Читать книгу Слайд-шоу - Максим Лист - Страница 4

Павильон почти сразу опустел. Визажисты проводили модель в гримерку. Осветители выключили оборудование без перестановок. Не прошло и двух минут, как Роман остался один в пустом зале.

Он смотрел на сцену, представлял новые сюжеты, прорабатывал планы на следующие съемки. Модный дорогой планшет предпочитал старому доброму бумажному альбому формата А4. В нем, как и раньше – в молодости, зарисовывал световые схемы, делал пометки и просто графические наброски, начальные навыки художественной школы оказались все же полезными. Может, и зря он забросил в детстве рисование? Все говорили, что у него был талант.

Таких тетрадок накопилось несколько ящиков. Маша аккуратно подшивала альбомы. Роман не делал из них тайны, потому она часто перелистывала их, но от комментариев вслух воздерживалась. Лишь однажды сказала, что из этих рисунков можно сделать отдельную выставку. Иногда Маша сканировала некоторые рисунки, пыталась подчинить их какой-то цифровой системе – составить каталог. Роман не вникал, основные идеи все равно оставались в голове, а записи служили, скорее, просто подсказкой.

Случайные кадры, безусловно, отличаются живостью и способны ухватить подлинный характер человека в мимолетных оттенках. Но из них не сделать серию фотографий. Одиночные портреты Роман не любил. Ему была интересна именно «многослойность» модели, он всегда пытался раскрыть ее потенциал без остатка. В этом он видел свою задачу фотографа – с каждым кадром делать все новый и новый срез. Эта привычка осталась еще с молодых времен, когда существовало ограничение в тридцать шесть кадров живой пленки.

Через неделю была запланирована съемка некой особы, которая пожелала сделать серию фото со своим сыном-подростком. Так сказать, увековечить в памяти моменты заботы перед тем, как отпрыск станет взрослым и самостоятельным.

Идея материнства прекрасна и банальна, но Роман славился как фотохудожник обнаженной натуры, а это делало любую затею заведомо скандальной и пикантной, даже при условии, что данная серия частная. Рома знал, что сделанные им фото рано или поздно найдут дорогу к свету. Иногда это делали модели по неосмотрительности, иногда из желания эпатажа, иногда недруги в качестве компромата и безнадежной мести. Но поскольку все кадры создавались с любовью, то независимо от пострадавших сторон Роман все равно выигрывал, для него чужой пиар, особенно черный, становился лучшей рекламой. Даже обвиняя публичную личность в грехе, критики не забывали отмечать «высокое художественное качество компромата», что только добавляло желающих приобщиться к «свободе нравов» за подписью Романа Райца. Это оказывалось выгодно для всех.

Вот и предстоящая съемка есть не что иное, как спланированный отсроченный рекламный ход увядающей актрисы, чтобы иметь хоть какой-то козырь в рукаве, когда про нее все забудут.

Для Романа это означало, что от него ждут, прежде всего, снимков, которые, помимо трогательной любви матери и сына, должны нести и нотки скандала! Они обязаны будоражить похотливую фантазию зрителя, но в то же время, даже при желании, полностью опровергать наличие инцеста и любого возможного негатива для подростка, которому мама, скорее всего, также пророчила богемную и яркую судьбу.

У Романа получалось сочетать откровенность и невинность. Он умел показать все, но оставить место для тайны и недосказанности. Иногда даже получалось показать любовь с помощью секса! Да-да, как бы смешно это ни звучало, но любовь вообще трудно передать любыми образами, а уж секс сам по себе способен затмить и заглушить любые чувства, тем более такое тихое и незаметное, как любовь.

Нашумевший коммерческий проект трехгодичной давности, который сразу после публикации был объявлен «запрещенным порноматериалом», волной-цунами разошелся по просторам интернета и подхвачен тысячами пользователей. Мнения разделились. Одни говорили, что искусство измельчало и настало время блестящих писек в стразах. Другие утверждали, что это новый уровень откровенности, долгожданное воссоединение жесткого порно и благородной эротики… Особенно польстила Роману формулировка, которая и отражала идею проекта: «…Наконец-то появилось порно, которое можно созерцать бесконечно, не ради похоти, а ради красоты…»

Роман не был бессребреником, он отлично усвоил, что скандал – это именно то, за что люди готовы платить. Причем неважно, ругают тебя или боготворят, они в любом случае платят – либо деньгами, либо вниманием, которое впоследствии все равно превращалось в деньги. Самое главное – это количество неравнодушных. Нужно просто дать почву для различных мнений! Как говорил когда-то Вячеслав Андреевич, в искусстве должна присутствовать амбивалентность восприятия.

Это не только являлось «бизнес-установкой», но и открывало полную свободу для творчества. Те, кто в свое оправдание твердят, что чем больше узнаваемость, тем больше начинаешь зависеть от мнения зрителя, лгут. Зависимость порождает желание угодить, а это уже не имеет ничего общего с талантом. Рома же не боялся повториться, ошибиться и уж тем более кому-то не понравиться. Он делал все в свое удовольствие. И получал за это неплохие деньги. Он нашел свою, во всех смыслах, золотую середину.

Не создав ни одного значимого проекта за последние два года, он все еще оставался модным и востребованным. Следующие пять лет он так же будет желанным гостем на светских вечеринках. Все это благодаря скандалам, периодически разгоравшимся по желанию моделей, у которых «случайно был похищен» личный архив. Как говорится, «Шок! Смотреть всем! Такого никто не ждал!»

Роман шел к этой простой формуле извилистыми путями, через бесконечные и беспорядочные половые связи, эксцентричные приключения и алкоголь. Интуитивно творил свои «шедевры», пока не взял на работу Марию. Она сумела быстро кристаллизовать его таланты, отсеяв ненужный хаос и бесконечную оргию, превратить творческий процесс в отлаженный конвейер художественного порно, подкрепленного как юридически, так и финансово. Более того, она не только сделала из Ромы узнаваемую личность, но и спозиционировала его как убежденного холостяка и бунтаря. А подпись-бренд в уголке фото заметно выросла в цене. Несколько раз мелькнув на телеэкране, Роман уже встречал приветственные благосклонные улыбки VIP-персон в ночных заведениях столицы.

Маша вдохновилась идеей популярности и даже настаивала на рекламном романе. Она нашла для него отличную партию – дочь банкира. Но Роман отказался.

Пожалуй, это единственный случай, когда Рома и Маша противостояли друг другу с полным самоотречением и почти до окончательного разрыва. Тогда Рома смог настоять на своем, без всяких компромиссов.

Финансово-обеспеченную девушку он, разумеется, трахнул, отношения, как и прочие, оказались мимолетными, но афишировать это или преподносить общественности как историю любви наотрез отказался. Для Маши такой поворот стал неожиданностью. С тех пор Роман и Мария выработали понятную линию сотрудничества: он творил, а она организовывала его творчество и в его кровать более никого не подкладывала.

В день окончания университета, получив красный диплом государственного служащего, Маша вместо банкета отправилась искать работу. Ее материальное положение оказалось катастрофическим, потому даже пустяковые траты денег и времени стали для нее непозволительной роскошью.

Нет, она не жалела о том, что все поедут веселиться и отмечать, а ей это торжество противопоказано из-за отсутствия денег. Студенческая группа не была дружной – каждый сам по себе. Потому формальных объятий и неискренних улыбок вполне достаточно для прощания.

Она родилась в небогатой семье, разница в возрасте со старшей сестрой и братом огромна. Маша оказалась поздним и нежданным ребенком, все свои чаяния родители уже успели вложить в старших. И Маша росла, как трава в поле. В детстве играла с соседскими мальчишками и была сорванцом, доставляя много переживаний уже престарелым родителям. Успеваемость в школе оставалась посредственной, а угловатый характер указывал на упущенное воспитание, и мама с папой спешно отправили ее в религиозный лицей-интернат для девочек. Это оказалось не богоугодное заведение для сирот, а дорогая закрытая частная школа с иностранными учителями и строгими нравами. Родители старались, как могли, чтобы оплатить обучение. И Маша попала в среду обеспеченных девочек, не имея денег даже на карманные расходы.

И когда после выходных возле дверей лицея останавливались дорогие машины и воспитанниц провожали родители с пакетами, набитыми вкусной едой и дорогими игрушками, Маша бежала от автобусной остановки до дверей школы, надеясь, что никто не увидит ее родителей. Увы, ей было стыдно за них, за себя, за их преклонный возраст и бедность. Старенькие родители не поспевали и, подойдя к школе, высматривали дочь в окнах, мама наугад махала ей платком, уверяя отца, что только что видела ее в окне третьего этажа. А Маша забегала в пустой темный класс и казнила себя и ругала весь свет за несправедливость и нелюбовь.

Нет, она не мечтала о сказочных богатствах и принцах, ей хотелось, чтобы мама была моложе и чаще улыбалась, обнимала ее, целовала и говорила ей, что она самая красивая и любимая дочка! А если бы у отца не болела спина, он играл бы с ней, а не лежал целыми вечерами на диване, молча выслушивая ворчание жены. И, конечно, хотелось больше денег на эти дурацкие шоколадки и тамагочи. То, что для остальных воспитанниц считалось элитным пансионом, для Маши стало унижением.

Со взрослыми родителями Маша сама рано повзрослела. Осознавая эфемерность атрибутов богатой жизни, признавала, что с ними жить все же веселее и приятнее. Несмотря на социальное неравенство, с одноклассницами проблем не возникало: никто не смеялся над ней, скорее она сама на всякий случай сторонилась остальных. Потому с утра до позднего вечера проводила время с учителями и книгами. Успеваемость Мария не просто подтянула, а стала лучшей в классе – ее отправляли на различные олимпиады. И тихая девочка быстро завоевала любовь педагогов и уважение одноклассниц. В последний год учебы она даже была благодарна родителям за то, что дали ей все, на что способны. Другой вопрос, что этого по-прежнему было мало! И теперь Маша еще отчетливее понимала, что хочет неизмеримо большего и добиться этого сможет только сама.

Она, не раздумывая, уехала в Москву поступать в престижный вуз. Сдала все вступительные экзамены и даже видела свою фамилию в списке зачисленных. И когда уже прыгала от счастья и успела позвонить родителям, чтобы обрадовать их, ее выселили из общежития. Смутные предчувствия не обманули, в приемной комиссии сообщили, что произошла «досадная ошибка»: не хватило одного балла, поэтому она не прошла отбор, – это была звонкая пощечина от судьбы!

Мир рухнул, и опустились руки; вспомнились все прошлые обиды и переживания. Что делать дальше, она не знала. Подать документы в другие вузы уже не успевала – срок вышел, только возвращаться в родной город и ждать год! И тут судьба преподнесла подарок: позвонила бывшая одноклассница поздравить с поступлением, а Маша просто разрыдалась в трубку и поведала свою историю. Одноклассница не была близкой подругой, по крайней мере, Маша таковой ее не считала. Но та без раздумий попросила своего отца помочь, а отец, надо сказать, был не последний человек в городе. И помог – Машу взяли в другой московский вуз! Не такой престижный и даже, можно сказать, средненький, но Машу уже не интересовали ни специальность, ни факультет, она была рада тому, что все-таки сумела осуществить свою мечту.

В процессе учебы выяснилось, что будущая профессия никак не связана с ее любимой математикой, и Маша быстро утратила интерес к учебе, хотя успеваемость от этого не страдала. Студенческая группа с первого дня разделилась на два лагеря: один клан – высокомерные московские интеллигенты с намеком на большие связи; второй – чуть менее высокомерные неформальные москвичи. Троих иногородних никто не замечал.

Снова возникли детские воспоминания о людях второго сорта. Но здесь все оказалось сложнее: если в детстве обеспеченные одноклассницы сами протягивали руку помощи и относились с пониманием, что придавало сил и уверенности, то за полгода обучения в столичном вузе Маша получила лишь одно предложение от одногруппника-москвича – составить ему компанию в сауне, куда он собирался с друзьями. И самое обидное, он потерял к ней интерес, даже не выслушав ее возмущенный ответ. То есть он, проходя мимо, выразил желание трахнуть ее, но тут же передумал или забыл об этом – настолько ему было все равно! Такой униженной Маша себя никогда не чувствовала. В остальное время с «деревенскими» буквально даже не здоровались.

Других знакомых завести не получалось. Чтобы хоть как-то раскрасить свою жизнь, она устроилась работать на ипподром и нашла в лошадях то, чего так не хватало в окружающих – бескорыстную любовь и искреннюю радость. Высокие сильные животные никогда не сравнивали с другими людьми, они принимали ее такой, какой она и была, и любили без всяких условий.

К четвертому курсу, когда от группы осталась одна треть, вся столичная позолота осыпалась. Общение в группе стало почти дружеским, но Маша уже не нуждалась в их обществе. Она входила в оргкомитет студенческих игр, много времени проводила там и больше не испытывала недостатка в общении – вокруг появилось много талантливых и веселых людей, не замороченных на географии и происхождении. Это они помогли вновь обрести уверенность в себе, вернуть радость бытия и даже снять квартиру с подругой, в которой собирались шумные и добрые компании. Все всегда старались помочь друг другу. И это было самое счастливое время!

Потом настало другое время – время диплома. Веселья заметно убавилось. Большую часть времени Маша проводила в библиотеке, да и дома не расставалась с учебниками. Даже отказалась от финальных студенческих игр, несмотря на уговоры друзей со всей страны, которых она приобрела благодаря этим самым играм и интернету. С работы на ипподроме уволилась и полностью посвятила себя честному написанию диплома. Мария добилась поставленной цели – красный диплом был в руках!

За душой два денежных долга, которые надо вернуть как можно скорее, и неоплаченный счет за последний месяц проживания. И ни одной перспективы по трудоустройству.

Вот такой Маша и предстала в лофт-студии Ромы. Модное название оказалось очень условным, студия представляла собой бывший склад, в котором отсутствовал не то что ремонт, но даже элементарный порядок, а само помещение, грязное и мрачное, больше напоминало декорации для короткометражных депрессивных фильмов.

Мария воодушевленно натянула капиталистическую улыбку и открыла дверь. Увиденное едва не обратило ее в бегство, однако, вспомнив о своих финансовых нуждах, она заставила себя остаться. В другом месте заработок, который позволил бы по крайней мере поужинать, под конец дня уже не найти – это ее единственный шанс на сегодня.

В углу большого пустого склада за столом сидел Рома.

Рома был голый!

Вдоль стен лежали черные солидные футляры с какой-то аппаратурой, посреди помещения возвышалась строительная стремянка, на дальней стене с открытым окном трепыхалась от ветра, словно злая лающая собака, алая ткань.

– Вы кто? – ничуть не смутившись своего вида, спросил Рома, глядя на девушку.

– Я пришла по объявлению, на работу, – как можно спокойнее сказала она.

Рома оглядел ее еще раз. Невысокая стройная брюнетка со стрижкой каре. Серая юбка точно по колено, белая свободная блузка.

– Я не давал объявлений, – равнодушно сказал Рома, закурил и встал из-за стола, чтобы открыть ближайшее окно. Мария вздрогнула, ожидая увидеть все мужские прелести. Но Рома оказался в коротких подогнутых джинсах, правда, босиком. Джинсов не было видно из-за стола, но торчали голые ступни, потому Маша и решила, что он полностью раздет. «Значит, не шизофреник… На пляже люди тоже бывают раздетыми, просто здесь очень жарко», – успокаивала она себя. И, набравшись смелости, подошла ближе, достала свернутый листок и вслух прочла объявление, по которому пришла: «На временную работу, для проведения кастинга, требуется администратор. Оплата ежедневная».

Рома снова уставился на гостью, вздохнул, сел за стол, неторопливо выпустил клуб дыма, стряхнул пепел в переполненную стеклянную пепельницу.

– Это объявление давалось почти месяц назад, кастинг давно прошел, модели выбраны, сняты, накормлены и… что там еще с моделями делают… ах да, снимают, но это я уже говорил.

– Странно, это объявление я видела только три дня назад, – пыталась настоять Маша.

– Девушка, радость чья-то, я же вам только что сказал: вакансия больше не актуальна, – Рома не разыгрывал из себя крутого босса, ему правда никто не был нужен сейчас, и еще не хотелось общаться с незнакомой девушкой, которая могла надеть на себя такую тоскливую одежду.

Маша стояла, не зная, что сказать, но уходить вот так было просто некуда.

– А больше никаких вакансий у вас нет?

– А что вы умеете? – глаза Ромы блеснули, как у дрессированной собаки академика Павлова; он привык получать секс, давать секс, покупать секс, фотографировать и продавать секс, потому уловил двусмысленность и безнадежность, с которой она спросила.

– Я могла бы убраться здесь, – бойко и наивно предложила Маша.

Рома разочарованно усмехнулся и вновь потерял интерес к разговору:

– Здесь убираться не надо, потому что здесь порядок. – И оба невольно осмотрели унылое и запущенное помещение.

– Я дорого не возьму – сколько посчитаете нужным, – совсем осмелев, сказала Маша.

– Девушка, то, что находится в этой комнате, стоит столько, что даже у меня временами вызывает возмущение. Хотя я именно тот, кто точно знает, чего оно стоит. – Фраза получилась слишком длинной, сумбурной и несмешной для Маши. Рома, выждав паузу, весомо продолжил: – И вы думаете, что я вам доверю убираться здесь?

Маша пожала плечами и принялась собирать разбросанные на полу листки бумаги.

– Ну кому-то же вы все равно должны это доверять.

Происходящее напоминало Роме похмельный бред: офисная студентка ворвалась в его студию, задала дурацкие вопросы, получила отрицательные ответы и принялась наводить порядок. Схема напоминала рейдерский захват или театр абсурда. Рома поспешил забрать у нее собранные листки. Маша их не отдала, а вместо этого спросила: «Куда положить?» Рома так и остался стоять с протянутой рукой и молча этой же рукой указал на свой стол. Маша бодро подошла к столу, попутно подняв с пола еще две бумажки.

– Как вас зовут? – спросил Рома, профессионально-машинально оценивая ее, прямо скажем, не выдающуюся попу.

– Маша! А вас?

– Роман.

– Очень приятно, Роман, – уже вероломно убираясь на его столе и не поворачиваясь, ответила Маша. Получилось как-то небрежно, словно ей глубоко пофиг, а не «приятно».

– Надеюсь, когда-нибудь отвечу тем же. – Рома все так же растерянно стоял посреди зала.

– А чем вы занимаетесь, Роман?

– Я? Я фотограф…

– Это тот, который на документы фотографирует, да? А зачем вам тогда такая большая комната…

– Я – фотограф-художник! Я фотохудожник! – уязвленный простотой, с обидой и вызовом возмутился Роман. – И это не «комната», а студия!

– Ой, простите, – на всякий случай извинилась Маша, хотя разницы явно не уловила.

– Значит, так, Маша! Убираетесь везде, кроме того, что лежит у этой стены, – Рома кивнул на черные кожаные футляры, – тронешь – покусаю до бешенства! А как уберешься… так и уберешься… надеюсь.

– Если поможете мне стремянку сдвинуть, то я и полы вымою, а то вы по грязному босиком ходите, – все так же спокойно, но уже без равнодушия, а с какой-то генетической женской заботой ответила Маша. – И за свои «гробики» не переживайте – не трону. Вы молодец, что сразу предупредили…

Злиться на нее оказалось невозможно, выгнать – тоже, оставалось ждать. Рома убрал стремянку и снова сел за свой стол. Но работать не получалось, временами он отвлекался на плавно двигающуюся серую юбку Маши. Похоже, такие юбки придумали, чтобы полностью убивать сексуальное влечение, даже в таком увлекательном зрелище, как мытье полов!

Через два часа убогая студия словно заулыбалась. На невысохших полах играли веселые солнечные блики, стулья аккуратно расставлены вдоль стен. Все бумаги сложены в стопку. Бесформенная куча тряпья возле сцены развешана на вешалке. Маша, смущаясь, подошла к столу. Рома достал тысячную купюру и положил перед ней, потом накинул еще сотню и добавил:

– Тысяча тебе, а на это сигареты купи, вот такие, – он указал на пачку, лежащую рядом.

– Хорошо! Я вам их завтра утром принесу, когда приду окна мыть. У вас пока еще все равно не закончились, – Маша забрала со стола обе банкноты. И по ее лицу Рома не смог определить, довольна ли она оплатой или рассчитывала на большее.

– Мария, вам, что, заняться нечем или я вам что-то плохое сделал? – устало спросил Рома.

– Нет, почему, просто мне работа нужна, – тут же сникла Маша.

– Какая работа?

– Администратором…

– Каким администратором?! Мне не нужны администраторы, я – фотограф, фотографирую голых людей, в основном красивых женщин. Пока ты здесь была, сколько голых и красивых женщин пришло ко мне?!

– Ни одной, – растерянно и совсем тихо ответила Маша.

– Вот именно! У меня сейчас нет очереди желающих, для которых нужно нанимать администратора.

– Ну вы же давали объявление, значит, иногда бывает, – Мария не сдавалась.

– Вот когда будет – я обязательно позвоню! – примирительно пообещал Рома.

– Не позвоните, – буркнула Маша, еще ниже наклонив голову.

– Почему?

– Потому что вы даже телефон мой не спросили.

– Обязательно позвоню! – сдался Рома и демонстративно взял листок и ручку. – Диктуй – записываю.

Но звонить ей не пришлось. Мария, как и угрожала, появилась на следующий день, правда, не с утра, а после обеда. В своей неизменной серой юбке и белой блузке, в руках объемный пакет. Она деловито подошла к столу, выложила обещанную пачку сигарет и сорок пять рублей мелочью и после этого поздоровалась. Не забыв укорить, что Рома курит слишком дорогие сигареты.

У Ромы ночью была оргия… в смысле съемка. И сейчас он обрабатывал фото, глядя в монитор целую вечность. Уже через час он мечтал поспать дома, чтобы вечером пойти на день рождения к своему знакомому. А тут такой сюрприз на тощих ножках, и опять в этой невыносимой юбке.

– Очень своевременно, мои как раз заканчиваются, – сказал Рома, не поздоровавшись, и убрал пачку со стола. Надеясь быстро завершить встречу, добавил: – До свидания, Мария. Администратор еще не нужен.

– Я обещала окна помыть, – без вчерашней бойкости, устало напомнила Маша.

– За это я уже не готов платить, – сухо ответил Рома.

– Ну вы же вроде уже вчера заплатили, вот я и пришла.

Рома оторвался от компьютера и посмотрел на нее воспаленными от бессонницы глазами.

– Вчера я заплатил за вчера – вы мне ничего не должны! Окна мыть не обязаны, я вам тоже. Спасибо за сигареты. До свидания.

Маша молча обдумывала услышанное, вздохнула и, как бы размышляя вслух, сказала:

– Значит, зря ехала? Ладно, все равно помою – платить не надо, – и как всегда, не дожидаясь ответа, отправилась в дальний угол зала. Достала из пакета одежду, осмотрелась в поисках укромного места, где можно было бы переодеться, и, не найдя такого, попросила Рому:

– Вы не могли бы выйти, мне нужно переодеться…

– Нет, – отрезал Рома, – голое тело я вижу в день по нескольку раз и ночью тоже… от твоей красоты не ослепну – обещаю, а сейчас у меня много работы, которую надо срочно доделать, чтобы успеть поспать и привести себя в порядок.

Маша еще раз беспомощно посмотрела по сторонам: из мебели, кроме стульев, имелась сомнительная широкая кровать и шкаф возле стены, за которыми не спрятаться. Она устало вздохнула и начала переодеваться там же, где стояла.

Рома украдкой наблюдал за ней; небольшая аккуратная грудь, острые плечи – ничего особенного или выдающегося, и Рома, удовлетворив любопытство, снова уткнулся в монитор.

Через час он закончил с работой, а вот Мария домывала еще только второе окно из четырех.

– Я закончил, мне нужно идти, – оповестил Роман.

– А у меня еще два окна немытых…

Рома молчал. Просить ее прийти в другой день было бы неудобным. Бросить окна в таком виде – странным. Оставить почти незнакомую девушку одну в помещении, где стоимость фотоаппаратуры конкурировала со стоимостью нового бандитского внедорожника, – безумием.

– Я всю ночь не спал, мне надо немного отдохнуть, – доверительно и почти просительно сообщил Рома, – впереди, похоже, снова бессонная ночь.

Мария молчала.

– Я здесь прилягу? – осторожно сказал-спросил Рома.

– Это ваша комн… студия, делайте что хотите…

В Маше по-прежнему сквозила уверенность и желание прошибать любые преграды на своем пути. Но все-таки это уже была не вчерашняя Маша. Сейчас она стояла на подоконнике в бежевых шортиках и белой футболке. Они, несомненно, сидели на ней лучше и даже выгодно подчеркивали едва сформировавшуюся женственность. Однако грациозной девушкой они все равно ее не сделали. Мария казалась просто хрупкой и усталой девочкой. С ней уже не хотелось воевать. В конце концов, Рома не знает, какие проблемы вынудили ее набиваться на уборку у первого попавшегося парня.

Рома устроился на той самой кровати, которая обычно использовалась для съемок. Безусловно, она бывала нужна и по прямому назначению – в порыве творческой страсти. Но одному Роме спать здесь еще не приходилось; под руку как раз попалась открытая упаковка презервативов, спрятанная под подушкой. Пытаться уснуть здесь трезвым, в одиночестве, посреди белого дня, в присутствии почти незнакомой одетой девушки было неловко. И, ворочаясь, он снова начал разговор:

– Куда делись вчерашний напор и экспрессия?

– Устала немного, – нехотя, помолчав, ответила Маша.

– Работу найти – дело непростое! – понимающе согласился Рома. – Где раньше работала?

– Я не работала. Я училась, и вот вчера диплом получила…

– Поздравляю! И кто ты теперь?

– Спасибо! Государственный служащий…

– Ого! А что, и такие профессии бывают?

– Я и сама не знала, пока не поступила, – Маша все так же намывала окно и отвечала не глядя и без энтузиазма.

– А почему же тогда работу администратора ищешь?

– Пока в универе училась, много всяких мероприятий организовывала, вот и научилась – мне понравилось. В министерства-то все равно не возьмут без связей. На ипподроме тоже нравилось работать, но там почти ничего не платят. К лошадям привыкаешь очень, а потом уходить тяжело, а жить на что-то надо. Второй раз такого расставания не выдержу.

– Значит, ты, Мария, дипломированный государственный служащий без опыта и работы, любишь лошадей и хочешь работать администратором, – резюмировал очевидное Роман.

– Спасибо, что напомнили… Вы лучше поспите, у вас еще ночь бессонная впереди, – даже как-то слишком грубо посоветовала Маша, явно не желая дальше поддерживать светский разговор.

– Извини, если задел за живое, – буркнул Рома, – наверно, ты права, не мое дело.

С чистой совестью он повернулся на другой бок и сразу провалился в сон.

Проснулся Рома через два часа от бесцеремонного похлопывания по плечу. Мария уже вновь переоделась в свою скучную юбку и блузку. Оконные рамы сияли белизной, а через стекла лился солнечный свет. Рома встал, подошел к своему столу и обнаружил, что и на нем царил порядок: бумаги сложены в стопку, пепельница чистая, даже монитор компьютера освобожден от слоя пыли.

Рома взглянул на часы: на встречу еще рано, домой – поздно, хотелось есть и хотелось умыться.

– Я все помыла. До свидания, – сообщила Маша и, не дожидаясь ответного прощания или благодарности, направилась со своим пакетом к выходу.

– Ты покушать не хочешь? Я угощаю, – остановил ее Рома, не решившись просто сказать: «Спасибо, до свидания».

– Если это недалеко и недолго, – секунду подумав, согласилась Маша.

– Здесь недалеко, я туда часто хожу обедать.

Рома достал из какой-то коробки новую белую футболку, сорвал с нее бирку и тут же переоделся, бросив старую футболку в другую картонную коробку, поменьше.

Пиццерия и правда находилась недалеко – в соседнем здании. Посетителей немного, и Рома с Машей заняли большой столик с угловым диваном.

– Что за печаль настигла тебя сегодня? – снова начал пытать Рома, когда они сделали заказ.

– Нет печали, – неохотно ответила Маша, явно чувствуя себя неуютно за длинным пустым столом.

– Ну я же вижу…

Маша усмехнулась, но промолчала.

На самом деле она просто сдалась. Многочисленные друзья, которые обещали помочь, растворились или просили подождать еще. Деньги закончились. В долг взять не у кого. Работу найти не получалось, а уже завтра требовалось оплатить следующий месяц проживания, либо съехать. Из дома позвонили родители и просили возвращаться, дескать, подыскали ей работу в родном городе, в жилищной конторе недалеко от дома. При мысли о том, что придется навсегда вернуться в свой городок, становилось плохо, и слезы текли сами собой. Разве ради этого она столько трудилась и упорно шла к цели?

– Расскажи, как ты видишь работу администратора у меня?

– Никак, – коротко и равнодушно ответила Маша, рассматривая ретро-интерьер пиццерии.

– Почему? – удивился Рома. – Еще вчера ты утверждала, что готова горы свернуть и нужна работа… – и, помолчав, добавил: – Да, и окна пришла сегодня мыть…

– Ну вы же вчера ясно сказали, что вам не нужен администратор. Или вы передумали?

– Видишь ли… раньше этим занималась одна моя знакомая, потом она… скажем… поменяла место работы. Сильного урона это не нанесло, скорее даже наоборот… потому о том, чтобы нанять нового импресарио на постоянной основе, я даже не думал. Но в делах и правда есть некий хаос, и если бы ты привела его в порядок, а ты это умеешь, возможно, дела пошли бы лучше…

– Привела в порядок хаос? – Маша улыбнулась случайному оксюморону.

– Что скажешь? – нетерпеливо подытожил Рома.

– Ничего, – Маша вздохнула, – во-первых, я совершенно не имею понятия о фотографии; во-вторых, мне уже предложили другую работу, и я на нее согласилась… Правда, она не здесь… Ну и в-третьих… – Маша снова замолчала, словно размышляла, стоит ли говорить или нет. Но потом все-таки решила, что ничего не потеряет, и добавила: – Пока вы спали… Я убиралась на вашем столе…

– И?

– Я видела фотографии на вашем компьютере… Если вы снимаете такую пошлость, мне это неприятно и непонятно. И мне не хотелось бы в этом участвовать. Простите…

Уязвленный Роман молчал.

Решение взять ее на работу словно пришло к нему во сне. Тем неприятнее оказался ее отказ. Задело и то, что его творчество в тысячный раз назвали пошлостью. Но сказать что-то требовалось.

– Давай по порядку, – Рома откинулся на спинку дивана, – первое: я предлагаю быть не фотографом, а администратором, чтобы привести мои дела в порядок, для этого тебе даже вредно разбираться в фотографии. Со вторым пунктом не совсем ясно: если предложили работу, то зачем ты сегодня снова пришла?

– Потому что обещала вчера, – пожала плечами Маша.

– Хорошо, допустим. И третий твой пункт – если тебя так пугают мои фотографии, то почему же не собралась и не ушла, пока я спал?

– Как я могла уйти, не доделав того, что обещала? – удивилась Маша. – Да и потом, я бы не смогла закрыть за собой дверь, а вы так переживаете за сохранность ваших «гробиков».

– Ну что же… Твое право, Мария.

– Не обижайтесь. Я просто подумала, что честные ответы помогут нам быстро понять друг друга…

Рома согласно кивнул.

Говорить больше было не о чем, и уже молча они доели пиццу. Сухо попрощались и разошлись.

На этом их знакомство могло закончиться, но судьба решила устроить по-своему.

В час ночи, когда Маша собрала свои вещи для предстоящего отбытия на малую родину и легла спать, раздался звонок с незнакомого номера.

– Алло…

– Здравствуйте, а кто это? – озорно и весело полюбопытствовал незнакомый женский голос.

– Это вы звоните, и мне первой хотелось бы узнать, кому не спится, – резонно, но неприветливо ответила Маша.

– Мы тут парня нашли, ну как парня… лет тридцать, наверно… он на остановке спит. Мы думали, ему плохо, а он, похоже, просто пьяный. Мы нашли у него ваш номер и решили позвонить.

– Какой парень? Где нашли? – еще более удивилась Маша.

– Мы не знаем, если ошиблись – мы в полицию позвоним, чтобы его забрали… А то он опять может на дорогу упасть.

– А что, других телефонов у него не было? – все еще не понимая, о ком идет речь, спросила Маша.

– У него телефон разряженный, а ваш номер в кармане был, на бумажке. Ну так вы его заберете?

– Хорошо, я сейчас приеду… говорите адрес, – Маша смутно начала догадываться, о ком идет речь.

Зачем она поехала, и сама себе не смогла бы внятно ответить. Но ехать оказалось, к счастью, недалеко. Три девушки и двое молодых ребят, как и обещали, дождались ее, они даже помогли поймать такси и усадить спящего Романа в машину.

– А он блевать не станет? – озабоченно поинтересовался таксист.

– Нет, он хороший! – вслух заверила Мария, а сама с тоской и сомнением посмотрела на безмятежно спящее тело.

Куда его везти, Маша не знала – не к себе же домой! Адрес квартиры Романа ей тоже неизвестен. «Куда едем?» – спросил невозмутимый водитель. И она назвала адрес студии. Машина тронулась, а Маша стала судорожно искать в сумочке деньги, чтобы рассчитаться за проезд. Денег явно не хватало. И тогда она, на секунду замешкавшись, стала обыскивать карманы Ромы, в конце концов, это из-за него она оказалась в этой нелепой ситуации. Кроме обшарпанного кнопочного телефона и ключей она нашла ту самую бумажку с собственным номером телефона и спасительную купюру в пятьсот рублей.

– С вас триста пятьдесят рублей, – оповестил таксист, когда они подъехали к дверям студии.

– Вот, пятьсот.

– Сдачи нет, – обреченно и заученно ответил шофер.

– Хорошо, не надо, если поможете мне его на второй этаж донести.

Шофер тяжело вздохнул и вышел из машины, чтобы помочь Маше. Мужчина оказался крепким, взвалил бездыханное тело и быстро дотащил его до закрытой двери. Путаясь в незнакомых ключах, Маша нашла нужный и открыла дверь.

Пока Роман спал на единственной кровати, Маша с удивлением рассматривала большие глянцевые постеры, развешанные вдоль стены. Днем, когда она приезжала сюда мыть окна, их не было. Все те же «развратные» снимки, некоторые из них она видела днем на компьютере, но сейчас на бумаге они выглядели иначе. Нет, Маша не переменила своего мнения, фото все так же заставляли краснеть, но она с удивлением для себя обнаружила, что они… ей нравятся.

Днем, на мониторе компьютера, они показались… грязными. А теперь, когда эти же кадры отпечатаны на дорогой плотной бумаге тяжело свисали с потолка на длинных нитях, они стали чем-то законченным, целостным и, безусловно, по-своему красивым.

Да, сюжеты будоражили воображение, и почти мгновенно ощущалась тяжесть внизу живота. Девушки на фото ни капли не стеснялись своей наготы и даже напротив, гордились ею, они выставляли свое гибкое тело и желание напоказ. И, глядя на Машу с фото, будто усмехались над ней. От этого становилось неловко.

У Маши было достаточно друзей мужского пола, но она почти никого не подпускала близко. Как только дружеские отношения угрожали стать близкими, Маша находила тысячу причин этого не делать. Втайне была безнадежно влюблена в одного из своих молодых преподавателей. Но за все время учебы так и не нашла в себе сил, чтобы хоть как-то намекнуть ему об этом. Призрачная мечта, что он сам обратит внимание, навсегда растворилась после окончания университета.

Маша продолжала рассматривать фото, пытаясь угадать, о чем думали модели, когда их фотографировали, и лишь на секунду опускала взгляд на обнаженное тело. Световое пятно на груди одной из них напоминало по форме лицо человека в профиль. От этого получался странный эффект присутствия кого-то невидимого на фото… Маша не смогла бы объяснить его, но в том, что это уже не являлось обычным низкопробным фото, она была теперь уверена. Маша отошла к противоположной стене и села на стул.

Она посмотрела на Романа, тот по-прежнему спал на кровати. В студии тихо, не слышно даже привычного уличного шума. Ночная тишина, выбеленные кирпичные стены, черные квадраты окон, выглядывающих из-под коротких занавесок, темный, почти черный пол. Как она сюда вообще попала? Еще час назад спокойно укладывалась спать дома, и вот она уже на другом конце города, в тихом, торжественно-мрачном зале; и пьяный, почти незнакомый парень спит на пошлой квадратной кровати, раскинув руки.

Мария снова подошла к фотографиям, уже смелее. На этот раз она обратила внимание на голую девицу. Строго говоря, ее прикрывала рыболовная сеть, но она не только не скрывала прелестей, наоборот – подчеркивала. Девушка была похожа на куклу – идеальная кожа, идеальные формы. Живую человеческую натуру выдавал едва заметный шрам на коленке.

Да, модели, безусловно, красивы, но неужели этого достаточно для того, чтобы желать обнажить свое тело напоказ? Что это? Нарциссизм? Амбиции? Тайное послание на языке образов или единственное достоинство, выпирающее на фоне отсутствия этики? Маша пока не могла этого понять. Но зато отметила про себя, что уже нет отвращения и страха в ней самой, не хотелось стыдливо зажмурить глаза и взывать всех и вся к высокой морали. Впервые в жизни она с интересом рассматривала женское тело и видела в этом красоту.

Общение с мальчиками почти полностью отсутствовало до окончания закрытой школы. В институте первое время она тоже об этом не думала, поскольку гнетущая атмосфера дискриминации одногруппников подрывала женскую самооценку. Когда же стала жить отдельно с подругой по студенческим играм, в гости часто заходили новые друзья – молодые, умные и красивые ребята. Тогда Маша решила не упускать свой шанс начать половую жизнь. Надо сказать, что слово «решила» наиболее точно передавало ее состояние: она ни в кого не влюбилась, не было зуда внизу живота. Просто возраст – двадцать лет – казался слишком значительным для девственницы. Из компании Маша выбрала самого достойного, на ее взгляд, кандидата. И во время очередной вечеринки после танца сама увлекла его за собой на кухню.

Избранника звали Олегом. Он носил короткую бороду и поэтому казался старше всех в их компании. Позже, когда Маша пыталась понять, почему же выбор пал именно на него, то пришла к выводу, что именно наличие бороды сыграло злую шутку. Она хотела получить первый опыт с взрослым и опытным мужчиной, который сможет сделать все правильно.

На деле же Олег прижал ее к подоконнику и в течение получаса буквально вылизывал, как собака, ее щеки и шею, при этом никак не решался залезть даже под блузку, комкая небольшую грудь через одежду. Тогда Маша взяла инициативу в свои руки и принялась гладить его в области ширинки. Этого сигнала самцу тоже оказалось недостаточно, чтобы перейти к более решительным действиям, и Маша нетерпеливо и даже слегка раздраженно расстегнула ему джинсы и сунула туда руку. Член оказался твердым и скользким, Маша пыталась освободить крепкие объятия избранника, чтобы стянуть с него брюки, но в этот момент парень скрючился, издал гортанный хрип раненого оленя, а в ее ладонь брызнул горячий поток спермы. Победитель естественного отбора обмяк и охая присел на табурет.

В душе Маши царили хаос и непонимание.

– Ты все? – коротко, не веря в происходящее, спросила она.

– Да, – не поднимая головы, бессильно и довольно признался Олег.

Маша готова была расхохотаться… или заплакать… или стукнуть его табуретом… или равнодушно забыть, а через полчасика попробовать еще раз… Маша не стала ничего говорить и, не заходя в комнату к остальным ребятам, ушла на улицу; гуляла по ночному сырому проспекту.

Она пыталась привести мысли в порядок. Сначала сжигали злость и раздражение внутри. Саднило шею от слишком продолжительных влажных поцелуев и колючих усов. Потом искала причину в себе. Раздражение отступило, и на смену неожиданно пришла легкость. Маша пообещала себе больше не думать о сексе. Когда придет время, все случится само собой. И еще она поняла, что терпеть не может усатых-бородатых.

С тех пор Мария воспринимала мужчин лишь как друзей и собеседников. В этом смысле они даже очень достойные. А если кто-то пытался заигрывать, она осаживала удальца циничной и иногда даже злой шуткой. А потом появился тот самый преподаватель, на которого она могла смотреть часами. И с кем готова была безоговорочно разделить свою первую ночь и все последующие. Но он, как уже было сказано выше, оказался неприступной крепостью.

Мария отвлеклась от фотографий и вновь осмотрела студию, живо представила, как все эти девушки с фотографий ходили здесь обнаженными…

И тут посетила простая мысль! Для ее подтверждения Маша снова стала вглядываться в лица на фото, все были разными, но одно в них общее, что и делало фото притягательными. Девушки, все до одной, смотрели в камеру без страха и стеснения – слишком хорошо знали фотографа! «О боже! Он с ними со всеми спал!» – подумала Мария. Эта догадка почему-то перевернула ее мнение о Романе.

Она еще раз взглянула на тело в изломанной позе – Рома все так же спал на сбившейся простыне. Что такого в этом эксцентричном парне, который изъясняется длинными, сложными предложениями, словно намекая на что-то личное, чего другие просто знать не могли, и каждый раз грустит оттого, что его вновь не поняли. Что позволило ему обладать этими женщинами «с обложки»? Мария села на край постели, чтобы получше разглядеть нового знакомого.

Сейчас, раскинув руки, Рома казался беззащитным и даже несчастным. Выглядел хоть и моложе своих лет, но отпечаток усталости или пережитого горя совершенно точно таился в едва заметных ранних морщинках, стрижка модная и, скорее всего, дорогая. Джинсы, хоть и изрядно потрепанные, тоже явно не из масс-маркета, но ничего такого – ни единого намека на то, что этот мужчина особенный. Бояться его уже тоже не стоило, с таким обилием партнерш он вряд ли бы обратил на нее внимание как на девушку. И потом, почему-то с какой-то неуместной грустью отметила Маша, если ее и ждало что-то скверное, то оно бы уже случилось.

И еще, Рома был простым… нет, не то слово… открытым… честным… естественным… все не то! Он не умел прятать чувства – да, это было главным! По его лицу можно всегда понять, злится он или просто хочет показаться злым, радуется или изображает радость. Это что-то было каким-то детским, неиспорченным… Может, потому обычно робкая с незнакомыми людьми Маша, так спокойно выдерживала его энергичные попытки выставить ее из студии. Она не увидела в нем опасности.

От всех этих ночных мыслей, воспоминаний и событий минувшего дня она почувствовала жуткую усталость. Не раздеваясь и не выключая свет, попыталась устроиться на кровати. Рома заворочался, попытался обнять Машу, она быстро и уверенно откинула его руку назад. И почти сразу уснула.

– Опять ты здесь! – проворчал Рома, когда утром приоткрыл глаза.

– И тебе доброе утро! – Мария посчитала, что пора и ей тоже переходить на ты.

– Кто тебя пустил? – все еще не вставая с кровати, спросил Рома. Но тут же опомнился: – А как мы вообще здесь оказались?

– О! Голова подает первые сигналы разумной жизни! – поддела Маша. – Продолжай, не останавливайся.

Рома молчал, видимо пытаясь восстановить ход минувших событий, и, судя по всему, это ему не удавалось.

– Пить охота! – тихо заключил он голосом путника в бескрайней пустыне.

Маша подошла к кровати и вдруг протянула заранее приготовленный стакан воды. Рома недоверчиво посмотрел на манящую прозрачную жидкость, потом на Машу и жадно выпил все до последней капли. И снова откинулся на подушку.

– Собеседование окончено – ты принята на работу! – удовлетворенно объявил он.

Позднее Маша сжалилась и поведала ему о вчерашних приключениях. Когда они уже снова сидели в той же пиццерии, она робко спросила: «А ты правда хочешь взять меня на работу?»

– Хочу, – просто и не раздумывая подтвердил Рома, жадно поедая кусок пиццы.

– Ну тогда я согласна, – неожиданно для себя ответила Маша.

– А как же твои три вчерашних пункта?

– Ну, на ту работу я всегда успею…

– А как быть с пошлостью?

– Я, наверно, должна извиниться, это не пошлость, просто я не ожидала и испугалась…

– Тогда осталось оговорить зарплату… – Рома взял салфетку и быстро написал на ней цифры. – Вот столько в среднем выходят наши расходы, а столько я зарабатываю сейчас без тебя. От этой суммы готов выделить тебе десять процентов. А если сделаешь так, а для этого я тебя и беру, чтобы мы зарабатывали больше, то все, что сверх этой суммы, за вычетом увеличившихся расходов, делим пополам.

– То есть расходы теперь станут общими? – быстро смекнула Маша.

– А как же! Мы теперь в одной лодке, коллега. Если потонем, то вместе, но ты первая!

Маша молча посмотрела на салфетку и в ответ написала свое магическое число.

– Хорошо, но мне сегодня нужен аванс, чтобы оплатить квартиру на следующий месяц, и обещаю отработать его в рамках нашей договоренности.

– Замётано! – без колебаний согласился Рома. – Я дам тебе больше, только не смей приходить ко мне в этой юбке!

Маша впервые улыбнулась и согласно кивнула.

Сделка была настолько же абсурдной, насколько и привлекательной. Но Мария не боялась ответственности, и трудности ее не пугали. И самое главное, она верила Роме. Их джентльменское соглашение не было подкреплено ни одной бумагой, кроме той салфетки, но ни разу не нарушалось.

Уже через неделю Маша сумела выстроить заказчиков в подобие очереди. А Роман едва успевал за темпом съемок, который задала Мария – его новый администратор.