Читать книгу Зелёные холодные уральские помидоры. Рассказы - Макс Бодягин - Страница 9

Когда мне было лет семнадцать или восемнадцать, я носил страшно модную тогда причёску mullet, серое пальто, тяжёлые дедовские ботинки и открывал для себя блюзовую музыку: мрачные и жёсткие песни Вилли Диксона. Spoonful, Backdoor Man, I’m Ready. Пропитанные безнадёгой и яростью.

В те времена молодые люди постоянно определялись: кто ты есть? Металлист? Панк? Хиппи? Это почему-то казалось ровесникам ужасно важным, этому посвящали фольклор, об этом рассказывали анекдоты, это воспевали в подъездах.

Страна болела. Тогда мы ещё не предполагали, что болезнь затянется надолго и, повизгивая от радости, отважно бросались в ещё вчера запретные волны: слушали всё подряд, прокалывали разные места булавками, пили портвейн и прочим образом издевались над родительскими представлениями о порядочности. Но вот этот постоянный нерв «кто ты?» отчего-то отравлял эти подростковые приключения.

Кто ты? Неформал?

Нет, я просто люблю своё серое пальто.

Панком я пробыл ровно неделю, успев за это время обзавестись первой в Челябинске бейсболкой, которую купил прямо на улице у какого-то чувака явно неместного вида. Он думал, что я хочу его ограбить и очень обрадовался, когда я дал ему каких-то денег. Чуваковый страх до сих пор меня удивляет: в ту пору я имел модную ныне костлявость и опасность представлял только для пивных бутылок.

Ещё мне удалось забрать за долги у одного бухарского еврея (да-да, вот так всё экзотично) косуху2. Разумеется, она была обшарпанной и неудобной, но это никак не снижало градуса её крутизны. Вы только представьте косуху и бейсболку в сумасшедшем 89-м году? Зайти в таком виде в троллейбус в час пик – почувствовать себя собратом Матиаса Руста на Красной площади. К счастью, я вовремя понял, что панк-рок я не люблю совершенно. В момент, когда осознал, что нет силы, которая заставит меня послушать ещё хоть одну песню Ramones.

Помогло и высказывание Дали, вовремя где-то прочитанное. Он увидел в Нью-Йорке панков и оставил в дневнике высказывание в духе: «Этот мир и так говно, а панки хотят быть говнее самого говна». Я вернул косуху её черноглазому владельцу и снова надел любимое серое пальто. Ну какие могут быть Ramones, когда Стиви Рэй Вон и его братец Джимми, Мадди Уотерс, Роберт Крэй и прочие корифеи?

Как-то раз я попал на свадьбу к одному товарищу, невесте которого дядя-пограничник отправил из Грузии контейнер настоящего вина. В то время, когда болгарской кислятины-то без битвы купить было невозможно. Разумеется, я надегустировался, как спелая виноградная гроздь. Помню, вытянул руку, чтобы поймать такси и тут же обнаружил под ладонью разделительную полосу улицы им. Якова Свердлова (дело было в Свердловске, который ещё не стал Екатеринбургом).

Домой в таком разухабистом виде возвращаться ни в коем случае нельзя. В качестве тихой гавани я избрал квартиру одной приятельницы, которая, на мою беду устроила дома «квартирник» одного известного рок-барда, покидавшего Родину навсегда и по этому поводу дававшего прощальную гастроль. Надо отметить, что покидал он Родину потом ещё не раз, мотаясь туда-сюда, как шаттл «Агасфер». И всегда давал самую прощальную гастроль на свете.

Тем вечером, в небольшой хрущёвой «трёшке» набилось больше семидесяти поклонников. Рок-бард оказался до того заунывным и пафосным, что хотелось написать ему на лбу неприличное слово. Поклонники оказались на удивление разнообразны: застарелые хиппи, самомумифицировавшиеся ещё в конце 60-х, скороспелые панки, среди которых, например, был чувак, который после армии стал одним из героев козыревского рокапопса.

О, вспомнил, там ещё были «диггеры»! Мальчики-мажоры, дети партийных бонз, которые типа «закапывали свои чувства». Закапывали они, блджад! «Диггеры» употребляли опасные таблеточки и слушали бесчеловечную дрянь (с моей личной точки зрения, разумеется), типа Einstürzende Neubauten и тому подобное. Уныние и тоска. Своё никчёмное существование они оправдывали тем, что в спецшколах наизучали всяких языков и могли с лёту разбирать тексты своих скрежещущих кумиров. Что, кстати, не делало их ни веселей, ни интересней.

От душащего человеческого разнообразия хмель моментально меня оставил. Чтобы попить воды, я двинул на кухню, где дули шмаль какие-то юные отбросы, и тут мне снова задали этот извечный, убийственно-раздражающий, тупой вопрос: «Ты кто?». В смысле, к какой неформальной группировке я принадлежу. Пока я соображал, что ответить в этот раз, из простенка между холодильником и мойкой материализовался какой-то мятый человеческий окурок и с пафосом народного поэта сказал:

– Ты понимаешь, что тут сейчас – весь цвет хиппанской и неформальной тусовки (слово «тусовка» тогда тоже было остромодным; да и вообще, я должен был, по идее, онеметь от восхищения и от близости к джинсово-дырявым гениям)? И тем не менее, ты тут – самый индепендовый чувак.

В костюме-тройке-то? Конечно. Как просто, оказывается, стать «самым индепендовым чуваком», подумал я. Никаких талантов не надо, вот этих резаных вен, стихов с надрывом, самоварной химозы и романтических рок-подвигов.

Не надо делать ничего. За тебя все всё сами придумают.

– Я сам себе субкультура, – гордо ответил я, завернулся в серое пальто и ретировался из гнезда «диггеров», послав милой хозяйке флэта воздушный поцелуй.

И ничему же жизнь не учит! Три десятка лет прошло, а идиотская подростковая привычка периодически сыграть в Байрона на утёсе никак не выветрится… Я, разумеется, овладел навыками социальной мимикрии в нужной степени. Даже разными профессиями овладел. Завёл такую же придурошную, как я сам, собаку-социофоба.

Однако, по сей день мне кто-нибудь да задаст вопрос «ты кто?». А потом сам себе объяснит, кто я.

И ещё каждую осень я собираюсь купить серое пальто. Почему всё не куплю – сам не знаю. Видимо, ответ иррационален как и сама эта серая дождливая мечта.