добавить, что пики, хребты и тому подобное часто носили весьма странные или смешные названия. Те же Две Головы или Каменное Ухо.
По тёмно-синему небу были распылены миллиарды светящихся точек, как песчинки и побольше, складывающиеся в созвездия и целые системы. Стеклянно-спокойное море удваивало их количество. Вдоль горизонта расположились несколько звёзд, горевших в темноте чуть сильнее других. Я щурился на них, пытаясь понять происхождение – это мог быть Морской Змей, но с тем же успехом – нактоузные огни судов, занимавшихся ночным ловом. Кучкой бисера мерцали огоньки селения в долине на побережье – утром нам туда.
Чувствуя, как холод мало-помалу добирается до костей, я всё-таки смог забыться неглубоким сном. Проснулся от того, что окончательно продрог, и стал коротать время, гадая, заболею я или не заболею.
Пресловутые ягоды заметил не сразу – они были зацеплены черенками за сучок и вряд ли здесь так и росли.
– Карак, – позвал я. Горло было сухим и першило. – Эй, Карак!
Тот вынул голову из-под крыла и поприветствовал:
– С добрым утром, Тала.
– Не очень-то оно доброе, – хрестоматийно ответил я.
– Ты как, приятель? Сила ещё не вернулась? – спросил Карак и с видимым наслаждением потянулся – я слегка ему позавидовал, что не могу сделать того же самого.
Я вслушался в себя.
– Нет. А это что?
– Ягоды, брат, – сказал он, подчёркивая очевидное.
Я благодарно взглянул на рафи и осторожно забрал его добычу. В условиях отсутствия завтрака это бесценно.
Мы продолжили сидеть на верхотуре. Доев добытые товарищем ягоды, я до звона в голове сосредотачивался, пытаясь уловить первые признаки силы и посматривая вниз. Такие скалы, ой… Не будь у любого карамати даже такой жалкой способности к левитации, Караку пришлось бы звать кого-нибудь на помощь.
Наконец ожидания были вознаграждены – почувствовал, как сила возвращается в тело, наполняя его до краёв, растворяясь в жилах и пропитывая каждую клетку. Это принесло успокоение, учитывая то, что я впервые в жизни так надолго лишился дара.
– Карак, я готов! – Стоило объявить об этом, как меня тут же скрутил кашель.
– Значит, поехали. – Карак решил помочь мне найти дорогу и при этом остаться целым и невредимым.
Попробовав крылья, он тяжело, точно ныряя или падая, снялся с ветки, и мы, как часто бывало, не сговариваясь, активировали рафи-связь.
Мозги и разум карамати приспособлены к чуждым ощущениям и монокулярному зрению воронидов настолько, насколько это возможно, также как и разум гадугаров к восприятию человека – мозг у каждого правильно и приемлемо обрабатывал поступающие сигналы, не грозя свести обоих рафи с ума.
Ворониды так отличались от нас, что и представить-то сложно. Взять хотя бы то, что люди не летают. Мой же друг делал это естественно и не задумываясь, научившись в детстве. Как я – ходить.
Здесь связь приходилась очень кстати.
Некоторые так и не могут привыкнуть чувствовать себя птицей, но когда ветер берёт тебя на руки, крылья надёжно несут, кому-то, как мне, не просто начинает нравиться, а становится мечтой – вот если бы люди летали…
Карак устанавливал связь, когда я рисовал, и заворожённо следил за моими руками – полагал, что у меня под пальцами рождается подлинное чудо. Сидел он тихо, не мешая и, казалось, боясь пошевелиться, пока на плоском листе бумаги появлялся новый мир.
Как я его понимал… У меня – не то тело, у него – не та моторика.
Вместе с воронидом я летел к океану, наблюдая сразу две картины – каждым глазом – и не испытывая неудобств. Напротив, мне казалось, что так и надо. Мир был огромным, а небо бесконечным.
Рассвет наполнил собой залив, вызолотил редкие облака и песчаную косу, луны над скалами бледнели и таяли, медленно заканчивая прохождение и делаясь полупрозрачными. На берегу уже были развёрнуты полотнища, на которых движущиеся тут и там крохотные фигурки людей раскладывали рыбу для вяления.
Одинокая чайка возвращалась к воде, так тяжело и устало взмахивая длинными крыльями, точно они ей мешали. Я на чужих, ощущаемых, как свои, стремительно проплыл над ней – как мелькнула серебристо-белая полоса. Другие чайки ускользали в сторону, завидев воронида, и старались держаться подальше – когда человек идёт по лесу, обезьяны предпочитают наблюдать издалека.
Карак щадил мой человеческий вестибулярный аппарат – никаких кувырков через голову и полётов животом вверх, поскольку сейчас было не время глупо шутить. Друг предпочитал дать мне насладиться моментом.
Наконец в правом глазу расцвели и поплыли серо-синие полупрозрачные пятна – это Карак старался определить стороны света. Далеко внизу на северо-востоке показался городок – скопление домиков, наша цель на сегодня. Карак ещё раз развернулся по направлению к горам, потом к бухте, давая мне сориентироваться, после чего свернул связь.
Ощущение почти безграничной свободы покинуло меня, и я обнаружил, что волосы и одежда насквозь промокли из-за росы. Дрожа, как недоутопленный котёнок, с трудом гнущимися пальцами распутал узел пояса.
Решив, что проложенный таким образом путь надёжен, я отцепился от дерева и заскользил по воздуху вдоль склона горы. Следовало торопиться – левитация не столь долговечна.
Часто это было иллюзией полёта – иллюзией потому, что времени ощутить его не хватало. Так и сейчас – по закону всемирной подлости я почувствовал, что лимит исчерпан, на довольно большой высоте, но в панике весьма резво вспомнил одно из своих творений и выпалил скороговоркой:
Верни мне небо, тоску по дому утоли,
Посеребри путь звёздной пылью!
Верни мне небо, хозяин Света и Любви,
И в знак прощенья дай вновь крылья!
Можно отнести это к моим личным рекордам – я чудом успел до болезненного соприкосновения с твёрдой поверхностью. Сила заклинания резко и не очень приятно вздёрнула тело, удерживая в воздухе, и плавно опустила на землю. Я не устоял на ногах и упал на колени, тяжело дыша. В глотке саднило.
Поднявшись, оглянулся – как будто прошёл перевал, ведь он остался позади, со склонившимися над ним вершинами-близнецами.
Я с мрачной решимостью зашагал по дороге, Карак плыл в воздушных потоках в пределах видимости, лениво взмахивая крыльями. Рагахори в рассветный час ещё спал, за исключением рыбаков – это их мы видели на берегу с уловом.
Тоненькая мелкая речушка – с одного берега на другой доплюнуть можно – сбегала с горы и протекала сквозь город. Я ошибся – кроме рыбаков были и другие бодрствующие: на крутом обрыве сидели и болтали голыми ногами пятеро молодых девиц – очевидно, подружки договорились встречать зарю.
Переходя мост, я приостановился и ухарски помахал рукой, чем вызвал кокетливый смех у одних девушек и потупленные взоры у других.
Лучи восходящего обновлённого солнца были нестерпимо горячими и доставили немало «приятных» минут: париться в мокрой одежде незабываемо.
У Генгебагара есть престол, у Юакупанды – курорт, у Ниангуми – киты и сланец. А что же у Рагахори? Пожалуй, ничего, кроме рыбы, и то только для себя, а не на продажу. Надо же, здесь до сих пор есть какая-то часть стены, то есть частокола.
Сонный, только что сменивший товарища полицейский стражник у въезда даже не обратился ко мне, только зевнул вслед, когда я прошёл сквозь ворота. Улицы оказались не мощёнными и грязными, так что пришлось иногда следить, чтобы не забрызгать полы одежды. Всюду носился запах рыбы, сгнивших моллюсков и отчётливо воняло навозом, как в большой деревне. Похоже, здесь реже мыли улицы, чем в столице или в центре департамента, а в наличии развитой канализации я сомневался.
Было одновременно и боязно идти к какому-то некроманту – который, вполне вероятно, ещё и сумасшедший, – и интересно. Очень хотелось показать себя и не ударить в грязь лицом – рискую потерять бдительность. Всё может плохо кончиться, но для этого у меня есть Карак – он каждый раз напоминал об этом. Я злился про себя, а чаще вслух, из-за такого занудства друга, а тот лишь плечами пожимал – на человечий манер.
Если пройду испытание – а я уверен, что это испытание, неважно, кто его устроил, пускай хоть сам Маиши – у меня будет место, у меня будут собственные деньги. Можно будет дарить подарки Эйлидани.
По контракту она любит каждого, кто сможет это обеспечить, но знали бы вы, какая это женщина, ой! Довольно красива, очень привлекательная и страстная – что ещё нужно? А по статусу Эйли не намного ниже меня – не тот уровень, чтобы стоять наравне с другими девицами, попроще.
Мир, конечно, сложен, но лучше подумаю об этом в другой раз. Нет, я готов отвечать за свои поступки – мужчина в семнадцать лет уже должен это уметь, – но конкретно эту ситуацию как-нибудь разрешим.
Меня, к слову, занимает очевидно иностранное имя при синих глазах. Вероятно, она этническая ло-кагарабу или откуда-нибудь из колоний, но я не задавал вопросов, потому что девушка не имеет права называть свою фамилию, если только мужчина не собирается её выкупить и жениться.
«Если этот поганый некромант не предложит мне луаса, – мрачно думал я, – я точно прочту какой-нибудь взрывоопасный стишок».
Да уж, тут же одёрнул я себя, ничего запросы. Хорошо, если вообще согласится разговаривать.
Куда денется…
Бесхвостый полосатый нуни перебежал дорогу и прошмыгнул в подвал – в такой грязи зогру появиться недолго, – и тут Карак рухнул сверху на моё плечо.
– Тала, идём!
– Нашёл?
– Да.
– Не делай так больше, – мрачно попросил я, поводя плечом так, что Карак приподнял крылья, пусть я и не собирался его сгонять, – ты не попугайчик.
– Рад, что ты об этом знаешь.
– По тебе видно, что птицы это продолжение динозавров.
– О продолжении мартышек я промолчу.
Спустя несколько минут я пересёк заросший крапивой дворик и постучал в дверь массивным бронзовым кольцом. Тишина. Ничего, ещё раз постучим.
Я уже начал притопывать от нетерпения, когда из недр дома послышалось:
– Иду! Кого шетани несут в такую рань?!
Дверь распахнулась – я вовремя отскочил, – и нашим с Караком очам предстал хозяин.
Среднего роста и телосложения, ничем не примечательный человек – кроме того, что как и я, карамати. Волосы, такие же белые, как мои, давно не встречались с расчёской и космами спадали на бесформенную робу, которая тоже была белой, правда, в далёком прошлом. Ткань стала грязно-серой и покрылась пятнами, подозрительно напоминающими томатный сок.
Черты лица заострились, как у покойника, потому что чёрная кожа натянулась на костях черепа и напоминала засохшую сливу. Выцветшие светло-голубые глаза смотрели с откровенным презрением и враждебностью.
«Вытрясти имя нанимателя». Раскатал губу!
Я невольно отступил на полшага, но взял себя в руки.
– Господин Мивенар-рохо Ялакур?
– Да. С кем имею честь? – Разглядев моё лицо, старик сбавил тон.
– Талавару-рохо Хлавиир. – Я поклонился как младший, но равный. – Мой рафи – Карак хаамани-Доу.
Другу обычно льстило, что я помню о традициях его народа и ставлю его фамилию после имени, а не наоборот, как принято у нас.
– Прошу в дом, набу. – Сказано было с открытой неохотой, но Ялакур не хотел, видимо, нарушать правила гостеприимства, особенно по отношению к братьям.
Я поверить не мог такой удаче, невзирая на то, что о цели нашего приезда не заговаривал и ответа ещё не получил. Голова пролезет – всё пролезет, подумал я, забывая о существовании плеч.
Вопреки ожиданиям, некромант не жил в хлеву и не был неряхой – просто не счёл нужным или не успел переодеться. Возможно, он приобрёл дом вместе с обстановкой – мебель была старинной, сделанной из гнутого под паром дерева, ковры – очень густой ворс, пружинящий, когда наступаешь. Но обстановка довольно мрачная – я даже цветов не заметил, обыкновенной у нас части любого интерьера.
Поискав глазами кумирню и найдя не сразу, я отвесил полупоклон. Откуда-то из глубины комнаты выбрался встрёпанный и сонный старый воронид, который сказал, что он Риог – фамилию я не расслышал. Карак напрягся – как и я, он помнил, что говорящий с духами по идее никого не принимает.
– Что привело вас сюда в столь ранний час? – спросил Ялакур, провожая нас в гостиную, оформленную в коричнево-золотых цветах. Тон некромант сбавил, но я чувствовал, что общается он с нами лишь из вежливости.
Тут он извинился, принёс дымящийся луас и разлил по чашкам. Я с удовольствием взял в руки тонкую ёмкость из белой глины, вдохнул аромат и потянулся к блюдцу за кусочком тамухози – наверно, кто-то из наших прислал, такие сладости не везде купишь.
Карак уселся на спинке моего кресла и ничего есть не собирался. Ялакур, очевидно, готовился завтракать, когда нас с Караком, так сказать, принесли шетани, поэтому пришлось позвать к столу и нас. Риог не показывался вовсе – видимо, наш разговор его не интересовал.
– Мы вынуждены прибегнуть к вашим услугам, набу, – ответил на вопрос я, когда тамухози приятно осел в желудке. – Не бесплатно, разумеется.
– Услуг я не оказываю, – безапелляционно отрезал некромант, моментально утратив напускное дружелюбие.
– Но…
– Я устал! – вдруг всплеснул руками старик. – Я переехал в этот городишко в надежде отдохнуть от жизни, но и здесь нашлась масса желающих пообщаться с духом покойной бабушки! Мне только гнева наших мёртвых из-за частых вызовов недоставало.
Он перевёл дыхание и дрожащей рукой потянулся к чашке. Я понимал, о чём он говорит. С самого начала путешествия на другой конец страны понимал, что опасность кроется не столько в его сумасшествии, действительном или мнимом, сколько в цели нашего похода.
Несмотря на то, что мы тоже люди, мы сильно отличаемся от атми тем, что они оставляют подарки духам предков и обращаются к ним с молитвами, а мы – духам умерших членов домов карамати. Для нас это равноценно – и те, и другие духи именуются «хока», – и тревожить покойников прямым контактом лишний раз не считается хорошей идеей. Мало ли, чем они решат отплатить.
– Я думал, – сказал Ялакур совсем тихо, – что вы из Башни с какими-то важными новостями.
– Понимаете, набу… – Я сложил пальцы домиком. – Это необходимо в целях следственного эксперимента.
– Нет.
– В доме моего хозяина не всё чисто.
– Нет.
– Я не хочу, чтобы кто-нибудь пострадал.
– Нет, нет и нет.
Гария была права. Но главное – спокойствие.
– Вы отказываетесь мне помочь?
– Отказываюсь.
– Из принципа?
– Точно.
– Раз вы отказываетесь сотрудничать, мне ничего не остаётся, – притворно вздохнул я, мысленно прося прощения у духа этого места. – Пока вы ходили на кухню, я наложил запирающее заклятие на дверь и окна. Нас с Караком оно выпустит, вас – не думаю. Гм, – я с нарочитым интересом окинул взглядом помещение, – а здесь много всего, что может гореть. Жалко всю эту антикварную красоту. Восьмой век, если не ошибаюсь?… Не пытайтесь мне помешать, господин Упрямец – мой рафи вам не позволит. А ведь я не хотел, чтобы кто-нибудь пострадал…
И, тщательно артикулируя и не особо спеша, начал читать:
Небо сомкнётся лиловым шатром,
Солнце вернётся и станет костром…
– Да ты, мальчишка, шантажист! – воскликнул Ялакур, ища глазами, чем бы в меня бросить.
– Ещё какой, – подтвердил Карак у меня над головой и ловко спрыгнул на стол.
Звёзды – как искры на своде небес,
Дышит нам в спину полуночный лес…
Не теряй самообладания, сказал я себе. Пусть Ялакур и карамати, он старик и с реакцией у него наверняка похуже, чем у Карака. Который и моложе, и меньше в размерах.
Танцуй, саламандра, танцуй,
В пламенном вихре пой…
Повеяло холодком, потом жаром. В меня полетела чашка, но Карак, растопырив крылья, ловко подскочил и отбил снаряд в сторону. На пол брызнули черепки и разлитый луас.
В ритме волшебном с тобой
Вьются потоки огня…
На Карака накинулся Риог – непонятно, откуда тот появился, и ворониды, дерясь и теряя пух и мелкие перья, заметались по комнате. Я, злорадно прищурившись, не прерывал заклинания.
Танцуй, саламандра, танцуй —
Для меня…
– Я согласен! – наконец созрел некромант.
– Точно? – пропыхтел Карак, увёртываясь от очередной атаки.
– Абсолютно!
– Поклянись! Да прекрати ты меня мутузить! – Это уже Риогу.
– Клянусь силой и именем своим!
Танцуй, саламандра, танцуй…
Я резко оборвал себя и едва не захлебнулся собственной кровью – она хлынула чуть ли не струёй, так что пришлось закрыть нос рукой. Призванная, но не использованная магия повредила сосуды. Выглядит внушительно, но не очень опасно. Знал, на что шёл – чтобы кровоизлияние произошло в мозгу, нужно заклинание посильней и помасштабней.
Молча зажав нос платком, я сделал вид, будто ничего особенного не происходит.
– Уговорили, – изрёк наконец некромант, тоже притворяясь, что всё в порядке. – Идёмте.
Мне не верилось, что блеф удался. Всё когда-нибудь бывает в первый раз – я мог гордиться собой и наслаждаться небольшой победой. Правда, честность мешала. К тому же, полагаю, что меня приняли за психа, которому собственная жизнь не дорога, если он взялся угрожать чужой с помощью силы.
Слабость довольно быстро отступила, и я сумел покинуть кресло, вытирая ладонь чистой стороной носового платка. Дрожа, я вместе с Караком спустился вслед за Алиеру по каменным ступеням в подвал. Здесь было даже холоднее, чем на улице, и я, обхватив себя за плечи, энергично потёр их.
Говорящий с духами, не оборачиваясь, жестом велел нам остановиться. Я осторожно присел на низкий потрёпанный табурет, друг забрался на второй.
Стены комнаты, в которой Ялакур использовал дар, были сложены из неотёсанного камня и даже на вид казались стылыми, потолок, сложенный из плит сланца, был покрыт инеем, пол гладкий и светлый. К каждому выступу камня на стене прикреплено по белой свече – в остальном помещение оставалось гнетуще пустым.
Белые. Цвета Хилаки.
Ялакур, пока мы осматривались, начал приготовления.
Старик достал уголёк и точными движениями нарисовал на полу вписанную в круг октаграмму таких размеров, чтобы в ней можно было свободно стоять. Далее углы фигуры украсили символы – из них я помнил только четыре, – а Ялакур вошёл внутрь и, опустившись на колени, прижал раскрытую левую ладонь к полу, а правую, сжатую в кулак, вскинул над головой, как в салюте.
Из речитатива я понимал лишь отдельные слова, а в какой-то момент отчётливо расслышал сначала имя Ялакура, потом своё.
Свечи были раскалены до полупрозрачного оттенка, а языки пламени удлинились вдвое. Чертёж вокруг коленопреклонённого карамати начал светиться глубоким синим светом, цвета священных камней Самавати.
Линии распушились тонкими лучами, словно источник света находился под полом, а октаграмма и знаки были прорезаны в нём и скупо пропускали сильное сияние, рвущееся наружу. Вслед за этим свет образовал нечто вроде полупрозрачной стены по периметру фигуры, поднялся вверх и создал на высоте шести футов копию чертежа, продолжающего мерцать.
Мне почудилось, что я слышу тихий мелодичный звон крохотных колокольчиков как будто со дна колодца, усиленный и умноженный эхом.
Ялакур резко поднялся на ноги и отошёл в сторону прежде, чем верхняя фигура рухнула на нижнюю и они слились в одну, горящую сапфирово-синим. Выброс энергии отозвался неприятными ощущениями в корнях зубов, и сразу последовало могильно холодное дуновение. Несмотря на это, я взмок.
– Называйте имена и задавайте вопросы, – сказал некромант громким шёпотом, оказываясь рядом со мной. – Сейчас на зов явится любой.
Только теперь я окончательно осознал, что передо мной фактически обрыв в бездну, откуда если кто и возвращался, то прославился этим в веках. Чуть дрожащими пальцами я вынул из кармана два смятых свитка – мой и Карака, развернул и стал зачитывать имена иллюзионистов и менталистов.
Прибывали они по одному, и для меня все казались на одно лицо – нечёткое изображение дрожало и смазывалось, и нельзя было разобрать не то что черты этого самого лица, но подчас даже пол «гостя». Словно это были не люди, а всего лишь их тени. Ни красок, ни объёма, ни даже голоса – только какое-то шипение или шелест.
Ялакур рядом невозмутимо держал «мост» активным – насколько я разбирался в терминологии, это называлось именно так.
Задавая вопрос о «призраке», я получал стабильно отрицательный ответ и позволял призванному или призванной отправиться восвояси. Список казался бесконечным, как и вереница духов-теней, окатывающих меня, живого, потусторонним холодом, непонятно чем, но разительно отличавшимся от дыхания зимы. Должно быть, это был обман зрения, потому что мне показалось, будто стало темней, а мы находимся высоко в горах в ледяной пещере с окаменевшим льдом. Я никогда не бывал в подобных местах, но ассоциации родились почему-то именно такие.
– Алиеру-рохо Даэршин, – выговорил я очередное имя, уже еле ворочая языком и стараясь не дрожать так открыто и позорно – коти я опрометчиво снял в помещении, однако не думаю, что он бы помог. Не стучать зубами почти получалось.
Никто не появился. Думая, что произнёс невнятно, я повторил – тот же результат.
– Обладателя этого имени нет среди мёртвых.
– То есть… Как это понимать? – ошарашенно мигнул я, позабыв про холод и момент.
Ялакур хлопнул в ладоши, «сжигая мост». Вот это поворот.
Мёртвый холод сменился обычным, не таким сильным, да и тот показался мне летним теплом. Карак, надо сказать, держался невозмутимо и за всё это время не проронил ни слова.
– А вот так.
– Вот, чёрным по белому написано.
Старик отставил мою протянутую руку с бумагой подальше, дальнозорко прищурившись.
– Это точная копия из списка, – уточнил я на всякий случай. – Я не мог посмотреть в другое место и случайно вписать живого.
О Караке я умолчал, но доверял ему – вряд ли ошибся он. Говорящий с духами почесал бровь:
– Всё, что мог, я уже сделал. Больше подсобить нечем.
Сама вежливость, а выражение лица – проваливай, мелкий, больше я с тобой возиться не намерен. Будь я постарше, посильнее, поуверенней! Тогда умел бы не потеряться и настоять на своём, но, увы, не был, и пришлось удовольствоваться полученным.
Он проводил нас с Караком сначала наверх, потом в сени.
– Что это было за заклинание на дверях и окнах?
– Какое?… А, да не было никакого заклинания, что вы.
Похоже, старик понял, что я не фанатичный психопат, который рискнёт собой ради цели, но понял слишком поздно – времени размышлять не было, проще было уступить и согласиться на сотрудничество.
«Если по его милости мы пойдём по ложному следу, – угрюмо думал я спустя несколько минут, на обратном пути – как всегда, крепок задним умом, – не поленюсь вернуться, прихватив кого-нибудь страшного, того же Реллана, хоть это и не сделает мне чести. Уж он-то вытрясет что угодно и из кого угодно».
Почему друг смолчал, я поначалу спрашивать не решился, а потом сказал:
– Можно было и ещё раз пригрозить.
– Чтобы он на меня или тебя в суд подал? – ответил Карак вопросом и тем же тоном, что и я. – Не знаю, как тебе, но мне этого не надо.