Читать книгу Ледяной ксилофон. Проза XXI века - Марина Зайцева - Страница 5

Леру снова мать разбудила ни свет ни заря. Девчонка, как всегда, не выспалась. Потому что тайком допоздна читала под одеялом при свете фонарика-«жучка» роман «Педагогическая Поэма» писателя Антона Семёновича Макаренко. Она не могла взять эту книгу с собой на выгон, потому что она была не только очень внушительная по объёму, тяжёлая и толстенная – чуть ли ни на семьсот страниц, – но и совершенно новая, в плотной, глянцевитой белоснежной суперобложке. Книгу ей дала учительница их лесо-участовской школы-четырёхлетки всего на три дня. Её было велено читать только дома, предварительно тщательно вымыв руки с мылом.

Девочке на днях исполнилось двенадцать лет. Она любила чтение. И всегда клала в свою котомку с немудрящим «тормозком», состоящим из пары кусков хлеба, нескольких варёных картошек в мундире, спичечного коробка с солью и бутылки холодного сладкого чая, обязательно книгу. Не важно какую, – лишь было бы что-то читать. Сегодня она взяла немного незаконченные «Мифы древней Греции». Бумажная закладка лежала между страницами, где начиналась глава про приключения Одиссея. К её чести, она никогда не загибала у книг уголки – усвоив это правило с той самой поры, когда ещё начала ходить в детскую библиотеку «на материке». Имея хорошую память, она могла читать две-три книги одновременно, – совершенно не путаясь в их сюжете.

Мать на лето подрядились пасти личное стадо зажиточных работников лесоучастка. Сначала она пасла коров сама. Но сразу после окончания учебного года послала пасти вместо себя дочь. Иногда она подменяла Леру. Но это было очень редко. А потом девочка и вовсе пасла стадо, как говорится, без выходных и проходных. От раннего утра до самого заката, пока довольные жизнью коровы паслись в густой сочной траве, нагуливая удой, маленькая пастушка усаживалась поудобнее на какой-нибудь пенёк или валежину, или на подходящий валун, и принималась читать. Но время от времени она отрывалась от книги, поглядывая на своих подопечных, – чтобы они не разбредались далеко из её поля зрения. Или в случае чего, если вдруг какой-то беглянке вздумается рвануть в сторону посёлка раньше времени.

Добрым и неутомимым помощником Леры стал низкорослый чёрный и лохматый дворовый пёс Тобик. Кличка у него была знаменательная – «леспромхозовская»: потому что «тобиком» поселковые лесорубы и сплавщики в обиходе называли багор для захвата спиленных деревьев. Пёс незаметно, невесть откуда прибился к ней, скрашивая её одиночество в поле и помогая громким лаем сгонять в кучу недисциплинированное рогатое хозяйство. И если Лера видела, что корова уже оторвалась далеко от стада, и самой её не догнать, она громко и коротко командовала:

– Тобик, взять! – Пёс как будто только этого и ждал: он срывался из тени под кустом или кочкой, и опрометью мчался за беглянкой, с громким лаем бросаясь ей под ноги, и заворачивал обратно. Любая корова в стаде знала, что с Тобиком спорить себе дороже – он мог, в случае чего, и схватить острыми зубами за ноги, и куснуть в морду – поэтому она всегда молча, хотя и недовольно мотая рогатой головой, возвращалась на исходную позицию.

Стадо всегда возглавляла одна взрослая корова, лет пяти (так сказала её хозяйка, наставляя мать перед первым выпасом). Вожачка сама выбирала места для пастьбы и шла одними, только им ведомыми, путями. Но, не смотря на беготню за ними, и окрики юной пастушки, бурёнки мало обращали на неё внимание. Лере же оставалось торопливо идти следом и только подгонять прутом-хлыстиком отстающих или норовивших улизнуть в сторону, – вопреки направлению всего стада.

Коровы любили пастись в пойме реки или на низком заливном лугу. Там и трава была выше, гуще и сочнее, и пить можно вдоволь. А в жаркий день можно залезть по брюхо в воду, отмахиваясь хвостами от полчищ назойливых оводов. Ближе к обеду маленькая пастушка всегда сгоняла их в стадо – в ожидании дневной дойки. После того, когда хозяйки уходили с полными вёдрами или бидонами молока, коровы отдыхали. А Лера тогда садилась в тень дерева или большого раскидистого куста, – которые всегда в изобилии росли по краям речек и речушек, – и доставала котомку с едой и книгу.

Ещё у неё с собой в котомке всегда была пол-литровая алюминиевая кружка, в которую девчонка каждый день по очереди сдаивала молоко из вымени какой-нибудь покладистой, не очень брыкучей коровы. Это не было самовольством или кражей: пастуху разрешалось сдаивать небольшое количество – по договорённости с хозяевами. Да от них и не убудет – молоко часто брызгало во все стороны на траву упругими струйками-фонтанчиками от сосков переполненного вымени особенно удойных бурёнок. По-моему, они были даже рады такому массажу.

В стаде, примерно, в середине лета, появился молодой бычок Борька – телёнок раннего зимнего приплода, месяцев, наверное, пяти-шести – уже довольно крупный и своенравный. Хозяева до этого пасли его отдельно – на верёвочной привязи на выгоне. Бычок в леспромхозовском посёлке слыл грозой всех детей, но особенно, женщин – предпочитал нападать и бодать только их. Даже хозяйку свою не жаловал. Борька не раз припирал её в сарае своей широкой лобастой головой с короткими, но уже толстыми рожками. Хозяйка, хотя и с трудом, но пока с ним справлялась. Зато он совсем не трогал мужчин и взрослых парней. Будто что-то соображал и знал, что получит отпор. Секрет такого выборочного поведения бычка был, наверное, в этом: его хозяин, по фамилии Гармаш – леспромхозовский водитель огромного лесовоза, за попытки бодаться нещадно лупцевал Борьку плетью по морде.

Вечером сытое стадо с юной утомлённой пастушкой входило в посёлок, и, подгоняемые хворостинкой, коровы разбредались по своим хлевам. Неторопливо среди них шёл домой и Борька. Но стоило селянкам увидеть его, у них тут же начиналась нервозность и даже лёгкая паника. За зазевавшимися жительницами, не успевшими загнать своих кормилиц во дворы, Борька тут же резво устраивал погоню. Он низко опускал к земле большую голову и, раздувая ноздри, с глухим мыком, галопом мчался в своей жертве. Счастье, когда на пути озорного бычка оказывались мужчины. Но женщины чаще спасались от него обыкновенным бегством… Мать предупредила, дочь, чтобы она старалась по возможности подальше держаться от бодливого бычка.

Девочку-пастушку с самого ее появления в посёлке почему-то невзлюбили поселковые мальчишки. Особенно среднего возраста – десяти-тринадцати лет. Она хоть и не была трусихой, но всё же побаивалась их. Они пытались приставать к ней и даже побить. Обзывали оборванкой, нищенкой и «пастушихой», и с гадкими ухмылками делали непристойные жесты и намёки…

А однажды чуть не утопили её возле нижней плотины. Один из пацанов подплывал к ней и, схватив за волосы, резко опускал её голову вниз и держал до тех пор, пока она не начинала судорожно биться в воде от нехватки воздуха. И так он делал несколько раз, когда Лера, изловчившись, не вырывалась от мучителя, и быстрыми сажёнками не выплыла на мелкое место возле берега. Она от них отбивалась как могла.

Но матери жаловаться не очень хотела. Да и поди пожалуйся: она сама тебя, не разбираясь, обвинит во всех грехах. Но особенно девочка боялась одного места возле узкого моста через бурную речку, ведущего к поселковой околице. Пацаны прятались в гуще кустов и травы на невысокой сопочке на повороте. Здесь коровы неспешно, по двое-трое, переходили неширокий, в одну колею, мост.

Едва Лера ступала на мостик вслед за последней коровой, как в неё молча летели палки, небольшие коряги – и даже камни. Эти необъяснимые злые атаки мальчишек на девчонку продолжались довольно долго. Тогда она избрала свою тактику для защиты от агрессоров. На отшибе, совсем недалеко от моста, стоял домик одной её знакомой девочки. Но теперь, когда пацаны собирались на неё нападать, она, направив стадо в сторону моста, торопливо озираясь, бежала во двор к девочке.

И сидела у неё до тех пор, выглядывая украдкой в окно, пока хулиганам не надоедало её караулить, и они убирались восвояси.

В этот день «главная» корова почему-то снова избрала для стада широкий луг у речки. К воде вёл низкий и вязкий заболоченный берег. Небо обложили густые облака, но солнце выглядывало из-за них без особых помех. День был не очень жаркий – самый благоприятный для пастьбы. Коровы лениво пили воду, изредка обмахивались хвостами: сегодня слепни им не так сильно надоедали. Лера мельком окинула стадо, свистнула Тобику, чтобы он был рядом. Потом выбрала местечко поудобней и села на небольшой тёплый округлый камень под большой раскидистой тенистой берёзой.

Она открыла книгу и машинально, почти не глядя, достала из сумки завтрак и, одновременно жуя посоленный крупной солью кусок чёрного хлеба, начала читать. Сколько времени прошло, она не замечала – на страницах разворачивались совсем другие картины. В этот момент там, изнуряемый сиренами, отважный Одиссей подплывал к коварным узким скалам между Сциллой и Харибдой…

Услышала возле себя характерное чавканье ног в болотистой почве, но пропустила это мимо уха. Ведь коровы часто подходили к ней и шумно дышали, обнюхивая, словно обыкновенные собаки. Она уже привыкла к такому коровьему любопытству. Но вдруг её лицо обдало чьё-то горячее прерывистое дыхание. Она хотела, не глядя, мягко оттолкнуть очередную любопытную морду. Но, случайно подняв глаза от книги, – тотчас зажмурилась, оцепенев от ужаса и машинально вжимаясь всей спиной в ствол берёзы. Прямо перед ней, нагнув бычью голову с чёрной мордой с белой «звёздочкой на лбу, стоял Борька, – с явно не дружескими намерениями…

Лера, защищаясь от бычьей головы, непроизвольно, выставила вперёд руку с недоеденным куском хлеба. Ещё не открыв зажмуренных глаз, она почувствовала, что он жадно облизывает и засасывает в свой горячий и слюнявый рот её руку. Борька старательно мусолил кисть её руки. Хлеба в ней уже не было. Девочка осторожно, чтобы не спровоцировать бычка, стала медленно и осторожно вынимать руку из его рта и одновременно быстро соображать, как ей теперь выпутаться из этой, почти безнадёжной, ситуации.

Кода-то давным-давно, живя в одном посёлке в Поволжье, она уже имела печальный опыт такого общения: в шестилетнем возрасте её серьёзно забодал, свалив на землю, и извалял в жидком коровьем навозе, вот такой же игривый и бодливый молоденький бычок… А за два года до этого леспромхоза они жили в колхозе. Лера в свободное от школы время помогала матери на ферме управляться с коровами. Уже тогда она обратила внимание на то, что все коровы очень любят соль. Они просто дрались за лакомые кристаллики, отпихивая друг дружку от чьей-нибудь пригоршни с подсоленным куском хлеба. Во время кормления животноводы им всегда в сено добавляли солёный силос или крупную серую соль и даже солёную селёдку.

Селёдку один раз в неделю привозили на самосвалах из рыбокомбината, расположенного в нескольких километрах – в соседнем приморском посёлке. Она – ржавая, скользкая и вонючая – горой была свалена в фуражном сарае. Коровам тогда давали пить много воды. Наверное, это каким-то образом способствовало увеличению надоев… Некоторые доярки иногда выбирали более крупные и неповреждённые тушки сельди и брали домой. Там селёдку чистили, снимали кожу, вынимали кости и внутренности, нарезали и потом ели с репчатым луком, порезанным кольцами, растительным маслом, горячей варёной картошкой. Это была невозможная вкуснотища!

Пока Борька лизал и мусолил Лерину руку, едва не втягивая её в рот по самый локоть, её озарило, в чём её спасение. Не зря же у неё в сумке всегда лежал спичечный коробок с крупной солью. Вот он и пригодился… Она второй рукой нащупала под мятой газетой спасительный коробок. Достала его и большим пальцем выдвинула, высыпав часть содержимого в пригоршню. Вытащила руку из сумки и поднесла горсть, раскрыв её у самых губ бычка. Он опять с жадностью захватил её руку вместе с солью и долго сосал и мусолил её.

Осторожно и ласково Лера поглаживала присмиревшего и подобревшего Борьку по широкой переносице. Она вдруг поняла, что бычок навсегда побеждён и полностью подчинён её воле. Наверное, в этой девочке-пастушке был глубоко скрыт талант дрессировщицы. По крайней мере, спустя многие годы, этот дар она однажды проявила в другой неординарной ситуации. И тогда тоже всё закончилось её победой. Но имело весьма трагические последствия для другого четвероногого существа, случившегося помимо её воли. Об этом она до сих пор не любит вспоминать. И испытывает при этом чувство, пусть невольной, но вины.

Скормив Борьке остатки хлеба с солью, почесала ему за ушами, лоб, морду и горло. Борька стоял, тесно и доверчиво прижавшись к её боку, как ребёнок. Ведь он, и правда, был почти ещё ребёнок – молоденький телок февральского приплода, – только большой и глупый. Да не такой уж он был и большой: всего-то доставал ей до подмышки – самой невеличке. Его бы солью с хлебом подкормить, глядишь, и он стал бы ходить за хозяйкой, как преданная собачонка. А его вместо этого – то палкой, то плетью по морде! У Леры от этих мыслей от жалости к Борьке подкатил ком к горлу. Что-то схожее, родственное, было в их судьбах… Бычок весь день ходил за Лерой тенью – до самого вечера – пока не настало время гнать стадо в посёлок. И он так и шёл с ней бок о бок, – не отставая ни на шаг.

Всё шло гладко до места, где дорога поворачивала не мост. Пацаны, по привычке ждали Леру в засаде – с увесистыми корявыми палками наизготовку. И вот они уже приподнялись в полный рост, чтобы начать швырять свои метательные орудия. Лера хорошо видела их в кустах на склоне сопки. Тогда она сделала, единственный и по-моему, самый правильный в её положении ход. Еще не подойдя к мосту, она, обняв Борьку за шею, – причём так, чтобы всем было видно её и бычка, – громко крикнула своим обидчикам:

– Эй вы! Только троньте меня, я сейчас же натравлю на вас Борьку! Тогда от вас только клочки полетят! Пацаны, не веря своим глазам, опустив самопальные дротики, пращи и баллисты, со смешанным выражением изумления, страха и зависти смотрели на пигалицу-пастушку, обнимавшую за шею страшного поселкового быка!

– Ну! Чего ждёте? – Она явно наслаждалась своим триумфом. – Хотите, чтобы он вас всех расшвырял и пропорол пузо?

Бычок тем временем тоже заметил мальчишек… Ну кто поспорит, что у коров нет мозгов и зрения?! Он увидел своих врагов и очень сильно напрягся. Лера ещё не знала, что сейчас произойдёт. Ей нужно было только потянуть время, она не думала о том, что ей нужно перехватить инициативу и посеять сомнение в стане врагов. Ею в тот миг двигало только отчаяние. Она, незаметно подтолкнув бычка, повелительно приказала ему, вытянув руку вперёд в сторону толпы мальчишек, которых было аж шестеро – точь-в-точь как царь Петр Первый на знаменитом памятнике в Ленинграде, указывающий в сторону Невы:

– Борька, фас! – Почему-то по-собачьи, наверное, от волнения, приказала она бычку грозным голосом. Она сделала это просто ради игры – больше из бравады, отчаяния и страха. Конечно, она мальчишек сильно боялась. Но тут произошло то, что потом стало ходячей поселковой легендой. То, из-за чего взрослые леспромхозовские мужики с уважением и удивлением смотрели на маленькую школьницу-подпаска.

Борька стремительно, с дробным грохотом простучав копытами по гулкому деревянному мосту, по привычке, с глухим низким мыком, ринулся в сторону стайки мальчишек. Те, словно мухи, прыснули врассыпную и помчались от Борьки вверх по сопке со скоростью ветра!

Когда опасность миновала и мальчишек след простыл, Лера позвала бычка, протянув в его сторону руку с воображаемым угощением. Он только того и ждал – покорно подошёл к ней и сунул нос в её пустую ладонь. Лере пришлось выскрести из коробка остатки соли и отдать ему. Несмотря на свою победу над Борькой, она в душе всё же ещё опасалась его бычьего тёмного и непредсказуемого нрава…

Он так и брёл сбоку по улице, ввергая в удивление местный люд. Но особенно привёл в настоящее потрясение хозяйку Борьки, увидевшую это зрелище. Весть об этом – почти чуде – мгновенно разнеслась по всему небольшому посёлку. Узнав на следующий день об этом от жены, водитель Гармаш, возивший кругляк на лесозавод в другой посёлок, не поверил рассказу. Он потому утром сам вывел бычка на улицу, чтобы убедиться или опровергнуть глупые фантазии – как он считал – очевидцев и поселковых мальчишек.

Лера, как всегда не выспавшаяся, ранним утром ждала коров на краю посёлка, чтобы отогнать стадо на очередное место выпаса. Борька подошёл к ней и ткнулся лобастой головой в бок. Она ласково почесала бычка за ушком. Достала из кармана заранее приготовленную, круто подсоленную чёрную горбушку. Отломив от неё небольшой кусочек, положила его на ладонь. Телок в одно мгновение слизнул языком угощение.

Хозяин в это время поодаль наблюдал за удивительной сценой. Но поскольку всё это происходило у него на глазах, он только присвистнул и покрутил головой, не зная, как оценить увиденное. Мальчишки с этих пор Леру трогать опасались. Они видели, под какой надёжной защитой теперь находится девчонка-пастушка. В душе они даже завидовали ей. А потом вообще отстали от неё: перестали кидаться камнями и палками. Зауважали…

А спустя некоторое время произошло то, чего давно никто не ожидал. Борька, чему Лера сама стала очевидцем, снова погнался за зазевавшейся хозяйкой и с разгона ткнул её лбом в мягкое место, – да так, что прежде, чем упасть, та, буквально стремительно пролетев несколько шагов вперёд, растянулась во весь рост на жёсткой и бугристой грунтовой дороге, до крови ободрав колени и локти.

Подоспевшие мужики, которые, к счастью, стояли рядом, возле магазина, с громкими криками и матами отогнали Борьку от хозяйки.

Это стало последней шалостью телёнка. Рассвирепевший Гармаш пинками загнал его в хлев, закрыв дверь на железный засов. Потом пошёл в дом, снял с гвоздя двустволку и вернулся в загон. В летнем вечернем воздухе глухо прозвучал выстрел… Пришедшие на подмогу поселковые мужики дружно и быстро помогли Гармашу освежевать тушу…

Уже на следующее утро, едва выгнав корову со двора, Борькина хозяйка возле магазина по сходной цене продавала поселковым жителям телятину.

Стояла середина июля, и мясо могло от жары быстро испортиться. Лера долго, с угрюмым видом упрашивала мать не покупать свеженину. Но ей, как пастуху, по договору полагалась бесплатная доля. Дома ведь кроме Леры было ещё двое младших мальчишек – пяти и двух лет, которых надо кормить.

Да и какой дурак откажется от свалившейся дармовщины…

Вот когда две недели назад в посёлке сбывали мясо коровы, ужаленной на выпасе змеёй в самое вымя, – мать такое не взяла: поостереглась. Кстати, тогда с них за потрату бурёнки хозяева ничего не взыскали. Пастухи не несли ответственности за происшествия такого рода. Ведь змея укусила корову на выгоне. А как уследишь сразу за двадцатью пятью коровами и за тем, что происходит в густой траве?

Но только с Борькой, к которому она успела привязаться – ещё вчера живым и здоровым, озорным и ласковым телком – был совсем иной случай… И пока мясо дома не кончилось, Лера ни разу не прикоснулась ни к жаркому, ни к котлетам, ни к наваристому борщу. Она ела только хлеб и пила молоко, украдкой глотая слёзы.