Читать книгу В тени креста - Максим Греков - Страница 43

***

– Эк, как Курицыны всё закрутили…, – задумчиво сказал отцу Берсень, когда они выехали со двора дьяка.

Никита Васильевич ответил сыну не сразу. Бросил взгляд по сторонам и даже чуть придержал коня, отставая от едущего впереди холопа Сёмки.

– Мда…, разговор получился «с душком», – наконец пробурчал старший Беклемишев, – и уж очень мне не по нраву брат дьяка Федора – косматый Иван. Не зря в народе его «волком» кличут. Ну, ведь есть не человек, а басалай. С ним, не то, что дело иметь, сидеть за одним столом противно, иной смерд благообразнее, чем этот звероподоб.

Уловив, что сын не разделяет его настроения Никита Васильевич, оставил разговор о брате дьяка, и продолжил свою речь уже в такт мыслям Берсеня:

– Я вот в толк не возьму, как это митрополит, Софья и греки – эти Ласкари…, всё так провернули и зачем это всё им? Зачем загубили нашего ката?

– Не терплю я этих греков батя… Хитрые, высокомерные и глазами так и шарят вокруг, так и шарят…. Вот прям, вытащил бы саблю и…, так и изрубил бы каждого из них на месте! Но при этом…. Я совсем не уверен, что они сколь-либо причастны к убийству Силатния и его брата, – резанул отцу Иван Беклемишев.

– Да?

– Угу… Я именно потому и согласился на это сальное предложение дьяка, чтобы иметь случай самому до всего доискаться. Да и…, чего скрывать, нынешняя служба в приказе мне не по нутру. Надоело сидеть средь духоты писарской, вольной дороги хочу.

– А Борис Лукомский? Греки же его…, или они и тут не касаемы?

– Да, скорее всего не косаемы, – уверенно кивнул головой Берсень. – Сам подумай, батя, стоило тащить на Москву Бориса, если грек Илья мог его кончить ещё в Литве? Но он зачем-то его привёз, и более того – отдал нам?

– Мда, загадка, – нахмурил брови Никита Васильевич, – но, может, стоит, о всех этих сомнениях известить государя?

– Даже не вздумай отец! Во-первых, он может счесть, что я не держу данного ему слова о молчании, это может так и есть, но не в этом дело… Во-вторых, что нам доподлинно ведомо? Домыслы братьев Курицыных, да мертвяки, которые, кстати, теперича и не сыщутся. Сам же учил меня не ронять слова в пустой омут. А это именно такой случай. Мы свою преданность государю делом докажем.

– Так-то оно так, – согласился старый боярин, – но, а как же, быть с государыней Софьей? Ведь, согласившись на службу для дьяка, ты в такую бучу встреваешь, что осерчай она – не сносить головы не тебе, не мне.

– А вот тут ты прав отец, хоть мне и не по нутру, многое из того, что она делает, но ложиться поперёк дороги государя и государыни мне не след. Буду всё делать с опаской. Тут ведь главное, что все смутные дела и разговоры – это удел Курицыных, пускай у них на этом портки преют, коли такова их затея. А я, всего лишь выполняю волю, головы посольского приказа, у коего, теперича, так же, как и ты, состою под началом.

– Хитро сынка. А ты – молодец! Знать не зазря, ты, с хитроумным Гусевым столь времени в единой упряжке был, перенял науку—то, – с гордостью двинул кустистыми бровями Никита Васильевич.

Берсень в ответ лишь подмигнул отцу и дал пятками коню под бока, нагоняя едущего впереди Сёмку. О своей недавней стычке с младшим из Ласкарей он решил ничего не говорить.