Читать книгу Под знаком огненного дракона. Лёсик и Гриня. Книга 2 - Марина Важова - Страница 4

Сколько раз впоследствии Гриня пытался припомнить тот день, но ничего, кроме жуткой холодины и отключённых батарей, на ум не приходило. Да, ещё красный закат над заливом – предвестник ветреной погоды. Почему-то всё остальное из памяти улетучилось, хотя, кажется, в этот день он должен был запомнить всё. Но – нет, пустота. Как будто судьба сделала короткую паузу, прежде чем мягко, но решительно взять его за плечи, развернуть на сто восемьдесят градусов и дать бодрящего пинка.

И ведь ничего, абсолютно ничего в тот день не произошло! Никаких судьбоносных встреч, неожиданных звонков или сообщений. Ничего извне! Хотя одно обстоятельство всё же вспомнил: чуть было не выбросил на помойку банковскую карту, но в последний момент заметил, как из портфеля доктора, прицельно отправленного к дверям вслед за остальным шмотьём, выскользнуло что-то серебряной рыбкой, и он сразу почувствовал…

Гриня совсем позабыл про эту карту и сначала даже не признал её, да и потом, когда взял в руки прощальный подарок Валентина Альбертовича, значения ему не придал. В деньгах он не нуждался, зарабатывал понемногу продажей компьютеров и установкой на них пиратских программ. Трат почти никаких: вещей не покупал, никуда не ездил, к еде был равнодушен, выезжая на бомж-пакетах и комплексных обедах в дешёвой столовке у азербайджанцев. Вредных привычек тоже не было: с наркотой давно покончено, а пить и курить даже в зелёной юности не пробовал и начинать не собирался.

А главное, не было у Грини основного источника мужских расходов – женщин. Хотя когда-то именно они обеспечивали его существование. Господи, как давно это было! Вроде как и не с ним. Сейчас представить себе не мог, чтобы он сознательно, понимая все причинно-следственные связи, вдруг занялся этим, и у него что-то получалось. Бред какой-то! Тут и без всяких меркантильных побуждений никаких реакций – полный штиль. Иногда ловил на себе взгляды, не оставляющие сомнений, откровенно-призывные. Только у него всё нутро было заполнено тишиной ожидания.

В тот знаменательный день он вдруг почувствовал, что всё изменилось. Нет, конечно, дело было не в банковской карте, хотя она могла служить неким знаком, намёком на перелом в его жизни. Что всё теперь пойдёт по-другому, что старое умерло и отпало летучим, сухим пеплом, а вокруг него свобода, весна, сияющий мир. Самый реальный мир, который всё это время жил рядом с ним, обходился без него, вдруг возник безусловной явью, проник в душу и там навёл порядок. Вернее, не разбирая ничего, чохом, выкинул всё прошедшее вон, как он сам недавно выбросил на помойку квартирный хлам.

С Гриней произошла простейшая вещь: он перестал ждать. Точнее, перестал томиться ожиданием. Как-то мгновенно и ясно понял, что надеяться больше не на что и надо начинать заново, вспоминая о бедной желтоклювой птичке без загрудинной тишины и пустоты.

Мир вокруг был наполнен звуками, запахами – надо же, он совсем отвык от запахов! – и цветными осколочными видениями: вот изумрудная кромка залива, белый поплавок парусника, сиреневые облака и жёлтая полоса прошлогоднего тростника у берега. И он сам – молодой, здоровый, привлекательный и умный – посреди этого буйного весеннего торжества. Правда, одинок и всеми забыт… Но сейчас это плюс. Пока он не научится жить, дышать полной грудью, улыбаться. Ведь он забыл, когда в последний раз улыбался!

Гриня подошёл к пыльному, в разводах, зеркалу прихожей и принялся с напряжённым вниманием рассматривать своё лицо. Хорошего было мало. Зеленоватая кожа, круги под глазами, пакля волос, борода козлиным клином – да уж, красив как бог! Он забрался в ванную и, стараясь не касаться годами не мытых стен, включил душ. И тут, стоя под душем, почувствовал, как в сетчатую воронку вместе с горячими потоками – прямо по позвоночнику – безвозвратно уходит всё, что годами давило, изматывало душу. Скатывается с него, как серая шелупень омертвевшей кожи.

Он выл и рычал от блаженства, принимался петь, свистел, подражая птичьим голосам, тёр и мыл бледное, худое тело и наполнялся особой, чистой лёгкостью, которая не имела ничего общего с прежней сосущей пустотой

С этого дня тревожный невротик исчез, а на его месте осваивался новый Гриня, который умел внушать доверие, добиваться своего. А главное – отличать реальность от болезненных видений, которые всё же иногда с ним случались. Сны про бабочек, к примеру. Они его долго не отпускали, пришлось снять со стены и выкинуть коллекцию африканских красавиц – под стеклом, в раме из палисандрового дерева – привезённую Гретой из очередного вояжа. Конечно, коллекцию было жалко, но Гриня действовал решительно, и это помогло, галлюциногенные сны прекратились.

Между делом он всё же добрался до банка, узнал, что карта выписана на его имя, и с удивлением обнаружил на ней значительную сумму. Прошло не больше недели, но за это время столько всего случилось! Он отыскал телефон материного поклонника Тойво Крошеня – тот, слава богу, был жив и здоров, необычайно обрадовался и пригласил в гости. На это Гриня и рассчитывал, за три дня сделал шенгенскую визу и на туристическом автобусе добрался до Хельсинки. Цель поездки была сугубо практичной – приодеться, поскольку на родине царил беспредел китайского и турецкого ширпотреба, своя лёгкая промышленность – как, впрочем, и вся остальная – была надёжно обездвижена и выброшена на обочину.

Тойво встретил его на автовокзале, и, пока они обедали в уютном ресторанчике, где у него было своё место за столиком у окна, рассказывал всякие истории из прошлого, в которых рядом с ним обязательно присутствовала Василиса, даже если её в тот период не было в Финляндии. Но либо она звонила, либо «was the soul of the neighborhood1». Пришлось слушать, изображать интерес, но дело всё же было сделано, чему Тойво основательно помог, поскольку следил и даже вёл записи о всех скидках и акциях в магазинах, так что экономия получилась значительная. Кое-что старый Крошень оплатил сам, вручая обнову торжественно, как подарок ко дню рождения. Гриня не протестовал, понимая, что обидит друга матери, который своей Lis всегда делал подарки и теперь совершает траты в память о ней.

Одетый в добротные и модные вещи, Гриня преобразился. Вернулся в Питер и впервые в жизни отправился в СПА салон, где провёл шесть часов кряду и вышел оттуда стильно подстриженным, с безупречно-естественной трёхдневной щетиной на лице, расслабленный массажем с благовониями, который проводил Робин – весёлый индус, напевающий голосом Радж Капура песенки из индийских фильмов.

Поднимаясь по лестнице в свою квартиру – лифт опять не работал – Гриня чувствовал волшебную лёгкость в теле, так что буквально взлетел на седьмой этаж и, открывая дверь ключом, мысленно преображал родное гнездо: убирал перегородки, красил стены в тёплые, светлые тона, заменял всю разномастную обстановку на добротную, простую и удобную мебель из тикового дерева, выполненную вручную мастерами с острова Ява. Её можно было заказать через интернет-магазин, и Гриня это немедленно сделал, оплатив покупку картой доктора Карелина.

Ремонтом он тоже занялся, вернее, договорился с двумя тётками от ЖЭКа, быстро и ловко отрабатывающими лестничный марш, и они за день всё лишнее ободрали, вынесли на помойку. А потом, не теряя темпа, белили, шпаклевали и красили, превращая убитую квартиру в безликую студию, белый лист, на котором можно было впоследствии изобразить что угодно. Но Гриня не стал ничего изображать: светлое, пустое, «никакое» помещение – это то, что ему сейчас было нужно. Минимум информации о прошлом, никаких намёков на будущее.

Оставалось решить несколько бытовых проблем: с готовкой и уборкой, и тут очень кстати подвернулась приятельница матери, Кира Алексеевна, – можно просто Кира – живущая неподалёку. Она, единственная из всех подруг, хотя в подругах не числилась, продолжала навещать Лису даже в тот страшный период, когда надежды окончательно отпали, окружающие стали ненавистны до рвоты, и Лиса никого не хотела видеть. Тогда под каким-то надуманным предлогом Кира взяла ключ от квартиры и заходила как к себе, убирала и стирала, заваривала травы и поила ими больную, не обращая внимания на её молчаливое сопротивление. И все хлопоты по кремации Кира Алексеевна взяла на себя, и даже что-то доплачивала, потому как денег никаких в доме не было.

Она явилась отдать тот самый ключ от несуществующей уже двери и тут же стала отскребать попавшую на паркет краску, что-то вытирать, отмывать. А потом по-хозяйски открыла холодильник и, озабоченно гмыкнув, попросила денег и сгоняла в магазин. Через какие-то два часа они уже сидели на кухне, и Гриня – впервые за несколько лет – наворачивал домашние котлеты с жареной картошкой, пил чай, заваренный в ещё бабушкином чайнике с букетиками бледных ландышей по розовому фону, единственном предмете некогда большого кузнецовского сервиза.

Потом Кира взяла денег на покупку всякой хозяйственной мелочи, и со словами «потом отчитаюсь» ушла. На следующий день в шкафчике прихожей обнаружилось всё, что нужно для ухода за обувью, в кухонном пенале – всякая бакалея, в тумбочке под раковиной моющие средства, а в ванной – шампуни и прочий банный инвентарь, выбранный с толком. И по этим покупкам Гриня понял, что Кира вполне ему подходит: сам бы он такого не купил. Оставалось решить с оплатой, но и тут всё как-то само собой утряслось, чему немало помогли Кирины отчёты, поверх которых она клала сдачу, а он оставлял – как оставляют официантам на чай – что считал нужным, а порой ещё и добавлял.

Гриня прикинул, что денег на карте ему должно с лихвой хватить на год, а к этому времени он подыщет для себя что-то подходящее. Устраиваться на работу не собирался, таких мыслей и близко не было, скорее организовать своё дело, чтобы личный интерес совпадал с коммерческим. А пока, в ожидании просветления, работал над собой, создавая себя заново: нарабатывал полезные привычки, оздоровлял запущенный организм, а попутно перетряхивал критерии, определяющие отношение к миру, отметая всё, что мешало ему, Григорию Батищеву, с этим миром жить в ладу.

Но мирное существование возможно лишь при наличии силового преимущества – эту банальную истину Гриня усвоил внезапно, когда во дворе к нему подошли двое подростков и спокойно предложили вывернуть карманы. И такая уверенность в мирном решении исходила от этих ребят, что Гриня и не подумал возражать, а просто вынул тысячную бумажку, и – для достоверности – выгреб всю мелочь со словами «пожалуйста, угощайтесь». Конечно, их было двое – крепких, напружиненных – а он один, но причина заключалась не только в численном перевесе и в физическом превосходстве. Эти двое знали, для чего им нужны деньги, в отличие от Грини, который тратил, не задумываясь.

Но всё же на первом плане была сила, и Гриня понял, что добиться в жизни чего-то стоящего можно лишь при наличии силового перевеса: неважно, руками ты махаешься или регулируешь ситуацию коротким звонком. Впрочем, он ведь и раньше всё это знал, только как-то нужного значения не придавал, больше полагаясь на свой ум, интуицию и обаяние. И, если короткого звонка пока было сделать некому, то мускулы и реакции поддавались корректировке, и Гриня стал тренироваться.

В этом очень помог Робин. Напевая и приплясывая, он мял и растягивал его мышцы, сухожилия, а когда было слишком больно, и Гриня кряхтел и стонал, индус буквально дул ему в уши: кислота, кислота, надо гнать, тогда не больно. Он пригласил Гриню заниматься – совершенно бесплатно: летняя городская оздоровительная программа – на стадион Динамо, где каждую субботу, в любую погоду с семи утра желающих встречали тренеры. По плаванию, гимнастике, боксу, восточным единоборствам, гребле и ещё чему-то – Гриня всего не запомнил. Пойдёшь в мою группу айкидо, велел Робин, пока вес наберёшь.

Так Гриня стал заниматься айкидо, учился сливаться с противником и перенаправлять его энергию. Робин говорил: «Мастер айкидо использует силу противника против него самого, сам же остаётся в духовном равновесии. Мастер заставляет нападавшего отказаться от своей затеи. Гармония сохраняется». Но после одного ночного происшествия, когда Грине пришлось утихомиривать пьяного верзилу, приставшего на улице, его вера в Робина и айкидо пошатнулась. Этот придурок ничего не знал о принципах айкидо и пребольно тузил Гриню самыми примитивными кулаками.

Ты пока не освоил главного – духа айкидо – изучил лишь несколько приёмов. Тебя поколотит младенец. Эти фразы, пропетые при очередном сеансе в СПА салоне, очень не понравились Грине, и в следующую субботу он прошёл мимо Робина, направляясь к здоровому белобрысому тренеру по кунг-фу. Ещё в детстве, в эпоху видеосалонов, Гриня увлекался фильмами с Брюсом Ли и усвоил, что именно сила – в сочетании, конечно, с техникой – является главным достоинством этой борьбы. Тогда ему очень импонировал антураж: костюмы и эффектные театральные позы. Теперь эту смешную наживку он игнорировал, отлично представляя, где и когда ему понадобятся добытые навыки.