Читать книгу Зелёные холодные уральские помидоры. Рассказы - Макс Бодягин - Страница 7

Осенью 1988 года я завернул в старый дедовский тулуп (поскольку приличного кофра у меня отродясь не бывало) свою гитару и поехал в город Свердловск на 589—м автобусе. Учиться. Гриф гитары забавно торчал из рукава тулупа, словно пытаясь высмотреть дорогу сквозь туман. Моя «Кремона» напоминала холёную 20—летнюю декабристку, опрометчиво рванувшую к мужу в Сибирь, еще не разобравшись, что ее ждет в этой новой неведомой стране кандалов и медведей.

В 1988 году все было не совсем так, как сейчас. Не было бутылочного пива, баночного пива, не было коньяка, не было вина, спиртных напитков практически не было вообще, потому что с ними боролись всей страной. А те, что удавалось достать, исключало понятие «вкусовые качества» как таковое. Потому что это был пиздец. Не было Государственной Думы. Не было свободного предпринимательства. Не было вкусной колбасы просто за деньги. Не было платной стоматологии. Не было гашиша и совсем не было героина. Не было бомжей. Не было стриптиза. Не было мерседесов, не было бмв и вообще красивых тачек, а единственными джипами были УАЗ и ЛУАЗ. У ментов на улицах не было резиновых палок1. Не было ночных кафе, не было караоке-баров, не было открытых летних кафе. Не было спутникового телевидения, ксероксов, не было удобных пользовательских компьютеров. Совсем не было интернета. Не было полнобюджетных порнофильмов с накаченными мужчинами и загорелыми молодыми красавицами. Не было пепси-фанты-колы-спрайта и прочей миринды. Не было фитнесс-клубов, кик-боксинга, сноуборда. Не было многопартийной системы и демократических выборов. Не было сексуальных маньяков. Теле-пидарасов, глянцевых журналов, рекламы, локальных военных конфликтов не было. Короче говоря, почти ни хуя не было.

То есть, если где-то все это и было, то в таких микроскопических дозах, что и разглядеть-то это как-то в повседневном говне было невозможно.

Но кое-что все-таки было.

Было разливное пиво в кульках и банках в сопровождении уличной драки. Был коньяк в сказочно дешевых ресторанах с говенным интерьером. Был Верховный Совет СССР с колоссальными правами и невнятными обязанностями. Был обязательный 8—ми часовой рабочий день. За предпринимательство судили и сажали в тюрьму вместе с уголовниками. По талонам была колбаса с минимальным содержанием мяса. Стоматологи были, врать не буду, но пытали людей бесплатно. Водка считалась самым страшным наркотиком, хотя умельцы «выбивали» эфедрин из солутана, умельцев было мало и они быстро умирали. Бомжи прятались на свалках и отогревались в спецприемниках. Были кафетерии в гастрономах, где из—под полы можно было добавлять в томатный сок краденый спирт. Были черные «Волги» которые назывались «членовозами», потому что возили членов каких-нибудь государственных органов. Менты ходили в форме, исключающей интенсивные телодвижения, и похожей на парадный мундир, хотя были гораздо грубее в обращении с гражданами. По телевидению демонстрировались только два канала, 1—й и 2—й, соответственно. Ксероксы стояли на спецучете и хрен ты скопируешь подпольного Кастанеду или еще более подпольного Берроуза, если твой папа не работает в Комитете госбезопасности. Компьютеры были маломощными, недоступными и неудобными, да и выглядели соответствующим образом. Интернета один хуй не было, даже в воспаленном воображении отечественных писателей-фантастов. Были подпольные сеансы немецких порнофильмов 70—х годов, где некрасивые женщины в возрасте делали вид, что слово «оргазм» знакомо им не понаслышке. Фанту можно было купить только в Москве или Питере, или, на худой конец, в Ташкенте, а простые смертные пили «Буратино». Была одна коммунистическая партия, проповедовавшая суррогатную религию – «марксизм-ленинизм». Были подпольные клубы культуристов, без меры жравших метандростенолон, и испытывавших себя в недрах самодельных тренажеров. Выборы были всенародным праздником, явка избирателей была почти 100%-ной, потому что исход выборов был предрешен, а вокруг играла музыка, продавали всякие вкусности, водку и портвейн, и если нажрешься, то с выборов в «трезвяк» не забирали. Преступления на сексуальной почве рассматривались судами в закрытом порядке, что б не дай бог, никакой огласки, тем более в газетах, а у ментов было негласное правило после суда стрелять извращенцев при попытке к бегству. За педерастию судили и сажали в тюрьму, а по телевизору старались показывать людей положительных и морально чистых. Были молодежные журналы, с неважнецкой полиграфией, где можно было изредка прочесть что-нибудь про рок-н-ролл. Был журнал «Огонёк», славный своей политической смелостью. Реклама была такой, что… Короче, какой может быть реклама в условиях тотального товарного дефицита? Если где-то внезапно (например, во время ночной трансляции чемпионата мира по футболу) показывали какой-нибудь западный рекламный ролик, то его потом обсуждали неделю. Локальные военные конфликты считались недоразумением, вспыхивали и потухали в считанные дни, а потом все делали вид, что ничего не происходит.

Так что, кое-что все-таки было.

Ты меня спросишь: за что же мы тогда любили то время?

Сейчас я думаю, что тогда мы любили его за то, что никакого другого времени у нас не было.

А сейчас? За что же мы продолжаем любить его сейчас? Видимо за то, что именно тогда мы впервые увидели закат летней теплой ночью, закат на кристально чистом озере, дивный закат в просвете между бедрами любимой девушки. Именно тогда мы почувствовали дивное прикосновение свободы. Именно тогда ветер ласкал нашу кожу так, как этого никогда не сможет сделать человеческая рука. Все это было именно тогда…

Конечно сейчас остались теплые летние закаты, бёдра девушек никуда не делись, озера не высохли и ветер не перестал дуть. Но есть и то, чего уже нет. Ты не поверишь, если я расскажу тебе, каким вкусным могло быть пиво, купленное на окраине города в душный летний полдень. Оно отдавало хлебом. Ты ехал в абсолютно чужой район, на трамвае или автобусе, больше часа, потом стоял в очереди среди очень нервных парней, готовых взорваться в любую минуту, денег у тебя было в обрез, ты стоял в очереди, а остальные твои ребята смотрели вокруг что да как готовые дать отмашку местным пока ты протягивал в окошко заветную банку кругом уже обычно разгорался бой работяги и жульманы махали руками кипела пена деньги становились мокрыми от пота уходим-уходим…

И… Ты делаешь первый глоток. Так, чтобы верхняя губа погрузилась в пену и защекотало нос. Первый глоток. Самый терпкий. Самый хлебный. Самый яростный. Словно в первый раз входишь в еще незнакомую женщину. Ты опускаешь банку. Остатки пива стекают вокруг рта. Ты приподнимаешь нижнюю губу и сквозь щель тянешь в себя воздух вместе с горькой пеной cфффп.

А сейчас я захожу в первый попавшийся супермаркет, и выбираю из пятнадцати сортов пива то, которое мне сегодня по вкусу…

Ты скажешь, что всё это – очень субъективно, что я загоняюсь, что то пиво было водянистым и на десять раз разбодяженным стиральным порошком и что само по себе это время ничем не лучше другого. Ты прав, старик, ты десять раз прав…

Но все-таки были, все-таки были тогда другие вещи. Тогда жили замечательные другие люди.