Читать книгу Голоса возрожденных - Макс Маслов - Страница 7

Они называли себя серыми мотыльками – потерянным народом бесчисленных подземелий и почитателями кокона Ю́ши – пещерной шестнадцатифутовой бабочки, покоящейся сном более пятиста лет. Но для Клер обитатели этих мест представлялись полусумасшедшими, теми, кто растерял разум по дороге от света к тьме. К такому умозаключению, не лишенному доли правды, ее подталкивали их омерзительные повадки. На каждом шагу эти безумцы вылизывали кисти своих рук, все время похихикивали, закатывали глаза и шатающейся походкой брели словно лунатики вдоль каменистых троп. Благо агрессии с их стороны девушка не видела, но порой ее так и подначивало треснуть одному из таких по лбу.

За всем этим сумасшествием, первобытным и порою приторным, следила не только Клер, но и верховная Гэ́ста – женщина, приведшая путников в подземелье дорогой от купола к пещере на отвесной скале. Тогда она выглядела такой же странной, как и ее подручные: бледное вытянутое лицо, лишенное носа, бровей и век, а вдобавок округлые глаза розоватого цвета, но теперь мудрость правящей души не подвергалась сомнению. В черном балахоне, накинутом на голову капюшоном, существовало немолодое, но подтянутое тело с округлой грудью и широкими бедрами, переходящими в длинные жилистые ноги. Эти босые ноги, огрубевшие и окостенелые, протоптали множество бесконечных троп, а сейчас со всей твердостью опоры взошли на обширный базамент[22]. Тряхнув костяными браслетами на тощей руке из пожелтевших черепков, Гэ́ста подняла руку ввысь, и повсюду в каменных чашах сводчатой пещеры воспылал огонь. То было дело рук хилой сотни серых мотылей, служащих ее воле, протянувших к барельефным чашам горящие факелы. Клер, заглянув в одну из них, приметила вещество, напоминающее тягучую древесную смолу, и ощутила запах серы.

Лучезарный пельтуа́н, зависнув над ее спиной, запульсировал потоками бегущего голубого света. Толпы сумасшедших, окруживших базамент, улыбались во все рты. Облачение многих было довольно простым и сводилось к шкурам животных, опоясывающим бедра и грудь, другие, в меньшем количестве, носили серые мантии с головы до ног и наверняка принадлежали к особенной привилегированной группе мотыльков. Третьи не прикрывались ничем. Их тела были измазаны толстым слоем грязи, высохшей и потрескавшейся, на которой пестрели узорные завитки, нанесенные густой белой краской. Клер живо представила себя измазанной такой грязью и поморщилась. Сейчас на ней было надето грубое холщовое платье черного цвета, а ноги, о чудо, обмотаны тряпичными полосками ткани, скрывающими незалеченные раны. И это, скажет вам любой, намного лучше того отрепья, в котором она попала сюда.

Пространство вокруг заполнилось беззвучной радостью и предвкушением чего-то необычного, но не для Клер. Она, нервно переступая с ноги на ногу, вырисовывала картину, при которой груды камней, наросших сталактитами по всему каменному брюху, обрушатся на головы убогого народца, вот тогда-то они и поймут, что улыбаться было нечему.

К завываниям Гэ́сты добавились призывы ее подданных коснуться с виду огромного овального камня по центру базамента, называемого повсеместно Ю́ши. Тогда краснощекая пампушка не знала, что это такое, да и вообще многим бесполезным вещам в этом подземелье преувеличенно придавали особый смысл. Но ее заинтересованность проступила в тот момент, когда из камня, ко всеобщему изумлению, раздались глубокие звуки, походившие на пение китов. Никто бы не поверил ей в Рейне, но это был не камень, а гигантский белоснежный кокон, а в нем куколка, ждущая часа, чтобы прорвать шелковый покров. Когда огонь воспылал ярче, взор Клер упал на паутинчатые нити на длани остроконечных камней. Звуки возникали и стихали, а сквозь шелковую преграду просачивалось пятно желтого-красного света. Свет пульсировал и, разливаясь, дрейфовал по оболочке, и это очень нравилось Э́нжу. Любопытство приманило призрачного ската совсем близко, так что Гэ́ста задрала голову в созерцании милейшей души. Ее глаза заслезились от света, отчего костлявая кисть руки, взмывшая преградой перед лицом, нависла желанной тенью.

– Артоке́с, – выдавила правительница, натянув на лицо тканное полотно капюшона.

По ощущениям Клер, это слово означало ругательство или что-то подобное. Сначала девушка хотела окликнуть малыша, но, приметив всеобщее недовольство, озадаченно проступающее в искривленных ртах и острых взорах, передумала. Эти гримасы приятно разлились по телу долгожданным наслаждением и заставили ее возликовать тому, но где-то в глубине души внутренний голос твердил ей, что лучше бы их не злить.

Э́нж обогрел оболочку кокона теплом брюшка, и Ю́ша откликнулась ему. Милейшее зрелище предстало сторонним глазам, сменившим обеспокоенность на восторженность.

– Ух! Ух! – послышалось повсюду, так что пещера содрогнулась в тысячах голосов.

Клер даже забеспокоилась из-за этого. Она вроде бы и желала проучить чудаковатый народец, но все это было не взаправду.

– Тише! Тише! – воскликнула она, заведя руки над грудью. – Пещера может обрушиться!

Но вряд ли кто-то мог понять ее чужестранные слова.

Гэ́ста повернулась к обеспокоенной толстушке, и окружение смолкло. Вид у нее был прескверный: явно лысая голова, покрытая капюшоном, бледная кожа и, о милосердный создатель, полное отсутствие носа. Те щели, которыми она вдыхала застоявшийся воздух, уродливо сидели на ее лице неровными лунками, а покосившиеся бесформенные губы искали нужные слова. Зачем искали, было непонятно, Клер ничего не понимала.

«С каким же монстром ты повстречалась?» – думала девушка, признавая во всем происходящем свою неуместность.

Но если обозреть всех вокруг, а тут были мужчины, женщины и дети, старухи и старцы, то их чудаковатая внешность была немногим лучше. Они стопроцентно не имели никакой принадлежности к людям. И смотрели на иноземку то настороженно, а то потешаясь над собой и всем вокруг.

Сделав пару шагов по направлению к притихшей Клер, Гэ́ста наконец-таки нашла нужные слова, адресованные своим подданным.

– Япу́лу назиду́, – сказала она.

И тут уж Клер не сдержалась и разразилась неистовым смехом.

– Япу́лу назиду́! – закатилась она. – Теперь-то все стало понятно.

Ее недолгий срыв утих с гулом рога, раздавшегося в отдалении скальных расщелин. Вот это ей было понятно. Хоть одно из тысячи. Так окликают правительницу большеротые Ме́рты, трубачи, зовущие добрую сотню привилегированных Ха́рси – лиц в серых мантиях – на скорую трапезу в особом месте. В прошлый раз Клер довелось вдоволь там объесться. Она, еще раз улыбнувшись, чуть облизнулась от подоспевшего чувства голода и, оглядываясь по сторонам, выпалила очередную глупость:

– Пора плотненько поесть.

Никто не оценил ее настроя. Этого и не нужно было. Спустившись поспешно по каменным ступеням вниз, она дошла до русла подземной реки, на берегу которой было привязано около десятка коренастых лодок. А еще через мгновение уже сидела в одной из них, выжидая, когда ей составит компанию уродливая Гэ́ста. Все искоса поглядывали на нее сверху вниз и, о божья благодать, без дурацких улыбок на лице.

– Ну что вы?! – удивленно спросила она. – Я опять поспешила?! – небрежная улыбка прозвучала в ее вопросе. – Это все моя беременность, – помрачнела она. – Я, черт возьми, клоун.

Э́нж, задорно пропищав, подлетел к своей спутнице и закружил вокруг нее. Он не участвовал в трапезе, но всегда подмечал, какой доброй становилась Клер после сытного обеда. Тогда-то она и обнимает его, и задает ему вопросы, и слушает мелодичные звуки маленькой души.

После недолгого ожидания Ха́рси соизволили занять места в лодках, и Клер почувствовала облегчение. Теперь она не была потехой для многочисленных взоров, но слиться с окружением ей было все же не по силам.

В каждой лодке разместилось по десять мотыльков, двое из которых, одетых в меховые шкуры, были гребцами. В отличие от Ха́рси, они стояли, ожидая непреложного слова великой Гэ́сты, хотя ее величие и разумность, как и все здесь, прибывали под тенью сомнения. Пещерная мать что-то пролепетала, и гребцы зашевелились. Усилием их рук лодки тронулись, и народец, загалдев на высоте поросших тьмой ступеней, стал разбредаться во все стороны. Тени так и мелькали на пещерных стенах, огонь играл с ними, а Ю́ша все продолжала петь. Клер подметила, что пельтуа́н подвывает этим звукам, но это было до тех пор, пока излучина реки не скрылась в зеве огромной пещеры. Спикировав во тьму, Э́нж осветил каменную глотку, и зубастые стены заискрились блеском доломитовых кристаллов. Восхищение девушки было не передать, в ее глазах, обозревающих драгоценный свод, будто искрились мириады звезд. Но Ха́рси вели себя сдержанно и без выражения чрезмерных эмоций. А гребцы, перебирая веслами по воде, хихикали задорными детьми, лишенными любых опасений.

Через полверсты тоннель перешел в огромное обжитое пространство, наверняка древней реликтовой системы, называемого в этих краях Гизмио́ном – подземным городом серых мотыльков. Первым туда сорвался Э́нж столпом голубых искр, отлетевших от крыльев. Затем, одна за одной, на свет горящих костров выплыли лодки, и глаза Клер заскользили от берега к берегу. Она все не могла привыкнуть к тому, что казалось творением Бога. И даже дней через десять пребывания здесь, хотя сложно было сказать, сколько времени прошло, восхищение не покидало ее душу.

Десятки каменных домиков, разбросанных по сторонам реки, поросли щетиной кристаллических иголок, мерцающих от любой лучины света. Огороженные жердями дворики вокруг них принадлежали в этот час пещерным детям, голосистым созданиям этих мест. Взрослые, одетые в шкуры животных, разжигали костры на пустырях, кто-то нанизывал на вертел пойманную в сети трехфутовую гусеницу, другие с завистью наблюдали за этим, но Клер лишь морщилась, завидев конвульсии существа, обреченного стать чьим-то ужином. Вдоль домиков произрастали гигантские корни деревьев, змеями заплетающими все вокруг. Они проникли в эту полость наверняка тысячу лет назад сквозь пещерный свод. Как иначе, ведь жизнь ищет воду, а здесь она в избытке. На корнях гроздями произрастали масляные шары, сияющие не хуже огня желтым светом. Малые постройки переходили в сотни других твердынь повыше и покрепче. Клер не была начитанной, как ей хотелось бы, но даже она без труда припомнила историю, а в частности меровингскую архитектуру, свойственную здесь всему. Дальше скопа сооружений, подсвеченных огнями, простирался многоярусный арочный акведук. Именно под ним пролегало русло подземной реки. Этот массивный мост, раскинутый над пропастью, был единственной переправой на территорию высокородных Ха́рси, где высились небольшая крепость и десяток амбаров в ее окружении. Клер припомнила каньон под куполом, статуи, потоки энергии, постройки из белого камня, тот город разительно отличался от этого, словно все, что было здесь, относилось к прошлому, далекому и непостижимому.

«Все это так невероятно», – думала она, посматривая то на Э́нжа, парящего над водой, то на презабавный народец пещерного города.

Лодки причалили к пристани, и Клер завопила от радости. Ее взгляд упал на двухмачтовое судно, освещенное факельным огнем в руках встречающих береговых громил.

– Красавец, – восхитилась она, завидев изваяние дракона, мостящегося на носу корабля гальюнной фигурой. – На нем мы и уплывем, мой дорогой Э́нж.

Пельтуа́н, воспарив, пролетел вдоль палубы, затянутой повсюду паутиной, огибая штурвал, мачты, натянутые канаты и бочки неведомо с чем.

Громилы, привязав лодки к пристани, помогли своим господам покинуть тесные деревянные вместилища. Стоило отметить, что движения Ха́рси были легкими и плавными, не то, что у их подданных. Они сошли на берег и взошли на череду каменных ступеней, простирающихся по склону вверх. Клер никто не подал руки, и она, неосторожно сойдя с лодки, промочила ноги.

– Фу ты! – выругалась девушка, но этого никто и не заметил.

Все время, проведенное здесь, она пыталась понять, как же ей выбраться с территории тьмы. Но какие можно было получить ответы от существ, не понимающих причины человеческих мучений. Они не возлагали никаких надежд на иноземку, и им были безразличны постоянные девичьи мыканья. А сегодня, увидев корабль, она возликовала. Вот он, шанс покинуть темный материк по реке, петляющей в бесчисленных пещерах.

– Реки впадают в моря и океаны, Э́нж, – твердила она. И радость переполняла ее грудь.

В памяти плеском волн простирались безграничные темные воды океана. Так Э́нж попал в этот мир. Но ведь он пришел откуда-то?

Благодатные мысли приструнили приступы боли в районе живота, и Клер сгорбилась.

– Ай, – проскулила она. Э́нж прильнул к ее телу.

Обернувшись в сторону возникших звуков, Гэ́ста остановила восхождение. И вот тогда-то и началось самое интересное. Вся невнимательность к ее мукам тотчас улетучилась. Великая мать приложила свои ладони к животу Клер и почувствовала еле ощутимые толчки.

– Белифа́с! – возгласила она. И Ха́рси, изумленные ее открытием, одухотворенно переглянулись.

– Белифа́с, – повторили они это странное слово. И окружили Клер как квочки неразумного цыпленка.

Через минуту громила, что побольше, усадив девушку на мускулистые плечи, стал ее личным извозчиком и слугой, о чем по дороге пыталась сказать Гэ́ста, плюясь от непонимания и пропасти между ними.

– Хабуту из кью ту, – говорила она и снова плевалась, а ребенок все продолжал толкаться в животе.

Ступень за ступенью они восходили все выше и выше, пока на вершине не забелели останки какой-то умершей твари в виде гигантского черепа, а за ним показался широкий мост, стражником стоящий над стофутовой пропастью.

– «Переправа Ха́рси», – подумала Клер.

За переправой десятком четырехскатных крыш мостились амбары и скотные загоны. Их охраняли самые крепкие из числа чудаковатых, коих было около сотни. Они им и слуги, и воины, и, если надо, средство передвижения.

Постройки сменял ров эскарповой стены, за которой в огнях разожженных факелов мерцала белая толстостенная крепость.

Когда Клер впервые попала туда, она завороженно изучала все вокруг. Статуи, коридоры, казематы, катакомбы, бесчисленные залы, и, конечно же, изумрудный трон, сделанный из гладкой чешуи бог весть кого. Теперь все казалось ей пустынным и холодным. Трон всегда пустовал, и потому паутина плотным ковром заплела его изгибы. Вот кто был истинным хозяином этого чертога – это пауки, маленькие и побольше. А Ха́рси явно пребывали здесь гостями, укрываясь от натиска темных дицефалов. Это было равно тому, если бы Клер поселилась в музее древностей, провозгласив себя хозяйкой, но, по сути, живущей на руинах.

– «Как давно они скрываются здесь? – думала она. – И что же будет дальше, если тьма накроет эти места полчищем беспощадных убийц?»

Амбары и загоны для скота остались позади, цепи звякнули, и ворота опустились, соединив мостком стороны каменистого рва. Ха́рси проследовали внутрь, теперь полутьма сменилась большей освещенностью белых залов.

– Вот и трубачи, – прошептала Клер, приметив парочку большеротых Ме́ртов возле череды колон, подпирающих четырехсводчатый потолок.

За колоннами из зала в зал тянулась арочная анфилада, как иллюзия бесконечности. Повсюду на факелах, водруженных в ниши, полыхал огонь, и свет, становясь то ярче, то тускней, играл с бесчисленным множеством танцующих теней. А какие тени громоздились от великих статуй, просто загляденье. По большей части многие из них были без голов, а те, что все же сохранились, казались чудовищами из греческих мифов. В одном из залов Клер наткнулась на алтарницу в виде плиты с креплениями для рук и ног. И пусть все это поросло паутиной, ей все же не хотелось думать, что здесь проливалась чья-то кровь. Только один взгляд на громил в услужении Ха́рси заставлял ее поджилки трястись. Благо их лежбища находились в нишах валганговой стены[23] снаружи. Но, черт возьми, теперь один из них нес Клер прямиком в отведенные ей покои. Она, держась за его шею, чувствовала пульсирующую по венам кровь, а уж бугристые мускулы огромных ручищ, наверняка сломавшие не одну сотню врагов, и без того омрачали беспокойный взгляд.

Пройдя тропой извилистых коридоров, они наконец-та-ки увидели впереди заалевшую дверь в ее покои, и она притормозила бугая.

– Стой, стой, – попросила она и взмахом тяжелой руки повелела ему опустить ее на ноги.

Громила не понял иноземных слов, но догадался о желании девушки по незатейливому жесту. Он опустился на колени, и Клер покинула бугристую шею. Ее ноги порядком затекли, и кровь, поступая в онемевшие части тела, словно иголками заколола в зудящие пятки. Пампушка распрямилась, ухая от тяжести в районе груди. Ее рука соскользнула от горла вниз и с особой нежностью погладила беспокойный живот.

– Что смотришь? – вырвалось грубо с девичьих губ. – Беременные бывают очень жестокими, – она закатила глаза. – Вот моя мать, святая женщина, когда ходила мной, при любом недовольстве выдергивала из головы отца пучок волос, а когда я появилась на свет, он уже был лысым. – Ее улыбка стала заразительной и передалась недоумевающему громиле.

Пельтуа́н, подоспевший из колонной залы, обогнув извилистый коридор, внезапно уперся носом в спину верзилы, и она вздохнула с облегчением.

– «Спаситель», – подумала Клер, погладив его спинку.

Он замурчал, переворачиваясь в воздухе игривым котенком.

– Ну что же, – сказала Клер, посмотрев на великана, – ты можешь быть свободен, но прежде чем ты уйдешь, принеси мне еды.

Движением ладони у рта она показала ему, что хочет есть, и великан все понял.

Он встал с колен и распрямился, так что его тень накрыла их обоих. Она забегала глазками, как мышка, ищущая угол, и, прильнув поспешно к двери, распахнула ее. Великан только и слышал опасливые ахи да охи за дверью обширных покоев. И только когда его шаги утихли за поворотом, можно было с облегчением выдохнуть.

Вам приходилось когда-нибудь видеть средневековые покои рыцарей или же лордов? Каменный пол, стены обиты деревом и полнятся запахом плесени. По центру комнаты деревянная кровать без всяких там балдахинов и резных спинок. Под кроватью, чуть выступая, постелен грубый красный ковер. Но главное, что радовало Клер, – здесь был камин, огромный, покрытый сажей и гудящий потоком ветреной тяги. Она, присев на табурет рядом с ним, представила, как в топке разгорается огонь, как языки пламени испускают свое тепло, и ей стало намного легче.

Э́нж хитрым лисом облюбовал меховое покрывало деревянного ложа и запищал усталым путником.

– Спи, спи, – улыбнулась она. – Еще чуть-чуть, и я тоже лягу.