Читать книгу Возвращение в будущее - Мария Цейтлин - Страница 10
Часть I
Детство (1928–1941)
IX. Мама
ОглавлениеТак проходило наше детство. Наша семья, наверно, заслужила бы звание образцовой, отношения её членов друг к другу могли бы служить примером для подражания, хотя когда эта семья только создавалась, я думаю, что ни мать, ни отец даже не подозревали об этом.
Мама вышла за папу не по любви. Однажды она рассказала мне, что в юности любила одного молодого человека. Он был парикмахером. Но что-то у них не сложилось. Не знаю, как случилось, что мама, любя другого человека, вышла за папу. Об этом она молчала. Так случилось, так угодно было Богу, который всегда знает, что делает, и решения Его всегда правильны, даже тогда, когда нам ввиду нашего неведения, невежества, слепоты, неспособности заглянуть в будущее, неумения ценить то, что мы имеем, Его решения кажутся неверными, несправедливыми. Но с течением времени рано или поздно мы понимаем, что Его решение, Его распоряжение нашей судьбой было единственно правильным из всех. Недаром говорят, что всё, что ни делается, всё к лучшему. И всё в нашей жизни предопределено.
Мама родилась на юге Украины в городе Николаеве, близ Одессы. Она была четвертым ребёнком в семье Исаака и Леи. Был ещё старший брат и самая младшая сестра – Гитл. Все они были ещё детьми, когда от голода и от необходимости есть хлеб, замешанный на том, что даже отдалённо не напоминало пшеничную муку, умерла мать – моя бабушка Лея. И все пятеро её детей, стоя возле испустившей дух матери, так жутко рыдали и кричали от боли и ужаса, что даже смерти стало страшно, и она отступила… и отлетевшая душа на мгновение вернулась в тело, которое покинула: мать открыла глаза… Неразгаданные тайны, непостижимые загадки Природы человечеству пока не дано познать.
Кроме голода, болезней, смерти матери, были ещё два пожара, когда их дом сгорал дотла со всем, что в нём было, включая документы. И таким образом, в свидетельстве о рождении маме записали приблизительный год рождения – 1905, без указания места и числа – прибавив к её настоящему возрасту год или два, для того, чтобы по закону девочка могла раньше поступить на работу. В школу девочки не ходили, только старшего сына отправили учиться. Маленькой Енте было лет пять-шесть, когда её отдали в работницы к одной модистке, которая делала дамские шляпки, и та, почувствовав в девочке тягу к знаниям, жалея её и любя, обучила русской грамоте, научила её писать и читать. Впоследствии мама прочитала всю русскую литературу, все книги, которые были в нашем доме, а самым её любимым писателем, которого она читала и перечитывала по много раз, был Шолом-Алейхем.
Мама была совсем ещё девочкой, когда семья перебралась в Сельцы, местечко в десяти километрах от Могилёва. Там они обосновались, завели хозяйство. Это было ещё до революции. Мой дедушка Исаак, оставшись вдовцом, делал всё, что мог для своей семьи. Брался за любую работу, в колхозе его уважали. Прошли годы, сына он отправил в Варшаву – учиться. Старшие дочери – Хана и Гися – вышли замуж и уехали в Могилёв. Дедушка в то время женился на Зелде Цейтлиной. А вскоре после этого Ента вышла замуж за брата Зелды – Залмана Цейтлина, и в сентябре 1926 года на свет появился Гиля. И хотя мама вышла замуж не по любви, но как пушкинская Татьяна, была верна папе и отношения у них были замечательные.
Я помню маму вечно что-то убирающую, моющую, чистящую, наводящую порядок, помню, как в доме у нас всё блестело, сверкало, каждая миска, чашка, тарелка имела своё место, не говоря уже о книгах или, скажем, об одежде. А какой армейский порядок царил у нас в шкафах! Каждая вещь аккуратнейшим образом сложена и уложена по струнке. Полотенца, скатерти, украшенные вышивкой, сложены в ровные стопочки, постельное бельё – это вообще отдельная глава – накрахмалено и отутюжено, хоть сейчас на выставку клади! У мамы была особая страсть к постельному белью и покрывалам, а уж как она кровати застилала – этого не описать! Хоть картину с них пиши, такая красота! С особой тщательностью, каким-то только ей одной известным способом, она застилала кровати дорогими шёлковыми покрывалами, ровненько, по струночке укладывала подушки, отделанные богатой вышивкой и тонким кружевом. Мы дышать боялись, проходя мимо кроватей, не говоря уже о том, чтобы на них сесть или прилечь – это показалось бы нам святотатством.
Сколько себя помню, мама никогда не заставляла меня делать что-либо по дому. Ей было важно, чтобы её дети, прежде всего, учились; я занималась уроками, не видя ничего вокруг, и мама была счастлива. Но, закончив уроки, я не шла гулять до тех пор, пока мама не заканчивала домашние дела: мне совесть не позволяла беззаботно прыгать в то время, когда мама мыла полы или посуду. Я тихо сидела в сторонке и наблюдала за ней, запоминая, как она всё это делает. И лишь увидев, что мама, покончив с делами, садится отдыхать, я со спокойной совестью бежала на улицу прыгать в классики.
Нас с братом не нужно было заставлять учиться; нам обоим учёба давалась легко, особенно Гиле. Но и я тоже старалась не отставать от брата, была отличницей. Я училась в третьем классе, когда родители получили благодарственное письмо от дирекции школы. Это письмо сейчас передо мной. На пожелтевшем от времени и кое-где покрывшемся бурыми пятнами тетрадном листке, стоит школьная печать и старой печатной машинкой, какую теперь можно встретить только в музее или антикварной лавке, напечатаны следующие слова:
Товарищу Цейтлину А. Г.
Дирекция школы № 17 сообщает Вам, что Ваша дочь Цейтлина Лиза ученица 3”а” класса является отличницей по учёбе и примерной по поведению. Дирекция школы выражает Вам свою благодарность и надеется, что Вы и в дальнейшем так же внимательно будете следить за учёбой и воспитанием своей дочери, чтобы она стала героем нашей ВЕЛИКОЙ СОЦИАЛИСТИЧЕСКОЙ РОДИНЫ и АКТИВНЫМ, СОЗНАТЕЛЬНЫМ СТРОИТЕЛЕМ КОММУНИСТИЧЕСКОГО ОБЩЕСТВА.
классный руководитель
Бычковская
17 мая 1939 г.
Получив это письмо, мама не могла скрыть своего счастья, и каждое подобное письмо или похвальная грамота моя или Гили становились предметом её гордости, потому что больше всего на свете она мечтала о том, чтобы её дети получили образование – то, чего ей самой не суждено было иметь.