Читать книгу Возвращение в будущее - Мария Цейтлин - Страница 19

Часть I
Детство (1928–1941)
XVIII. На озере

Оглавление

История с ворами постепенно забылась. Мамина тревога немного улеглась, усыплённая мирным течением времени. А между тем пролетела весна. В мае 1941-го года я окончила пятый класс с отличием и, как всегда, с похвальной грамотой. Гиля, разумеется, тоже порадовал маму таким же листом с портретами Ленина и Сталина. С каким нетерпением мы ждали окончания учебного года! На предстоящее лето у нас было много планов. Папа обещал научить меня плавать, а тётя Гитл ждала в июле нас троих – Гилю, меня и Алика – у себя в Быхове. Мы целый месяц должны были жить у неё.

И вот наконец-то оно наступило, это всеми красками сияющее долгожданное лето. Целыми днями мы бегали по оврагам, наслаждаясь обретённой свободой. А в редкие папины выходные мы отправлялись в парк на карусели или просто гуляли в центре города и были безумно счастливы, как можно быть счастливыми только в детстве.

Любимым местом отдыха могилевчан был парк им. Горького. Красивый зелёный парк на правом берегу Днепра, располагался на валу между Советской площадью и Быховским рынком. Весь город собирался там. Каштановые аллеи при входе вели к памятнику Горькому. Цветущие каштаны – это сказочное зрелище! В пору цветения люди под ними фотографировались. Справа от входа был летний театр, где всегда был аншлаг. В парке играл оркестр, звучала музыка. Отдыхающие сидели на скамейках и слушали. А потом начинались танцы. Большая танцевальная площадка манила и взрослых, и детей, и молодых, и пожилых. Люди танцевали и под оркестр, и под патефон. Рядом был летний ресторан. И там же была смотровая площадка, откуда открывался чудесный вид на Днепр, сверкающий в долине, окружённой высоченной стеной деревьев. С этой площадки, находящейся на возвышении, можно было любоваться плывущими по реке пароходами.

Другим излюбленным местом народных гуляний была улица Первомайская – одна из центральных улиц Могилёва. Она проходила через всю правобережную часть города от Советской площади до лесного массива на окраине. На Первомайской проходили народные гуляния. Иногда по воскресным дням мы отправлялись туда с папой есть мороженое.

С середины мая уже можно было купаться в Днепре. Горожане пользовались этой возможностью и каждый погожий денёк проводили у воды: загорали и плавали. Нам до Днепра было далековато, и потом, как говорил Гиля: “Зачем нам Днепр, когда у нас под окном свой “Днепр” есть”, имея в виду Дубровенку. Он мог целыми днями плескаться в речке.

Чуть севернее нашей улицы, выше по течению, река Дубровенка гораздо шире той части, что катит свои воды вдоль Вербовой улицы и дальше в Днепр. Этот широкий – до 150-ти метров – отрезок реки мы называли озером. Вот на это самое “озеро” мы иногда ходили с мамой, но чаще с папой. Там он учил нас плавать.

Как-то мама, поддавшись нашим уговорам, пошла с нами на озеро. Надо сказать, что уговаривать её на этот раз пришлось долго. С самого утра у неё не было настроения – оно было подпорчено плохим сном, тем самым, который уже однажды снился ей накануне того дня, когда к нам полезли воры. Нечего и говорить о том, как она была встревожена.

– Возле воды настроение поднимется, – уговаривал её Гиля.

– И все дурные мысли волны унесут, – добавила я.

– Верно! И дедушка так говорит.

– Лучше завтра сходим все вместе с папой.

– А вдруг завтра не сможем? – не унимался Гиля. – И потом, ведь папа обещал достать вам билеты в театр, тогда будет уже не до озера.

В конце концов, мама сдалась. Взяв с собой кое-что из еды, мы все отправились на озеро. Алик, которому тогда минуло пять лет, шагал, держа за руки меня и маму, и был беспредельно счастлив. Всю дорогу до озера он болтал о чём-то, не давая маме погружаться в свои мысли. Наше с Гилей предположение сбылось: у воды мамина тревога рассеялась, настроение заметно поднялось. Мы устроились на траве, и с аппетитом съели принесённые пирожки с капустой. Гиля побежал плескаться в речку, Алик – за ним, а я пошла искать в траве “гармошки”, чтобы сплести из них бусы… Некоторое время спустя мы увидели папу, идущего к нам с неизменной коробкой пирожных в руках. Придя домой и увидев, что нас нет, папа не захотел, по его словам, сидеть одному с пирожными и отправился за нами на озеро.

Лёжа на траве возле тихо беседующих папы с мамой, глядя на братьев, весело плескающихся у берега, я думала: “Как жалко, что мы так редко гуляем все вместе, надо бы в следующее воскресенье снова уговорить маму с папой прийти сюда”. Тихая живописная долина Дубровенки, окаймлённая столетними дубами, которые и дали название речке, была в моём представлении райским уголком. Отдельно стоящие дубы своей тяжёлой кроной заменяли беседки, распространяя вокруг себя тень и прохладу. Я лежала, глядя в голубое небо, такое чистое, ясное, безоблачное, вдыхала чудесный аромат дубравы и думала: “Нигде в мире нет такой красоты! Я никогда не покину это место. Когда я буду совсем старая, я приду сюда со своими внуками и расскажу им об этом счастливом дне…” Мои мысли были прерваны возгласом папы:

– Всё, дети, сматываем удочки! Поздно уже.

Начинало смеркаться. Бледная луна появилась на небе, а рядом с ней первая звезда. День закончился. Мама под руку с Гилей, я с папой, Алик, задремавший на папином плече – мы возвращались домой в поздних июньских сумерках, строя планы на завтра. Уже у дома папа воскликнул:

– А! Леночка, я же совсем забыл! Я достал на завтра билеты в театр на “Кровавую шутку”. Вот, смотри!

Мама обрадовалась: Шолом Алейхем был её любимым писателем, она им зачитывалась.

А на билете стояла дата – 22 июня.

Возвращение в будущее

Подняться наверх