Читать книгу Голоса возрожденных - Макс Маслов - Страница 14

Дым от погребальных костров, клубясь, уходил в преддождевое небо. Все было не так как нужно, но на долгий прощальный ритуал времени, увы, не оставалось. Быстротечной рекой день клонился к вечеру, нагнетая все окружение многострадального Ка́тиса грохочущими тучами. Если пойдет дождь, то костры погаснут, и тела убитых в карательную третью ночь зависнут между миром живых и мертвых.

Пали́тия призывала все силы правящего Ча́ргли, чтобы тот придержал слезы небес, но дождь все же начинал накрапывать.

Красноликий народ прощался с братьями и сестрами, сплоченно завывая ритуальную песнь. То было южное поселение Ламуту́, состоящее, к великому горю, из разрушенных хижин и сломленных всем этим судеб. Ами́йцы подымали руки к небесам, и гроза озаряла их лица вспышками от разрядов крупных молний.

– Витвйн думает! – слышалось отовсюду, со всех концов вечного кольца[29].

Восток, запад, север и сотни костров, собранных на скорую руку. Охотники, торговцы, красные фи́рты, жены и дети, сплетенные единством общей утраты, приминали ногами прибрежный песок. То был пятый день, ведущий свой час к последней карательной ночи. И Сэл молила милосердного бога смилостивиться над этим народом. К ее удивлению, всеобщая ненависть по отношению к ней сменилась на нейтральность. Все это случилось тогда, когда уважаемая Фендо́ра выступила перед тысячной толпой ами́йцев в защиту иноземки. Сначала были обвинения и нападки, но потом упрямая урпи́йка обрисовала путь пленницы, и все поняли, что девушка пострадала не меньше прочих.

Теперь же она разделяла с ними эту утрату, расположившись на пригорке, чуть дальше от общей массы собравшихся. Рядом с ней представителями ее вида стояли Бафферсэ́н и А́ккертон, взирающие и внемлющие стенаниям краснокожих друзей. Гурдоба́н и его семья стояли ближе к кострам. Га́твонг Кибу́ту с прочими охотниками подливали в огонь древесную смолу, чтобы пламя не уступило своих позиций перед начинающимся дождем.

С пришедшим восточным ветром кострища, сложенные в рост среднего ами́йца, затрещали еще сильней. Искры от дров, пожираемых пламенем, срываясь, кружились над водой и гасли, будто души, обретшие покой.

Сэл не видела Фендо́ру, потому что та отправилась, как и любая другая ведунья, к термальным источникам. Она знала, что творится у нее в голове. Каждый час мог принести Ли́бусу смерть, и любое промедление губило маетную душу. Чего только стоило смотреть на ее странную кожу, меняющую свой цвет каждую секунду.

Хоть и разговор Сэ́йлы с мужем принес свои плоды – Гурдоба́н проникся озадаченностью урпи́йки и пожелал помочь ей, но вот только после карательных ночей, чего Фендо́ра вынести никак не могла. Но выбора не было. Разве способна была рабыня устанавливать свои правила, когда весть о ее бегстве с гонцами сэ́йланжской горы распространилась повсюду. Фа́лкс требовал от островных соседей содействия. Согласно правилу Священного Союза, беглую рабыню должны были вернуть ее господину, на то был великий закон. Но что Фа́лкс мог требовать от других королевств, когда сам давеча нарушил все мыслимые и немыслимые порядки. Вессанэ́сс даже не пустила его гонца в королевскую гавань. Он не ответил на ее послание, да и гонец не нес никаких вразумительных ответов.

Кругом творилось бог весть что. Все страдали, и даже Бафферсэ́н, чьи молитвы были услышаны. Он не узнавал дочь. Как будто ребенок в одночасье вырос и научился быть взрослым. Их разговоры с А́ккертоном по поводу Клер и дальнейших действий казались отцу стратегически неверными и при этом похожими на заговор.

– Мы вернемся на Са́лкс, – сказала Сэл. – Но будем блюсти лишь наши цели.

– Если нам развяжут руки, – А́ккертон, посмотрев на нее, не помедлил с ответом. – В том случае, если это ловушка, с одной лишь целью пленить нас, то мы, как идиоты, сделаем им одолжение.

– Не думаю, – засомневалась Сэл. – Ваш друг-торговец верит королеве, и она не посмеет обмануть его доверие.

– Мы совсем ее не знаем, – вздохнул А́ккертон. – Вряд ли отпустить нас в ее планах.

Он почесывал щетину с важностью морского волка, и Сэл более не видела в нем малодушного парня, коим он всегда ей казался. Лишь вчера он ловил рыбу под предводительством капитана Малькольма, теперь же романтичность его натуры низверглась в тартарары. Перед ней был вожак, воин, храбрец, но ни в коем случае не простой парень из Рейне. Ее взгляд упал на отца, который молча вслушивался в их разговоры, чему мешал порывистый шумный ветер. Франк остался все тем же покладистым, мягкотелым человеком, не видящим дальше собственной руки.

– Мы не вернемся туда, Сэлли, – сказал вдруг он, замаячив перед ее носом. – Я больше не потеряю тебя.

– Отец, – ответила ему дочь, – иного выхода у нас нет.

Она положила ладонь на его грудь, где под тонкотканной сорочкой вовсю колотилось обеспокоенное сердце.

– Нет, – упрямствовал он. – Выход должен быть. Гурдоба́н нам поможет.

– Он не всесилен, – перебил его А́ккертон. – Мы и так причинили ему много вреда, чтобы еще возложить на плечи все остальное.

Сэл полностью была с этим согласна, ведь она, ко всему прочему, лишила его дома, затаившись на чердаке приманкой для карателей.

– Моя спасительница, Ба́ргская Ги́рда, – сказала она, – поведала мне о том, что вокруг множество арок, ведущих в иные миры. Мы не одни такие, здесь все пленники. Но, в отличие от нас, у них есть свой угол.

Она обозрела краснокожую толпу у побережья, что, сцепившись руками, прогоняла дух злосчастной Депоннэ́́и. Женщина, именуемая Пали́тией, невозмутимо таращилась

на троицу людей, периодически посыпая костер щепоткой Ве́зтинской пыли.

– Так вот, – продолжила Сэл, – на Са́лксе есть замок и башня Пу́рпуз в его центре, иначе называемая вместилищем книгомора. Там хранится карта всего сущего с границами, землями и расположением всех существующих арок. Мы должны во что бы то ни стало попасть туда. Иначе путь домой закрыт.

– Я не уйду без Клер, – предупредил их Барни. – Если она жива, я приду за ней, и ничто меня не остановит.

– Отчаянное решение, – подметила Сэл. – Но даже оно ведет нас на Са́лкс. Моргу́лы призываются королевой и за определенное подношение выполняют ее приказы. Так было с нами, когда я впервые ступила на Са́лкс.

– Еще один повод плыть на этот чертов остров, – оскалился Барни. – Как жаль, что наши возможности ограничены.

– Ограничены! – возмутился Дженсен. – Да у нас нет никаких ресурсов и навыков для выживания. Вы слышали о зирда́нцах? О тварях, обитающих в этих водах? Кругом одна смерть, а мы лезем на рожон.

Он, встав встревоженной тенью перед А́ккертоном, стал метаться из стороны в сторону, чем привлек внимание торговца.

– Ты можешь остаться здесь, – окрысился парень, не желающий выслушивать причитания виновника всего этого.

Слова Фостера заставили Дженсена замереть и всмотреться в лицо дочери.

– Ты тоже этого хочешь? – спросил он ее, выжидая нелегкий ответ.

– Я хочу, чтобы ты был в безопасности, – сказала она. – Мы сможем достигнуть желаемого, только сплотившись, и ты не должен мешать.

– Кто защитит тебя, Сэлли, как не я? – прошептал Дженсен, вздрогнув от подоспевшего грома.

Через минуту на Ка́тис обрушился такой ливень, какой не видели уже давным-давно.

Никто не двинулся с места. Взгляд отца, обращенный к дочери, замер в ожидании неведомо чего.

С пришедшим ненастьем костры окончательно потухли, не обратив тела в пепел. Ами́йцы смотрели на все это с негодованием – почему же дух великого Ча́ргли не услышал их молитв?!

Внезапно отовсюду вострубили в призывные трубы, знаменуя приближение опасности. То были охотники, расставленные на вышках следить за просторами океана. Южное, восточное, западное, северное поселения встретили тревожный зов паникой, обращаясь в бегство. Никто не мог поверить в то, что это каратели. Они никогда не приходили при свете дня, а теперь приближались со всех концов.

Глубокие завывания существ, разрезающих волны беспокойной бухты, пролились мурашками по коже Сэл. Она вздрогнула, уставившись на толпу ами́йцев, чуть ли не накрывшую их собой.

– Бегите!!! – вскричали охотники.

– Все в Думасти́рий!!! – проорал Гурдоба́н, беспокоясь о безопасности своей семьи.

Они влились в поток живой массы из тел, убегающих как муравьи в центр покоренного острова. Паника, всем правила паника, ей поддалась и сама Сэл. Она видела, на что способны эти твари, насколько остры их клыки.

Фостер, схватив детей торговца, тащил их вслед за собой, ибо они во всеобщей неразберихе не понимали ничего. Гурдоба́н делал то же самое, торопя Петита́ту на каждом шагу. Она оборачивалась по сторонам, ища глазами возлюбленного, но ливень все сделал размытым и невнятным.

Когда почва под ногами разбухла и превратилась в кашу, ами́йцы начали поскальзываться и падать. Они спотыкались друг о друга, вопили, но бежали вперед. А́ккертону даже не верилось, что это был тот самый народ, который охотился на океанских чудовищ.

Бафферсэ́н пытался найти в этом безумии Сэл, она затерялась в мельтешении вокруг, и ему ничего не оставалось, как двигаться вслед за всеми.

Впереди стадо из рогатых красных ум, почувствовав опасность, побежало во всю прыть в леса. Их длинная шерсть, промокшая насквозь, сотрясалась алеющим пламенем от бешеного галопа. То походило на массовое сумасшествие, отступление перед самой смертью.

Раздался рев сильнее прежнего, и три огромные твари вырвались на побережье южного Ламуту́. Они выглядели иначе, чем в первую ночь. Теперь их целью были не рыбацкие хижины, а общность, пестреющая вдалеке.

Если бы Сэл могла их разглядеть, то она бы назвала их порождениями ада, костлявыми, клыкастыми хищниками.

Вместо четырех лап приплывшие монстры передвигались на шести перепончатых конечностях и достигали в высоту не меньше шестнадцати футов. Продолговатые панцирные туловища примостили на горбах выступающие хребты, переходящие в мощные крокодильи хвосты. Но самыми отвратительными и жуткими были их головы, достигающие в размерах половину от туловища. Большую часть головы занимала выдающаяся зубастая пасть, будто эти монстры были доисторическими ящерами. Над пастью зеленели огромные глаза, выискивающие любое движение, и от них невозможно было скрыться. Когда их ноздри наполнились воздухом, монстры напали на след. Повинуясь инстинкту убивать, они быстро достигли луга и завыли от тысячи различных запахов.

Запахи травы и цветов щекотали их ноздри, запах земли содержал особый аромат, так пахла плоть красноликих ами́йцев, приправленная весомой щепоткой дикого страха.

Сковырнув почву десятком острых когтей, хищники начали свою охоту.

Долина скелетов никогда еще не вмещала в себя столько ами́йского страха. Растерзанный ненастьем народ сбегался отовсюду в Думасти́рий. Среди тысячи безумных глаз взгляд великого оракула окончательно потерял свое величие.

– В пещеру!!! Быстрее!!! – кричали оголтелые охотники.

А́ккертон, влившись в общий поток, прошел во тьму пещерного свода. Дети в его руках плакали от страха, высматривая свою мать. Благо она поспевала вслед за парнем с другими малышами.

– Глубже!!! Глубже!!! – кричал Гурдоба́н. – Нас слишком много!!!

Перед его глазами промелькнула побледневшая Сэл, и ее образ тут же угас в пещерной тьме.

– Зажгите факелы!!! – кричала Пали́тия. Но голос оракула гас в тысяче иных голосов.

Из-за толкотни передвижение по Думасти́рию замедлилось. Ами́йцы кричали, ибо те, кто находился за пределами храма, воззрились на дальнее возвышение, где уже показались ненасытные твари. Просторы пещеры наполнились стозвучным эхом, прокатившимся тревожной дрожью по щербатым стенам.

– Это конец!!! – запаниковал кто-то в толпе. – Молитесь Ча́ргли!!! Молитесь Ча́ргли!!!

В глубине пещеры зажгли факелы, осветившие мрачный грот.

– Проходите!!! Проходите!!! – направляли несчастных ами́йские жены. – Занимайте ниши!!! Быстрее!!! Быстрее!!!

Сэл, поднявшись на возвышение, всматривалась в просвет арочного входа, за которым в панике жались друг к другу не вошедшие в храм.

«О боже, – подумала она. – Мы словно рыбы, попавшие в сети, все в одном месте».

Эта мысль прошлась по ее коже дрожью. Рядом плакали малые дети, которых успокаивал А́ккертон. По правую руку в молчании глотал воздух отец, не находящий себе места. Невыносимая духота пала на его лоб крупными каплями пота.

– Я должна пойти туда, – внезапно возникшая мысль в голове Сэл казалась безумием, но соседствующим наравне с геройством. – Отец, – ее взгляд упал на Франка, – я должна пойти туда и помочь им.

Родитель затрясся от такого поспешного заявления. Он, схватив ее что было сил, вскричал:

– Не вздумай!!! Не вздумай!!! Глупая!!! Глупая!!!

На секунду Сэл стало его жалко, несмотря на то что она не хотела так думать, тем не менее, возможно, он оправдывал прозвище, данное ему королевой. Бафферсэ́н – трус», – говорила в темнице она, а Сэл злилась от ее надменных оскорбительных слов.

Теперь, посмотрев на отца так пристально, как никогда в своей жизни, она могла прошептать только одно:

– Отпусти.

И вырвалась, протестуя его воле, без объяснения причин своей возникшей уверенности, что она сможет совладать с короной.

Пробираясь по лесных тропам Ка́тиса, Фендо́ра с важностью любопытной натуралистки познавала этот мир малыми шажками и с точки зрения женщины, не ступавшей, кроме своей холодной земли, ни на один сторонний берег. Как же различались острова между собой, – леса, степи, холод пиков грифу, светящиеся по́фы, так, словно их творец случайно помешался головой. Над лесами Э́ку, увешанными на пышных кронах красными плодами, высились великаны этих мест – толстоствольные могучие Торби́ты. Возле них ведунья походила на маленькую нерасторопную букашку, бредущую меж корней. Сотни паразитирующих растений оплетали их стволы, и среди них ею была примечена ядовитая белесая палманэ́я.

Забравшись по вздыбленным корням, урпи́йка сорвала несколько листьев этого растения, положив их в матерчатый мешочек. Тенистые Торби́ты истекали янтарными смолами, нависающими на коре каплями размером с кулак. И все это так поражало путницу, что ее волосы то и дело вставали дыбом.

Тут и там мелькали представители разнообразной фауны. Семейство привезенных с Сици́ла туру расположилось беззаботными обитателями на ближних ветвях. Они никогда не позволили бы себе этого в лесах Крббо – паучьих зирда́нских землях. Туру, вытягиваясь и изгибаясь, по-обезьяньи завывали в противовес трелям сотен пернатых. Здесь не было каменного леса грифу, не встречались толстоножные по́фы, а воздух полнился запахами цветов, растущих всюду. Иногда Фендо́ра забывалась, дивясь всем этим, не беспокоилась о Ли́бусе, о своих сестрах по́фовой горы, но эти периоды были кратковременными и приносили облегчение лишь на мгновение.

Она сбежала подальше от погребальных костров, дабы не погрузиться в еще большее отчаянье, но еле заметные запахи от горения дров и древесной смолы, приносимые ветром, предательски возвращали ее к песчаному побережью.

Дальше Торби́тов провалами, берлогами, уходящими в недра каменной тверди, в земле зияли колониальные пещеры. Возле одной из них мостилась каменная плита высотой вдвое больше рабыни. Подойдя к ней, Фендо́ра заприметила ами́йские письмена, сложенные в длинное напутствие:

«Трудом мы выстелем дорогу для наших будущих детей.

Потомки будут нас мудрей и подойдут к тому порогу,

Что назовут свободой дней».

Это была малая толика того, что ей удалось прочесть. Язык краснокожего племени был сложным, но глубоким.

За пещерами, огибая массивы древесных корней, тянулись новые замшелые тропы. По ним Фендо́ра таки и добралась до термальных источников. Ей даже не пришлось разворачивать рукописную карту торговца, где на желтом пергаменте путь пестрел красными линиями и узнаваемыми зарисовками. Всегда, когда она думала о карте, то вспоминала предостережение Гурдоба́на: к ночи прибудут каратели, и ей необходимо проложить путь в Думасти́рий. Но полагать, что монстры прельстятся единичной целью, было еще той глупостью.

Замшелость почвы сменилась красной глиной, лес – пустырем с небольшими озерцами, ютящимися друг за другом.

«Именно отсюда, – подумала Фендо́ра, – старая Ги́рда и привозила лечебную грязь».

С этой мыслью, живой и мучительной, было сложно справиться. Убийство названой сестры прошло незаметно для островных соседей и стало чудовищным событием для сэ́йланжских рабынь.

Запах соли, приятный и немного щекочущий нос, возвратил мысли к планируемой цели. Фендо́ра не стала подбирать подол платья, и потому оно изрядно запачкалось. Она нагребла глину пальцами, просовывая ее в керамическую банку, а пальцы вытерла о тот же подол.

– И от зубной боли, и от гниющих ран, – приговаривала рабыня. – И от лишая, и от паразитов.

Когда пролился сильный ливень, рабыне стало не до глины, и она прижалась всем телом к стволу огромного древа.

«Этот ливень точно потушит все погребальные костры», – подумала Фендо́ра, посматривающая на грозовые разряды, озаряющие все небо.

С пришедшим ливнем поднялся сильный ветер, и кроны Торби́тов зашевелились. Казалось, великаны, что спали все это время, начинают свои магические движения. А затем просторы Ка́тиса заполнил тревожный зов трубачей, отчего рабыня вздрогнула. Она знала, что он означает, пусть и не верила своим ушам.

«По велению Гурдоба́на, – подумала Фендо́ра, – я должна незамедлительно достигнуть долины смерти. Но разве не безопасней остаться здесь?»

Когда в рабской голове всплыл образ Сэл, что наверняка спряталась в храме гласного пепла, беспокойство Фендо́ры возросло.

– Ги́рда доверила мне ее, – заключила урпи́йка. – Защита Сэл – мой главный приоритет.

Отпрянув от древа, она тут же развернула карту торговца, обозначив путь к Думасти́рию.

– Сто шагов на юго-восток, – повторяла Фендо́ра. – Дойти до развилки, где растет фиолетовое дерево, затем по тропе на восток, добежать до мостка через лог и выйти к долине смерти.

Ветер не дал ей закончить изучение карты, варварски вырвав ее из рук. Он унес пергамент к дальним Торби́там, будто посмеиваясь в лицо.

– Как бы не так, – разозлилась она. – Тебе не удастся запутать меня, – воззвала Фендора к небесам, наверняка припоминая весь маршрут.

Теперь ноги несли ее сквозь шумный лес, по лужам, мокрой траве, а то и ручьям, походившим на мелкие оползни.

Она падала, вновь вставала и все бежала и бежала, пока стая разъяренных красношерстных ум не пронеслась табуном мимо ее носа.

Чудом их копыта не втоптали несчастную в грязь. То было безумием, да и только.

– Боже правый, – сошло с уст рабыни, мурашки прошлись по коже.

Обезумевшие животные толкались, ломали рога о стволы деревьев, но все неслись отчего-то. После их натиска фиолетовое дерево, ориентиром помеченное на карте, расщепилось и пало, а тропа смазалась месивом от копыт.

– Да что же это? – спросила небеса рабыня, смотря ошалевшими глазами на отдаляющееся стадо. – На восток, я помню, на восток.

Она продолжила свой путь, отсчитывая шаги под учащенное биение сердца.

– Один, два, три, – повторяла несчастная, пока вдали не показался просвет, ведущий прочь из леса к долине смерти.

Выбежав пулей туда меж стволов, она замешкалась, молния ослепила ее глаза назло доблестному порыву. Впереди зияла пропасть, в которую чуть не угодили расторопные ноги, а за ней простирались кладбище мертвых, их скелеты, Думасти́рий и толпы паникующих ами́йцев, ищущих прибежище в храме.

По другую сторону долины, на скале, показались одиннадцать карателей Рэ́хо, завывающих триумфальную песнь. Вот-вот они насладятся сладкой плотью, и по их клыкам побежит черная кровь.

Только сейчас Фендо́ра поняла, что ей не спуститься, слишком крут был обрыв и остры под ним камни. Кому и удалось оказаться внизу, так это были твари, оголившие острые клыки.

Ами́йцы вскричали еще сильнее, прижимаясь друг к другу, а из тьмы Думасти́рия, протискиваясь всеми силами, показалась Сэл.

Ветер взлохматил ее рыжие волосы, что в этот час походили на огненное пламя.

Она просила толпу расступится, но вряд ли ее кто-то слушал.

В одно мгновение монстры накинулись на первых бедолаг, и Фендо́ра вскричала. Сэл услышала ее голос и, обернувшись, увидела далекую фигуру на высокой скале. Ну хоть рабыня была в безопасности.

– Оставайтесь там, – прошептала будто сама себе девушка, и брызги черной крови струями ударили ей в лицо. – Нет! Нет! – закричала она, когда несколько разорванных тел подбросило в небо.

Корона заискрилась сиянием ненависти и неутолимого голода и осветила собою все вокруг.

В глазах хищников, застывших в созерцании всего этого, показалась крайняя озадаченность феноменом впереди.

Самый большой из них первым ринулся к свету, и сфера возросла. Дождь отскакивал от нее, потоками стекая к земле, а толпы наконец-таки расступились.

Огромные когтистые лапы обрушили свой гнев на сияющую оболочку, но не прорвали ее. Затем в ход пошли зубы. Чудовище по-змеиному широко разинуло пасть в попытках заглотить сияющий шар, и как только он оказался у него в глотке, свет воспылал. Будто сотней огненных мечей он пронзил мускулистую плоть и оторвал голову.

Груда мяса пала в грязь под ногами, но твари, наблюдающие за тем, как был побежден их вожак, не испугались. Они зарычали все как один и окружили жемчужину света. В ней Сэл казалась невинным ангелом, спустившимся с небес прогнать зло. Ее глаза горели таким же огнем.

Через мгновение вострубили десятки труб, и на отроге высокой скалы с севера показались сотня затемненных фигур и знамя над их головами. Они отвлекали монстров на себя.

Фендо́ра всмотрелась в трубачей и воинов, издавших клич: то было малое войско Са́лкса, приплывшее на подмогу.

Но главным оружием были не кэру́ны, облаченные в доспехи и вооруженные луками и копьями, а тотемы, поднятые все как один на скалистом возвышении. И было их не меньше семи.

Твари обратили внимание на воинственный зов и оставили Сэл в покое. Ами́йцы более не боялись их, они завороженно наблюдали за всем происходящим и не верили, что хоть кто-то пошел против высших сил.

Десять карателей, десять убийц, не ожидающих сопротивления, рванули со всех лап на зов, рассекая потоки холодной воды.

Фендо́ра всматривалась в очертания са́лкского войска, в знамя, поднятое знаменосцем, и поклялась бы всем богам, что их возглавлял сам ри́хт Са́йленский.

Он поднял руку, и лучники потянулись к колчанам со стрелами. Мгновение, еще одно, и волна стрел безрезультатно обрушилась на панцирные спины. Тотемы загудели, чувствуя приближение опасности. Кристаллы в выструганных глазницах засияли, и стражники са́лкских земель в личинах грозных зверей светом обрушились на наступающих титанов.

Они врезались в их плоть, рвали толстую кожу под шквалом уже огненных стрел. Стрелы не причиняли вреда пельтуа́нам, они проходили сквозь них и отскакивали от грозных карателей.

Сэл не верила в успех кэру́нов, ведущих неравный бой, но ее поразил героизм, проявленный ими. Раньше они казались ей совсем иными, жестокими, алчными и эгоистичными. Обозрев толпу вокруг себя, не перестающую пялиться, она устремилась к месту побоища.

– Нет! – прокричала Фендо́ра. – Не смей!

Но Сэл ничего не хотела слушать.

Монстры больше не противостояли светящимся сущностям. Они, конечно, ранили их своим натиском. И гигантский медведь, и великая когтистая птица, и быстрая змея, но эти раны были не существенными. И ри́хт Э́бус, промокший до нитки, пренепременно это видел.

– Не отступать!!! – приказал он. – Заряжай!!! Огонь!!!

И вновь шквал огненных стрел световым шоу пролился на земли долины.

Молния озаряла все небо, и груды скелетов рептилий роняли тень на девушку, пробирающуюся меж огромных костей. Она боялась попасть под стрелы, да и Га́рпин с трудом видел у подножия пропасти такую маленькую цель. Но все изменилось, когда корона вновь воссияла. Пельтуа́ны возликовали, воспарив над чудовищами. Они хотели, так хотели занять место в кристаллах короны, зовущих их сущности, но тотемы тянули духов назад.

Чудовища, теперь уже достигнув высокой скалы с войском, всеми силами попытались взобраться на нее. Их когти врезались в каменную твердь, и они подымались все выше и выше.

Огненные стрелы свистели, ударяясь о мощные черепа, но, увы, отскакивали прочь. Только единицам удалось попасть прямо в глаза, но чудовища даже не дрогнули.

Скала задрожала от ее покорения, но войско не отступило. Знамя гордо высилось над всей долиной, развиваясь от ветра промокшим тряпичным лоскутом.

А потом ярким светом воссияла Сэл. Десятки лучей, исходящих из сферы, достигли чудовищ скалистого Рэ́хо. Лучники прекратили стрельбу, копьеносцы попятились. Га́рпин не двинулся с места.

Монстры вздрогнули, их глаза расширились, а корона все вытягивала и вытягивала их жизни до тех пор, пока лапы чудовищ не ослабли, а громадные туши не пали к подножию пропасти. Это было поистине завораживающим сближением. Все видели их падение, и Га́рпин, и Фендо́ра, и Гурдоба́н, покинувший храм, и А́ккертон, и Бафферсэ́н, и даже тот, кто был слеп.