Читать книгу Ледяной ксилофон. Проза XXI века - Марина Зайцева - Страница 6

Каждый день бегая за стадом коровам работников лесоучастка, маленькая пастушка однажды наткнулась на одной из огромных сопок на множество удивительных сооружений. Лера совсем случайно вышла к неширокому ручью, куда устремились её бурёнки. Но их ждало разочарование: они не могли попить воды из этого ручейка. Он был мелкий и невзрачный, – его можно было спокойно перейти, даже не замочив подошв её кирзовых сапог.

Этому мешала одна существенная причина: у ручья были очень крутые, вымытые бурным течением воды, глинистые берега. Леру озадачило несоответствие количества воды в ручье и его глубины – и мокрых, почти отвесных стенок. Подходящего спуска к воде всё не обнаруживалось. Его поиски неожиданно привели её к небольшой плотине. Она располагалась приблизительно на середине сопки – и перегородила этот ручеёк. Девочка посмотрела вверх и поняла, что ручей, прятавшийся в густой траве, стекал как раз оттуда – с самой вершины.

Круглая верхушка сопки, издали похожая на меховую шапку, была густо покрыта хвойным лесом. Точнее сказать, там росли только лиственницы. Это было в диковинку для неё: ведь на материке она знала только сосновый и еловый лес. Правда, когда они жили на Урале, там она увидела пихтовый лес. Пихты были очень красивы: с густой голубоватой хвоей с длинными мягкими иглами. А шишки были липкими и очень приятно пахли смолой. В этом месте лес не был спилен рабочими леспромхоза лишь потому, что сопка имела очень крутой, почти отвесный склон. Трелёвочные тракторы не могли к нему подобраться, рискуя опрокинуться и кубарем свалиться вниз. Лера уже слыхала о таком страшном случае, – когда взбирающийся по крутому склону деляны трактор опрокинулся вместе с трактористом, который погиб на месте. Но лес на верхушке не вырубили ещё по одной важной причине: он оберегал ручеёк от летнего пересыхания.

А вода, летом питающая его, нужна была лесорубам для того, чтобы сплавлять лес, не тратя средства и время на перевозку его лесовозами. Для этого в леспромхозе был сооружён недорогой, успешно работающий способ сплава леса: каскад небольших накопителей воды – деревянных плотин.

От плотины, которую впервые и неожиданно для себя обнаружила Лера, в густой лесной чаще вдоль широкой промоины на дне ручья, в обе стороны, вверх и вниз, змеилась хорошо натоптанная – до влажной земляной черноты— тропинка. Любознательная от природы девчонка за несколько дней постепенно (пока коровы мирно паслись на просторной лужайке на склоне сопки) прошла туда и сюда по этой тропе, обследовав течение ручья от самого верха до низа – и обратно.

Девочку поразило удивительное открытие! Оказалось, что этот ручей, текущий небольшой струйкой, был дном глинистой промоины, прорытой в теле сопки огромными массами воды. Ручей с вершины сопки до её слияния с рекой в низине – тянулся километра на три. И на всём протяжении через равные промежутки он был перегорожен одинаковыми плотинами.

Лера постепенно насчитала их целых восемь штук. По течению ручья, на месте, где стояла плотина, промоина с ручьём резко расширялась в обе стороны – примерно метров на пять. И всё это сооружение напоминало огромный деревянный трёхстенный сруб, или короб, – в форме буквы П. «Сруб» был сложен из толстенных брёвен – в точности, как стены обычного деревянного дома. Лера догадалась, что брёвна служили для защиты плотины от разрушения при сплаве и от постоянного осыпания грунта с сопки. В открытую часть этого водоёма сверху свободно втекала вода.

Третья стена перегораживала ручей ровно поперёк. Она была сложена из толстых деревянных брусьев, но не круглых, как на боковых стенах плотины, а из прямоугольных, гладко оструганных со всех сторон. Брусья вертикально лежали друг на друге и плотно и прилегали дальними концами с обоих сторон к стенам плотины, были у задних стен нанизанные на толстые железные штыри. В самом центре поперечной стены в закрытом виде они были похожи на двухстворчатые ворота. Лера поняла, что это и есть шлюз.

Оказавшись здесь, она увидела, что эта плотина была уже подготовлена для следующего приема воды с брёвнами. Очевидно, шлюз открывали недавно. Брусья до самого верха были мокрые, а на дне настила скопилось ещё совсем немного воды. Наглухо закрытые без единого, даже малюсенького просвета, разбухшие от постоянной сырости, они не давали воде просачиваться вниз. Так плотина постепенно заполнялась.

Дно сооружения представляло собой плотный деревянный настил – тоже устланный толстыми плахами из лиственницы. От многолетней непрерывной работы дно постепенно стало гладким и скользким, как мокрый паркет, – отшлифованное тысячами и тысячами шероховатых бревен вместе с лавиной воды и камней, спускающихся по нему дважды в день. Настил покато спускался в сторону течения, метров на восемь в длину (может, и больше), а снаружи, прямо за шлюзом, продолжался ещё метра на два.

Через верх переполненных шлюзов во всю их ширину, перетекали широкие струи воды. Они падали на внешний настил – и дальше стремительным – водопадом высотой до полутора-двух метров – обрушивались на дно ручья. Под настилами, от периодически обрушивающихся водяных масс и брёвен, со временем образовались широченные, никем не измеренной глубины ямы с тёмной, непроницаемой – и от того немного жутковатой – водой. Эти ямы напоминали впечатлительной Лере сказочные омуты с картин художника Васнецова. Только отважные поселковые мальчишки бесстрашно ныряли в эти омуты, еле достигая дна: вода накрывала их «с головкой».

Любопытная пастушка, совсем забыв про своих бурёнок, продолжала внимательно исследовать плотины. Почти каждый день приходя сюда, Лера досконально изучила их устройство. Плотины было несложными, построены все одинаково, по одному типу – «как близнецы-братья». Принцип их действия состоял из накопления и спуска воды через шлюзы, которые запирались и открывались при помощи человеческих рук.

Однажды возле плотины она невзначай увидела, едва не столкнувшись с ним, Чи Ки Бона – старого корейца, плотинщика и хозяина лесной сторожки. От страха попятилась в заросли. На её счастье, похоже, он девчонку не заметил. Хотя не раз видел эту пигалицу-пастушку неподалёку на зелёных склонах пастбищ, управляющейся с огромным стадом коров. Притаившись за густым кустом бузины, почти не дыша, – чтобы не шелохнулся ни один листок на ветке, – Лера стала осторожно наблюдать за его действиями.

Украдкой подглядывая за Чи Ки Боном, она успела его внимательно рассмотреть. Хотя со стороны он оказался не таким уж страшным – совсем не похожим на того, каким его изображали местные мальчишки. Но Лера всё равно теперь и потом – по непонятной причине его боялась. Это был таинственный и молчаливый, согбенный, почти древний старичок, (таким, по крайней мере, он выглядел в глазах двенадцатилетней девочки), очень небольшого (всего на полголовы выше Леры) росточка, кривоногий и сутулый – в точности как Маленький Мук из сказки Гауфа.

Но больше всего, по ее мнению, он был удивительно похож на таёжника и следопыта Дерсу Узала – с иллюстрации из известной повести писателя Владимира Арсеньева. У Чи Ки Бона была такая же седая (даже с каким-то желтоватым отливом) – реденькая и коротенькая, какая-то козлиная, бородёнка, покрывавшая его сморщенное лицо, как кора старого дерева, – и такое же тёмное: почти коричневого цвета.

В это время он как раз работал над возведением очередного запорного устройства. Самого сброса воды она, к её большой досаде, опять не застала – увидела только мокрые боковые стены и брусья створок шлюза, вывернутые наружу – в сторону течения ручья, свободно болтавшиеся у пристенных вертикальных брусьев над настилом плотины, напоминавшие рыбины, вплотную нанизанную на кукан.

Чи Ки Бон возвращал на место раскрытые брусья створок. Внутренние концы брусьев, примыкавшие к стенам, с каждой стороны соединялись между собой железными продетыми насквозь штырями, и ещё крепились к полу плотины. Они, как на шарнирах, свободно двигались по горизонтали, без особых усилий давая Чи Ки Бону возвращать их на место – после каждого сброса воды и снова складывать в вертикальные створы.

При помощи толстой и крепкой верёвки он притянул сначала одну, правую, створку и закрепил. Таким же образом соединил левую – и тоже закрепил. В центре наружные концы брусьев он стянул между собой через особые отверстия той же верёвкой – точь-в точь, как шнурки на ботинках. Теперь эти двухстворчатые ворота, которые превратились в крепкую, непроницаемую для воды стену наглухо и надёжно заперли плотину.

И вот на глазах изумлённой Леры уже выросла сплошная стена ростом выше Чи Ки Бона – как раз на уровень поднятых рук. Внимательно осмотрев своё сооружение, и что-то поправив там, он закинул оставшийся, довольно длинный конец верёвки, на берег склона. Потом выбрался из плотины по пологому берегу и обмотал её вокруг дерева несколько раз и тоже завязал особым узлом. От закрытого шлюза – он с прытью, кажется, вовсе не подобающей его возрасту, – побежал вверх, в сторону следующей плотины.

Жил Чи Ки Бон бобылём и отшельником в своей лесной сторожке возле одной из плотин. Никто не знал (может, кто-то и знал, но этого не знала Лера), когда он здесь появился, и как стал управлять сразу всеми плотинами на этом лесоучастке – их смотрителем, хозяином и единовластным начальником.

Мальчишки, сидя летними вечерами на зелёной лужайке возле клуба, полушёпотом рассказывали Лере, что Чи Ки Бон совсем не тот, не за того себя выдаёт. Что он вовсе даже и не кореец. Они дружно подозревали, что он обыкновенный японский шпион, которых, якобы, то и дело разоблачали и ловили наши бдительные чекисты (об этих случаях действительно иногда сообщали в газетах и по радио). Плотины на сопке тоже, по их мнению, были явно японские, – а вовсе не сооружённые никакими не леспромхозовскими инженерами… Лера со смешанным чувством недоверия и страха слушала эти россказни и не знала, верить им или нет.

Весь сплавной сезон Чи Ки Бон ходил в одной и той же, очень бедной одежде. Всезнающие поселянки судачили, что этот наряд Чи Ки Бон никогда не менял. Он постоянно носил стёганые ватные штаны (это в июле-то!), лоснящиеся засаленные от многолетней грязи, такую же грязную, выцветшую от солнца и дождя, до неопределённого – то ли бурого, то ли серовато-белого – цвета холщовую куртку. На ногах были надеты «опорки», – это подобие резиновых галош, неровно обрезанных выше щиколоток, – надетые на шерстяные носки. Причем, носки Чи Ки Бон вязал себе сам!

Продавщица из поселкового магазина поведала, что, когда плотинщик заходил туда два раза в месяц, в день получки, кроме соли, сахара, тушёнки, круп, подсолнечного масла, мыла и других продуктов, один раз даже купил несколько мотков шерстяной пряжи. А лесорубы, бывавшие в его сторожке, видели на окне клубок с воткнутыми в него спицами! Хлеб он тоже покупал дважды в месяц – сразу несколько буханок: сушил из них сухари.

Седую, абсолютно снежно-белую голову старика увенчивала – такая же серо-бело-бурая, как и вся одежда, – холщовая то ли шляпа, то ли панама, с мятыми полями и неровной бахромой по краям – от ветхости. Как штатному работнику ему в леспромхозе бесплатно раз в два года выдавалось два добротных комплекта спецодежды. Зимний: ватные штаны, валенки, меховой полушубок, меховые шапка и рукавицы. Летний комплект состоял из плотных «хэбэшных» штанов, куртки, рукавиц, панамы, водонепроницаемого плаща, а также «болотников» – высоких резиновых сапог с раструбами сверху голенищ и «ушками» – для ремня: чтобы они случайно не сваливались с ног во время работы с бревнами в воде. Но эти сапоги были нужны только сплавщикам. Вот Чи Ки Бон и обрезал их по своему усмотрению – для удобства.

«Болотники» даже рослому человеку были выше бедер. Носили их постоянно – как спецодежду, и так полагалось по технике безопасности. Когда не было необходимости работать в воде, сплавщики и лесорубы особым способом подворачивали раструбы вниз, к голенищам сапог. И в таком подвёрнутом виде они сильно напоминали начитанной Лере ботфорты средневековых рыцарей или мореходов. Но по причине своей малорослости и коротконогости Чи Ки Бон очень редко надевал «болотники», – разве только во время сильных дождей. Потому что даже подвёрнутые, они были ему непомерно велики – «жали в коленках» – добродушно шутили местные лесорубы. Они уважали старого плотинщика. Куда он девал новые, чистые и добротные комплекты – для народа было необъяснимой загадкой. Не замечали, чтобы он одежду отсылал бедным родственникам или ездил в выходные дни на базар – сбывать казённое имущество. Но жил он в посёлке безвыездно, и родных у него не было. А пришедшую в непригодность спецодежду полагалось сдавать…

Однажды Лере все же повезло полностью наблюдать весь процесс утреннего водосброса. Для этого ей, специально ранним утром отогнавшей коров на выгон поближе к одной из плотин. Ей пришлось мчаться вверх, во всю прыть, скользя и падая на бамбуковом стланике, рискуя оступиться и скатиться кубарем вниз или свернуть шею на каком-нибудь крутом обрыве.

Лера давненько приметила на сопках целые плантации, широко раскинувшихся ярко-зелёных, жёстких и скользких, плотно стелющиеся по земле, растений. Случалось, она второпях забывала взять с собой на пастбище книгу, или книга быстро заканчивалась, а до возвращения стада домой было ещё далеко. Тогда ей становилось скучно. И, чтобы как-то скоротать время до вечера она наловчилась кататься, как на санках, на склонах с бамбуковым стлаником.

Она намеренно выбирала места покруче, – чтобы быстрее мчаться на спине вниз, подогнув под себя не по росту большой и широкий, непромокаемый клеёнчатый плащ, придающий на спуске дополнительное ускорение. Эти катания, на захватывающих дух от восторга, скользких бамбуковых горках, были не хуже зимних – снежных! При этом у них было неоспоримое преимущество: кататься на них тёплым летом было одно удовольствие – не то что холодной зимой… Но сейчас Лере было не до горок. Она торопилась воочию увидеть весь процесс открытия шлюзов и сброса воды с плотин. И теперь скользкий стланик стал для неё только досадной помехой.

Воду в плотинах сбрасывали два раза в сутки: в восемь утра и в восемь вечера. За это время вода успевала накапливаться во всех восьми плотинах. У самой верхней – сразу после водосброса – в начале утренней и второй смены лесовозы начинали загружать распиленные брёвна в ещё сухой накопитель. Вода постепенно заполняла его – до тех пор, пока не начинала тихонько переливаться через верх, едва не угрожая всей своей мощью прорвать шлюз.

Сейчас Чи Ки Бон с раннего утра уже находился на рабочем месте. Он, стоял над краем шлюз и, глядя на наручные часы, выжидал момент, чтобы вовремя открыть его. И когда считал, что уже пора, резким движением руки дёргал за верёвку. Под напором огромной массы воды ворота мгновенно – с удивительной лёгкостью раскрывались настежь! Освобождённая лавина воды с рёвом и глухим грохотом от сталкивающихся брёвен, устремлялась вниз, пока не достигала соседней, нижней плотины.

Девчонка, озираясь по сторонам, осторожно пробралась к самой плотине как можно ближе. На этот раз спрятавшись за густо разросшимися кустами шиповника недалеко от промоины. Место для наблюдения, конечно, не из лучших. Но другого, более укромного и удобного чем этого, здесь не нашлось. Услышав низкий гул приближающейся сверху водной лавины, забыв об осторожности, она почти наполовину вылезла из-за своего колючего укрытия.

Густые брызги, летящие во все стороны, достигли даже её лица! Она тихонько и радостно засмеялась, стирая со щёк пальцами эти крошечные прохладные капельки. Завороженно глядя на происходящее перед ней, грандиозное и невероятно жуткое зрелище несущегося с бешеной скоростью потока, она неожиданно сочинила красивое предложение: «Створы шлюза распахнулись на обе стороны, словно страницы книги – под внезапным шквалистым порывом ветра. И грозовая стихия тотчас накрыла всё пространство до самого горизонта». Конечно, это было небольшим преувеличением, но в её глазах, полных неописуемого восторга, именно так всё и выглядело.

А внизу, у соседней плотины, начеку уже стоял другой рабочий. Едва несущийся сверху поток достиг и этой, как он так же ловко дернул за верёвку, которая была заранее особым узлом привязана к дереву Чи Ки Боном. И этот шлюз тоже распахивался наружу. А нарастающий от плотины к плотине поток мчался дальше вниз, наполняя русло грязной желтоватой пенистой водой с густо плывущими в ней брёвнами.

Все створы распахивались мгновенно – одновременно и слаженно, пропуская нарастающий бешеный поток через следующую плотину. Потом следующую… Лавина неслась вниз, пока с грохотом и со скоростью несущегося поезда, не слилась с рекой, текущей далеко в долине. Видеть водосброс на всех плотинах одновременно Лера, конечно, не могла. Но, глядя, как работает Чи Ки Бон, её живое воображение легко, в ярких подробностях, нарисовало всю картину происходящего.

Заново сооружать шлюзы он начинал снизу. Спускать воду из всех плотин ему помогали сплавщики. Ведь ни один человек, с какой бы скоростью он не бегал, всё равно не успевал бы вовремя открывать все плотины. И тогда неминуемо произошла бы ужасная катастрофа и неразбериха. Плотины попросту бы снесло, разорвав и раскидав все шлюзы, а брёвна устроили бы такой затор в промоине, что их не смогли бы разобрать все справщики леспромхоза и за весь год! Сухие шлюзы Чи Ки Бон закрывал уже сам, в одиночку. Спешить ему было некуда. Теперь только через двенадцать часов вода до краёв заполнит все восемь плотин. А этого времени было вполне достаточно, чтобы успеть поставить на место все раскрытые створы.

Наконец громокипящий поток исчезал, затихая далеко вдали – внизу, вузком горном ущелье. Промоина на дне снова превращалась в слабый жидкий ручеёк. Чи Ки Бон тут же начинал ставить свои запруды на место. И дважды за день их восстанавливал. Работа для пожилого человека была, наверное, не из лёгких. Ходить туда-сюда, едва ли не вприпрыжку, по крутому склону, было по силам только человеку молодому, крепкому и тренированном. «Может, Чи Ки Бон на самом деле неразоблачённый шпион – опытный, тренированный и выносливый самурай», – глядя на него из засады, думала Лера, наивно повторяя про себя чужие расхожие байки.

Работа по сплаву леса при помощи удивительных сооружений – горных каскадных плотин, которые наблюдала двенадцатилетняя девочка, проводись, по понятным причинам, только в летнее время. И секретом их управления и всем процессом работы на них владел, наверное, только один человек – таинственный старый кореец по имени Чи Ки Бон.

Зимой ручей замерзал. Снег, который скапливался за это время на самой вершине – на склонах и в тенистых ущельях сопки, – медленно таял всё лето и непрерывно питал этот малозаметный горный ручеёк, который благодаря умной человеческой мысли инженеров, совершал необыкновенное чудо. Он накапливал воду в плотинах и, низвергаясь с крутой вершины сопки, с огромной силой и скоростью при помощи каскадов плотин, перемещал вниз спиленный лес.

Даже в зимнее время на лесных делянах работа по заготовке и вывозу леса не останавливалась: она велась каждый день и в две смены. Большой стране требовалось много деловой древесины: для строительства жилья, мебели, например, школьных парт, и для железнодорожных шпал. А недавно Лера узнала, что древесина необходима и для рудстоек – деревянные опор для поддержания кровли в шахтах.

Только когда случались сильные бураны, в посёлке заготовителей объявлялись неплановые выходные дни. Древесину вывозили зимой более затратным способом. На огромных и мощных лесовозах – «Уралах» её отправляли за десятки километров по зимним дорогам на лесосклады и древо-перерабатывающие заводы. Где жил и что делал в эту долгую снежную и холодную и пору Чи Ки Бон – для Леры навсегда осталось загадкой. Не в своей же лубяной избушке?

Может, будь у неё побольше времени, она смогла бы узнать эту тайну. Но сразу после окончания пастбищного сезона они уехали из посёлка сплавщиков и лесорубов, затерянного в небольшом распадке, окружённом крутыми лесистыми сопками.