Читать книгу Молчание вдребезги. Как написать и потерять роман - Марина Лугавцова - Страница 10
Глава 1. Соавторы
Кое-что о тщеславии как двигателе сюжета
ОглавлениеРумяное яблочко само себя хвалит.
Японская поговорка
Итак, предполагаемая жертва, точнее, соавтор, без ропота вытерпел пытку чтением вслух. Я не глядя, с ленцой, поползла ладонью по столешнице в поисках чистого листа для заметок: «И где же моя дежурная пачка бумаги слева от клавиатуры?» Почему пальцы не застревают в привычных суконных ворсинках и зеленых проплешинах? И где же я нахожусь? Очередное перемещение в пространстве? Похоже, что так. Из-за постоянного аппетита соавтора пришлось мне постепенно привыкать к новому рабочему месту. Письменный стол скучал по мне в кабинете, а я скучала по письменному столу на кухне. Но при любых обстоятельствах возможны приятные моменты. Теперь не надо рысить по длинному коридору с горячей чашкой. Сделав три шага в сторону плиты, я зажгла огонь и поставила на рассекатель видавшую виды турецкую джезву. Отлично. Топливо для движения мозга в нужном направлении готово.
– Что ж. Не скрою. Иногда я просыпался по собственной воле и желанию. – Мартин обеими ноздрями шумно втянул в себя воздух, напоенный кофейным ароматом. После этого он улыбнулся, да так продуманно, что идеальные боковые резцы сверкнули в свете лампы зигзагом перламутровой молнии: – Нет, серьезно. Если бы все было так плохо, я бы ворчал и ворочался не переставая. Ты же доверяешь моему литературному чутью?
– Конечно, доверяю, Мартин. Но я только что сама без твоего выразительного ворчания обнаружила потерянный ключ к образу достойного внука уважаемого Акакия Акакиевича. И как внучок умудрился стереть из нашей оперативной памяти все свои диалоги с выгодными клиентами в конце четвертой главы?
– Нога, обутая в туфлю с пряжкой цвета античного золота в виде пчелы на красно-зеленой ленте, на секунду зависла в проходе и подсекла, с ловкостью опытного игрока в крикет, ногу пассажира в мятой шляпе и галстуке-селедке, скользящему по вороту просторной рубахи в цветную клетку шотландского клана Сазерленд. Неужели потомку бывшего шаутбенахта Балтийского флота предстоит позорное падение в воображаемом автобусе? Несчастный, споткнувшись, потерял шляпу, рухнул, как подкошенный, лицом вниз и покатился по проходу между креслами, постанывая от каждого толчка.
– Точно! Все свидетели его падения тут же, как по команде, отвернулись. Пассажиры с повышенным интересом, ни на что не отвлекаясь, следили за легкой зыбью серебряных волн. А одинокий и не обласканный вниманием плакса в клеточку все катился себе по проходу, как выброшенный за окно котенок, привычно пристегнув колени к подбородку, царапая ногтями дерматин обивки пустых сидений. Последний Сазерлендов отпрыск глухо стонал и оплакивал свою протухшую чечевичную похлебку. Ах, мой милый беспомощный котик! Никому-то ты не нужен. К счастью, адвокат, подстроивший падение, не успел спрятаться, и мы смогли его обнаружить. Помощь подоспела откуда не ждали. Лиза, бедная Лиза! С опрокинутым лицом неслась навстречу неприятностям. Хотя Савелий Орлик и подался от авторов в бега – но очаровательную Лизу не обманешь. Вытащила аманта за ушко да на солнышко.
– А я так мечтал, чтобы мизансцена «упал Егорка с высокой горки» была написана без лишних эмоций и при помощи вовремя подвернувшегося под руку адвоката Савелия. – Мартин погрузился в воспоминания и замолк. Я понимала его чувства. Мы уже давным-давно решили писать о самых трагических происшествиях как бы со стороны, отрешенно, чтобы у самих авторов сердце внутри не разорвалось.
– А Орлик спрятался. Скажем прямо – подвел. Пробормотал что-то о помощи Диманису и Лизе. Шок клиентов не помеха для опустошения их кошельков. Таков он, Савелий Орлик, – тихоня себе не в убыток, мистик из семьи потомственных маркшейдеров с Васильевского, астроном-любитель и педант. Поди найди еще такого юриста, имеющего родственников среди аборигенов Австралии и музицирующего на флейте фавна во время перерывов в судебных заседаниях. После нашего расследования беглец просто вынужден вернуться в роман и зажить в нем полнокровной жизнью – хочет он этого или нет.
– Отлично. Но скажи честно, Кара-тян, я, действительно, в твоем сне был так же неотразим, как в жизни?
– Даже лучше. Не хватит эпитетов для описания силы воли черного барса во время его падения вместе с автобусом в пропасть. Единственное внятное слово, выпрыгнувшее из аварийного транспортного средства, звучало как воинственный клич. Банзай! И, по-моему, это ты, Мартин, его выкрикнул.
– То есть я не мяукнул: «Караул! Все пропало!»
– Подозреваю, что только тебе и удалось стекло выбить. Хочешь, почитаю последний абзац из черновика?
Вид Мартина не вызывал сомнения. Он жаждал услышать продолжение истории.
Я еще раз открыла бледные страницы и прочитала следующие строки:
– Ровно посередине коричневого дивана в последнем ряду пассажирских сидений лежал мой знакомый кот Мартин. Каждый волосок его антрацитовой шкуры дышал покоем – барс отдыхал, расслабив совершенные формы передних и задних конечностей. Одна из его лап вздрогнула, ослепив сверкающей волной холеного меха. От зверя исходило планетарное сияние неизвестных астрономических объектов и утонченный аромат перегретых солнцем цитрусовых, выпавших из чьей-то дорожной сумки. Настоящий душистый почетный эскорт вокруг совершенного создания природы. Черное и золотое на потертом дерматине сидения. Зрелище удачно дополнялось блеском перламутровых когтей и золотом усов с крупными алмазами прозрачных слез, танцующих на кончиках сверхчувствительных антенн вокруг пропасти с ребристым нёбом и острыми жемчужными зубами по краям.
– Отвратительно, безвкусно, но впечатляет, – Мартин одобрил панегирик, но усомнился, что кто-то кроме него дочитает такой отрывок до конца.
– Никто не увидит. Мы же черновик читаем. – Я отложила бумаги в сторону и приготовилась глотнуть кофейного пойла из недавно подаренной студентами чашки с оранжево-черным хищником на боку и надписью рубленной латиницей Preangston.
– Погоди расслабляться, – Мартин сердито посмотрел на мою скривившуюся физиономию – напиток явно мне не угодил. – Одними ранними рассказами нам, Кара-тян, не отделаться. Скажи честно, мы будем использовать в окончательном варианте текста достижения и опыт исследований твоей подпольной лаборатории?
– Запрещенный прием, Мартин. Лучше помалкивай про то, о чем почти ничего не знаешь, – пришла моя очередь рассердиться: – Выходит, ты почитываешь на досуге дневники чужих научных наблюдений? И даже не скрываешь этого?
– Не без того, – с вызовом ответил любитель тайных расследований: – И у меня есть одно условие для продолжения совместной работы, но об этом чуть позже. А сейчас я готов дать клятву богине Бастет никогда никому и ничего не рассказывать о сотрудниках секретной лаборатории. Зачем? Все равно никто не поверит в реальное существование книжного червя Агафоно-сан, библиотечной крысы Мими Савраскиной и музейного ящера Тарасика. Бр-р-р! Особенно это относится к колоритной интеллектуальной образине прямого потомка Годзиллы, пропахшей порохом из бочек арсенала графа Ростопчина. К его зловещему облику я до сих пор привыкнуть не могу.