Читать книгу Анамнезис-2. роман - Maрк Шувалов - Страница 11

После отъезда Додика все таможенное оформление предполагалось возложить на Макса, и чтобы принять дела, ему кровь из носу требовалось появиться в офисе, но он не мог оставить Монику. Рядом с ней его томило какое-то сосущее чувство, желание связать себя с ней веревкой, чтобы хоть так успокоиться, поскольку секс, снимая физическое напряжение, вместе с тем порождал тревогу.

– Родители хотят тебя замуж отдать, каждый – за своего кандидата, и кто-нибудь победит.

– А я стала твоей женой без их согласия, – улыбнулась она.

Макс замер от неожиданности, но тут же решил, что именно этого он и хочет: тогда уж никакие ее женихи не будут ему страшны.

– Нужно бы оформить все законно.

– Завтра, – ухмыльнулась она.

– Так ты согласна?

– А какие еще согласия тебе нужны? Ведь я первая это придумала!

Еще неделю назад он и представить не мог, что захочет жениться, сейчас же странное ощущение приятно щекотало его самолюбие, ведь как муж он мог теперь руководить ее жизнью и, пусть формально, влиять на ее мысли.

Все остальные дни они жили на даче, но в конце недели Моника вдруг заявила, что ей обязательно нужно заехать в университет.

– Расписание узнать. Забыла тебе сообщить: меня зачислили.

– Куда?

– На биофак. Снова первое сентября – уроки, учителя, экзамены.

Макс почесал затылок: он совершенно не предполагал, что после школы Моника могла сдать вступительные экзамены.

– Как это такую глупую девочку куда-то приняли?

– А золотая медаль тебе – фунт изюма?

Только теперь, немного скинув опьянение, он решил разузнать все о своей будущей жене. Ее детская безмятежность всякий раз полностью обезоруживала Макса и делала его беспомощным. Он ловил себя на том, что не силах совместить в сознании образ мужа-собственника, которому почему-то пытался соответствовать, и ощущение своей от нее зависимости. Слово «жена» применительно к Монике звучало крайне странно, но всякий раз, осознав эту новость, он получал прилив счастья, сердце его взмывало от ощущения необъяснимого блаженства.

Между тем мать Моники сообщила sms-кой, что возвращается из поездки. Макс решил, что должен встретиться с ней. Разглядывая спящую Монику, он размышлял о ее отчиме, желавшем воспользоваться неопытностью и простодушием падчерицы в денежных вопросах. Хотя, несмотря на юность и внешнюю покорность, кроткой она не была, мыслила здраво, вполне современно и даже заявляла:

– Как он мог выдать меня замуж без моего желания? Я бы уперлась, убежала, заявила бы в полицию.

Она не считала себя должницей Генриха и Федора. Содержали же ее родители, как и всякого другого ребенка, а то, что так называемые женихи посылали ей деньги, объясняла их личным желанием и щедростью.

– Я никому из них ничего не обещала, даже ласково ни разу не взглянула. Богатые часто помогают малообеспеченным, это почти их долг.

– Как ты не понимаешь, тебя хотели купить! И никакая это не помощь, то же мне, нашла альтруистов. Лучше скажи, как зовут твою мать.

– Хелен, а по-русски – Елена Петровна.

Мать Моники, в отличие от отчима, жила в элитном доме – с консьержем и охраной, правда, в квартире своего любовника. Макса мучило любопытство, разрешившееся, впрочем, довольно-таки прозаично, – на пороге их встретила роскошного вида красотка лет сорока в изящном шелковом халате. Сходство было родовым, и Макс как бы оказался между двух полюсов.

А тем временем женщина набросилась на Монику:

– Где ты была? Тетка тебя в глаза не видела! Терентий чуть с ума не сошел. С каких это пор ты научилась лгать? А вы кто?! – гневно взглянула она на Макса. Он шагнул вперед и попытался ее успокоить:

– Позвольте, я все объясню.

Она еще раз окинула его взглядом и вдруг смягчилась:

– Пройдите, не на лестнице же разговаривать.

Квартира оказалась не менее шикарной, чем парадное. Хелен была не чесана, но ее пышные волосы, даже спутанные, выглядели ухоженными, да и все выдавало в ней женщину, привыкшую к поклонению мужчин. Как уже понял Макс, к дочери особой нежности она не питала, а всего лишь «соблюдала» приличия, играя роль строгой матери.

– Объясните, кто вы, – произнесла она мелодично, что не ускользнуло от Макса и порадовало его: он расценил это как шаг к примирению и взаимопониманию.

Усевшись в кресло, Хелен жестом предложила ему сделать то же самое, при этом на Монику даже не взглянула.

– Я друг вашей дочери, – начал Макс – спокойно и доброжелательно, стараясь еще более расположить к себе даму.

– Не помню, чтобы у Моники были такие друзья, – возразила женщина, внешне все еще пытавшаяся сохранять сердитый вид, но он видел, что понравился ей. Однако его неприятно волновала ее красота, словно в ожидании чего-то мучительного и постыдного.

Макс внутренне сжался и постарался сосредоточиться:

– Моника теперь живет у меня.

– Мы любим друг друга, – влезла Моника в их разговор. Макс закрыл ее собой, словно боялся, что мать набросится на нее.

– Это еще что за глупости?! У нее есть жених! Моника, ты забыла?

Женщина обернулась к дочери, и Макс уловил, как гневный взгляд ее расплавился и стал растерянным.

– Мама! – воскликнула Моника, – Это ты забыла: мне на днях исполнилось восемнадцать. И теперь я его жена.

Макс не успел зажать ей рот рукой, и увидел, как побледнела Хелен.

– Что ты сказала? – произнесла она, губы ее задрожали, и вся она вдруг сжалась, точно от холода.

– Что слышала, – заплакала Моника, а Хелен без сил закрыла лицо руками и обреченно произнесла:

– Ты все испортила.

Но Моника из кухни, куда Макс вытолкал ее, крикнула:

– Мне наплевать на это наследство, не хочу слышать ни о нем, ни о вас с папой! Он меня за своего Федора замуж хотел отдать, так же как ты – за Генриха! А я ненавижу и Федора, и Генриха, и вас обоих! Макс увези меня отсюда!

В машине Моника плакала навзрыд:

– Это все из-за наследства. По нему мне полагается дом где-то в пригороде Мюнхена, поэтому мама так хотела, чтобы я вышла за Генриха. Мы этнические немцы, наши предки жили в России с петровских времен, так что с переездом на жительство в Германию, в отличие от депортированных, возникло бы много проблем, а мое замужество могло их быстро решить. Даже не знаю толком, что прабабушка мне завещала кроме дома. В глаза ее никогда не видела и не хочу уезжать.

А вот Макс был бы не прочь увезти ее сейчас куда-нибудь подальше. Провожая Додика в аэропорту, он не мог скрыть своей неясной тревоги, в сердце его шевелился страх за Монику, которую – он чувствовал кожей – подстерегала опасность. Заботливый Додик на всякий случай дал ему телефон надежного верного человека, мужа Алины, имевшего связи и деньги, и почему-то Макс был уверен, что очень скоро воспользуется заветным номером…