Читать книгу Там, где меня ждёт счастье. Том второй - Мэгги Ри - Страница 7
ЧЕТВЕРТАЯ ЧАСТЬ
60 глава «Пострадавшая»
ОглавлениеЭНЛИС:
Никогда не забуду гробовую тишину в тот момент, когда увидел Римму… Синяки под обоими глазами, полностью забинтованный окровавленный нос, опухшие губы, отекшие щеки… Римма стала совсем на себя не похожа. Когда я вошел, она слегка подняла на меня зеленые глаза из-под тяжелых век. Руки забинтованы, спина вся держится на каркасах.
– иси… – ее голос прозвучал гнусаво через дрожащее дыхание. На глазах выступили слезы. Я подошел к ней и, боясь сделать больно, прижался щекой к ее щеке:
– Все будет хорошо…
– …иси… ы тут…
– Я здесь… – она заплакала через огромную повязку на носу, отчего кровотечение усилилось. Я взял с тумбы бутылку воды и протянул ее к губам подруги. – Не плачь… Я здесь. Я больше не сбегу.
– …иси… Лисси… Хде папа?..
– Папа? Он сейчас оформляет документы. Все в порядке, слышишь? Я с тобой, Римма… – я хотел задать ей кучу вопросов, но знал, что это причинит ей огромную боль, поэтому не решился. Должно пройти время.
– Хлава боку ты здесь… Лисси… Я… Йа… Это ыло так стхашно… Йа… тумала если ты… если йа умгху… то…
– Дура… – тут я не выдержал и расплакался, как девчонка. – Почему ты такая неосторожная?.. Почему меня не было рядом?..
– Хани… Хани хотели уить хеня…
– Что?..
– Они… хотели меня… ухить…
– Кто? Кто это сделал? – я подскочил, как только услышал ее слова. – Кто?!
– Ух-х… Иси…
– Скажи, прошу! Кто они? – наши руки сплелись. – Это был Адмакин?! Или кто-то другой?!
– Йа не помню… там бых А… тём…
– Вот собака!.. Я убью его…
– Но…! Лисси, это хделал хе он…
– Не он? – она повертела головой.
– Пхости… Мне больно говохить!.. Х-х…
– Не говори, береги силы.
Я с секунду глядел на нее, после чего подвинулся, чтобы поцеловать. Мне хотелось, чтобы после поцелуя Римма стала сама собой, но, разумеется, это были лишь помыслы… К моему удивлению, как только я приблизил свои губы к ее губам, она отвернулась, мотая головой. Это меня до крайности удивило.
– Тебе больно целоваться? – с трепетом спросил ее я, а она повертела головой, колыхая из стороны в сторону красными волосами, всхлипывая. Она дрожит? Наверное, я просто идиот, но в голову мне пришло вдруг такое, что затошнило… неужели произошедшее как-то затронуло ее губы?
Дверь в палату резко открылась, и перед нами, словно в героическом сериале, возник настоящий полицейский: в форме, в шляпе, с погонами. В его руках был блокнот, а за ним стояло еще двое таких же полицейских. Грубым голосом один из них рявкнул:
– Пацан, иди-ка в коридор отсюда!
– Не нахо!.. – Римма схватила меня за рукав, беспокойно дыша. Она искренне верила в то, что те сжалятся над нами и разрешат мне остаться рядом. – Я поюсь…
– Так, девочка, нам нужно тебе задать несколько вопросов. Дело наказуемое, это важно, – главный из них сел по другую сторону от Риммы. – Ты готова?
– У… Зде мой хапа?
– Позовите ее отца. Так. Римма Кларден. Римма, ты помнишь, кто нанес по тебе удары? Как ты оказалась под мостом?
– М-м… Йа… Хеня скинули хебята из хесятого хласса…
– Та-ак. Знаешь их имена? Класс?
– Нет… м-м… Хеще там был… мой одноклассник Ат… ём…
– Артём, – добавил я, немного ее поправив. Мне самому стало интересно, что успели натворить эти козлы.
– Римма, скажите, только честно… При всем принятии того, что вам двенадцать лет… почти двенадцать… эти обвиняемые пытались сделать что-то против вашей воли? – полицейский строго на не посмотрел и она замерла, вздрагивая.
– Э… – Римма опустила глаза, глотая слюни. Одновременно она как-то странно косилась на меня, будто умоляла ей помочь хоть как-нибудь. – Я не похимаю…
– Те старшеклассники, либо ваш одноклассник… касались вас в тех местах, которых не должны касаться?
– М… Один из них…
– Что он сделал?
– Он… – она вытерла вновь появившиеся слезы и посмотрела мне в глаза, как будто сожалея о случившемся. – Он поцеловал мехя… посхе чего сказал, что… если я не… то он меня… И я скахала ему, хто не хочу, а охи… Хони сказали, что убьют меня…
Внутри меня все рвалось на части. Я не верил ее словам… Нет… Быть не может…
– Что они сделали затем? – полицейский потер затылок, потом угрожающе на меня зыркнул.
– Хон меня… ухарил в живот… их было тхое и хони меня… пинали в живот… – Римма разрыдалась, вспоминая произошедшее. – А посхле тохо, как я вхтала, хони… Подняли мехя и попытахись бхосить с моста… Охи сделали это только посхе того, как охин из них хильно… ухарил мехя в нос… Я потехяла хохнание уже в воде… а охи… я не хнаю, хде хони…
– Вот как. После всего произошедшего, можно предположить, что это было после занятий в школе?
– Да… х… Я шла домой…
– Ясно. Были ли у них какие-то цели? Они за что-то мстили?
– Тот стахший… бых… был… бхатом Атёма…
– Зачем ты им понадобилась?! Артём ненавидел меня, а не тебя, Римма! – тихо сказал я ей, а она слабо кивнула:
– Они… Атём… Он хотел такхим обхазом насохить тебе, Лисси…
– Меня не было в школе четыре года, я на домашнем обучении, с чего вдруг?..
– Хони… думахи, что я иду х тебе домой.
– А кем является этот мальчишка тебе? – тут опять вскрикнул второй полицейский, но первый его приглушил, обращаясь ко мне:
– Кто вы?
– Я… Я ее друг детства. И ее… бойфренд, – это слово далось мне нелегко, ноя собрался духом и спокойно ответил. – Я парень Риммы Кларден. Наши отцы дружили. И… Четыре года назад я учился с Риммой в одном классе.
– В одном классе? Можно ли вас привлечь к допросу? Через Детектор Лжи.
– Он хи в чем не виноват! – обеспокоенная Римма вскрикнула, держась за меня. – Он узнал об этом посхе. И… Мы с хим четыхе года не видехись!
– Да, я был дома в момент произошедшего, с маленькой сестрой. Мне не зачем было бы участвовать в конфликте, тем более с человеком, которого я люблю.
– Вам всего по двенадцать лет, вы не знаете, что такое любовь! – второй полицейский опять «закудахтал». – Ваши имя и фамилия.
– Энлис. Энлис Телио-Лентие.
– Тельо-Лентье… ваши родители из другой страны?
– Да. Мой папа… – сглотнул я. – Мой папа – итальянец. Мама – русская, – с какой стати я вдруг вспоминаю их в такой момент и говорю о них, как о живых?
– Вы не с ними пришли?
– Они… умерли. Папа пять лет назад, а мама около четырех лет назад. Я… с дядей. Он пришел со мной.
Полицейские начали перешептываться. Третий полез за телефоном:
– Я позову дядю мальчугана и отца пострадавшей. Как бы это странно не звучало, но мы обязаны узнать о вашей семье… – он взглянул мне в глаза, а я испуганно кивнул. Почему-то, по телу прошла дрожь. -… через итальянскую полицию у меня есть связи. Мы должны удостовериться в том, что ты или, прошу прощения, твой папаша… не были изгнаны оттуда или за что-нибудь наказуемы.
– Проверяйте. Мой папа приехал сюда почти двадцать лет назад, как эмигрант. Он не был ни за что изгнан или судим.
– Ты нас прости, малыш, но Италия – это тебе не просто страна, это родина мафии. В твоем воображении мафиози бывают только в мультиках. Мы обязаны вычислить тебя, потому что у меня есть подозрения… Если окажется, что ты как-то связан с мафией, тебя или твоего дядю могут посадить за решетку и спокойно обвинить в нападении на… кхм, Римму Кларден.
РОБЕРТИО:
Снэйкус рыдал без остановки, захлебываясь в своих же слезах, когда я увидел его в дверях больницы. Мне не дано было понять чувства отца, дочь которого попала в беду, но сердце все равно щемило.
На моем месте Маркус давно бы уже примчался к Снаю со всем необходимым, а я… что ж, оправдываться бесполезно, я не мог ничем помочь человеку. Нас со Снэйкусом много связало, но я бы не назвал все произошедшее между нами хорошими воспоминаниями.
– Зачем ты тут, Тио?.. – заметив меня, Снай закрыл лицо руками. – Пришёл посмеяться над моей безответственностью?
– Не плачь, – я не знал, что делать, поэтому просто похлопал его по спине и сунул ему в руки коробку своего любимого зефира.
– Ты сдурел, забери это…
– Нет. Всё, не плачь, – не знаю, что меня так сильно потянуло, но я его крепко обнял, прижал к себе покрепче.
– Робертио… – он прижался ко мне, и я почувствовал, как моя толстовка начала промокать под натиском его слез. Он был так тёплый, такой несчастный, что мне не хотелось его отпускать.
– Всё будет хорошо, успокойся.
– Снэйкус Кларден? – к нам подошёл работник полиции, так внезапно возникший сзади. – Пройдите со мной к вашей дочери, пожалуйста. Мы её допросили, теперь нас остаётся только поймать виновных. Они обязаны внести деньги на лечение вашей дочери: за больницу и за психотерапевта. Дело в том…
– Что они сделали с моей дочерью?!
– До вашей дочери домогались старшеклассники. Медицинский персонал её обследует, сама девочка говорит, что её поцеловали против её воли, после чего она была избита и без сознания сброшена с моста. В данный момент у девочки перелом позвоночника, вывих правой руки, выход нескольких пальцев из фаланг, кровотечение в кишечнике и… полностью сдвинутый нос, которому будет требоваться отдельная операция.
– Муля… – на моих глазах Снай начал опускаться, в ужасе держась за голову. – Римма… Что эти уроды сделали с моей дочерью…
– Снай, держись, – несмотря на мой тон, я за него беспокоился. Не так важно было то, что у девочки украли первый поцелуй, как то, что её настиг шок и она была на грани. – Снэйкус…
Я неловко поднял его на ноги и похлопал по щеке, а он взглянул серыми глазами, полными слез, на меня.
– Римме сейчас важен твой настрой. Ты ей нужен смелым отцом, который её защитит, поддержит. Прошу, поднимись!
– Тио, как я могу?.. Я так жалок…! Моя дочь…! Как я мог отпустить её одну, как я мог такое допустить?!
– Это могло случится с любым! Я тебя умоляю, возьми себя в руки! С девочкой все будет в порядке! Я… Я переведу её в нашу больницу!
– Не нужно…
– Подумай о ребёнке! Ты весь год будешь рядом с ней?! Без работы?! На что вы будете кушать?! Рядом с ней буду я, это моя работа!
– Да не хочу я каждый раз встречаться с тобой взглядами, когда иду к ней! Ты меня терпеть не можешь, и мою дочь тоже!
– Я пытаюсь помочь!
– А вы…? – неловкую паузу сделал полицейский, все это время стоявший рядом с нами. – Вы врач?
– Я работаю напротив, главврач.
– Вы, случайно, не дядя того мальца, что сидит рядом с пострадавшей?
– Да, это я.
– Тели…? – он прищурил глаза, пытаясь выговорить мою фамилию.
– Телио-Лентие.
– Ваш брат… отец того мальчика, так? Он итальянец?
– К чему эти вопросы?
– Дело в том, что мы бы с отрядом хотели удостовериться в том, что ваша семья не представляет из себя опасность. Под этим я имею в виду сицилийскую мафию, конечно же, которая могла направить атаку на девочку.
– Мафия? Вы с ума сошли?
– Вы же из Италии, так?
– Я из Италии, но у меня и в мыслях не могло быть, что вы так относитесь к итальянцам. Неужели, для вас каждый уроженец Италии – это мафия? Это смешно.
– Это не смешно, доктор Телио-Лентие. Я возьму ваши данные, разрешите?
– Можете взять их в моём личном деле в больнице, напротив.
– Благодарю. Так, Снэйкус, пройдёмте к вашей дочери…
Снай как-то странно смотрел на то, как я улыбался полицейскому, явно чем-то озадаченный. Не хватало ещё расизма в мою сторону!
ЭНЛИС:
Стоило двери захлопнуться, как я пришёл в панику. Римма облегчённо вздохнула, сжав мою руку в своей:
– Кхто такие мафиохи?..
– Это… Итальянские разбойники. Из Италии. У меня итальянская фамилия, вот они и подумали…
– Лисси… – Римма меня не отпускала. Малейшее моё движение она воспринимала, как знаки любви, и была помешена на этом. – Знаешь… Ты тах выхос…
Я ей улыбнулся, перебирая пальцами копну её ярких каштановых волос. Я с самого утра заметил: Римма так повзрослела… Она росла быстрее меня, будто убегала вперёд, но всегда ждала меня. Отчётливо было видно, что под бинтами скрывались её красивые очертания девичьего личика. А о телосложении не говорю… Она менялась все больше и больше, и из-под одежды чувствовалось уже не детское тело. Теперь в наличии было два холмика, которых я коснулся, когда мы виделись в последний раз. Она так быстро росла, становилась еще красивее, что я сходил с ума.
– Ты стала еще красивее, Рим… муля… – она посмеялась над моим голосом и высвободила руку из моей, поправив волосы. – Нет, правда…
– Ты тозе стал стахше… У тебя… голос схановится чуть нише… И… пйечи… И… Ты такой кхасивый…
– Это ты красивая…
– Нет, ты…
– Нет, – я ей улыбнулся, а она посмеялась, – ты, Муля, – во мне возникло сильное желание тронуть ее за носик, но вовремя я вспомнил, что как такового носа у нее нет. Я взглянул на её окровавленный носик и все равно ничего не смогло меня остановить. – Рим… Рим, можно тебя поцеловать?.. Я… так давно тебя не целовал…
– М… Мохно… Но… Сейчас прихет папа и… – её щеки еще больше покраснели, губами она набрала воздуха. Я наклонился к ней и прижался губами к её губам и слегка коснулся их языком.
– Ай! – она меня пихнула и прикрыла рот забинтованной рукой. – Нет, не моху, Лисси… Мне больно… носу…
– Прости… Я… Просто мне так стало обидно, что целовал какой-то… мудак.
– Тс-с… – она прикрыла глаза длинными ресницами, и в этот момент в палату ввалилась толпа: дядя Снай, дядя Робертио и три сотрудника полиции.
– Малышка моя, зайка! – дядя Снай первым делом подбежал к Римме, целуя её в щёки. – Как ты, золото моё?.. Тебе становится легче? Муля?
– Та, папа… – Римма попыталась его обнять, но ей было слишком больно и тошно.
– Идём, Лисси. Нам нужно забрать Энни из детского сада, – дядя резко взял меня за руку, но я не хотел расставаться с Риммой ни на секунду. Мне казалось, если я уйду в этот раз, то больше я её уже не увижу. Стоило мне подумать о том, как ей тут будет без меня, как меня бросило в дрожь. – Энлис! К Римме сейчас придут врачи! Идём!
– Пообещай, что будешь мне писать! – крикнул я, уловив её взгляд на себе. Она закивала и как-то иронично улыбнулась напоследок.
РОБЕРТИО:
Энлиса было не оттащить от Риммы. С холодной тревогой он нехотя шёл за мной, пока мы уходили из больницы.
Честно говоря, дело было не только в Энни. Не хотелось мне иметь контакт с полицией. Они были так навязчивы, как будто перед ними стоял серийный убийца.
– Тебя тоже допрашивала полиция? – тихо спросил племянник, волоча ноги за мной. – Они будут узнавать о нас в Италии…
– Они просто не толерантны. Таких людей на земле много.
– Что это значит? Нетоле…?
– Это когда люди не могут терпеть иностранцев рядом с собой, ну, не подобных себе. Они не любят итальянцев и так далее…
– Но… Я же не итальянец, дядя!
– Ты – нет, а твой папа – да. Они подозревают не только тебя, а всю фамилию Телио-Лентие. Ох, какое счастье, что Энни у нас Кроу!
– Да?.. Дядя, а…!
– Тихо! Все, заканчивай эту тему! – меня ужасно раздражало его любопытство. В конце концов, пацану ничего не понятно, вопросов – тьма тьмущая, а подозреваемых – двое. Я и Лис? Какая ересь.
Забрав малышку из садика, я поблагодарил воспитателей, и мы спокойно пошли домой. Всю дорогу я думал над своей фамилией. Ну, в конце концов, не могли же родственники что-либо скрыть от нас? Ни разу в нашем роду не слышал о мафии… В таком случае, это всё облегчает. Да и чего я нервничаю? Я и Лисси не причастны к избиению Риммы, это просто отвратительное подозрение. А ещё хуже всего сомневающийся взгляд Снэйкуса… Зачем нам избивать малышку, которая нам почти что родственница?
– Лисси, ты, главное, не забивай себе голову. Твой папа не причастен к мафии.
– Конечно, – он кивнул, а маленькая Энни вприпрыжку поскакала вперёд:
– Кто такой папа? А мама?
– Никто, – я не хотел упоминать об её родителях при малышке. Она не должна знать.
– Это те, кто тебя создал, Энни! – Энлис нагло посмотрел на меня, а я подал ему знак заткнуться.
– А где они? – Энни улыбнулась, но я бы никогда ей не сказал – это просто нечестно. Ей не надо знать о людях, которые создали её путём пошлостей и извращения. Их всё равно нет.
– Энни, на эту тему говорить мы не будем. Эти люди были плохими и страшными.
– Неправда! – крысеныш меня ни капли не понял. Тогда я к нему подошёл и напомнил о том, что будет, если его язык не будет за зубами.
– Страшные мама и папа… – Энни печально вздохнула. – А у Сони из моей группы мама и папа хорошие…
ЭНЛИС:
Для себя я решил, что настала пора показать Энни альбом с фотографиями. Когда-нибудь она все равно бы спросила о них. А этот старый пердун всё портит… угрожая мне детским домом. Терпеть его не могу! Ненавижу!
Вечером того же дня я взялся за это дело и, пока дядя был в душе, открыл альбом для Энни. Она не знала этих людей, изображённых на фото, но я знал, и был обязан рассказать ей о них.
– Мы не скажем об этом дяде, ладно?.. – я сел напротив и кивнул сестре. Энни, моргая папиными карими глазками, смущённо кивнула:
– Что это, Лисси?
– Это альбом с фотографиями, который мне подарил папа, когда у меня был день рождения. Тогда тебя еще не было.
– А… где я была, Лисси?
– Гм. Папа и мама тогда еще только думали о том, чтобы тебя создать.
– Папа и мама? – её глазки округлились, и она заулыбалась, а я указал ей на фото, где папа ест со мной мороженое, а мама нас фотографирует.
– Видишь, это папа. Он хороший и очень добрый. Он… очень любил маму, меня и тебя.
– Папа меня видел?
– Нет, но он знал, что ты будешь. Поэтому тебя любил. О! А это мамочка! Смотри, какая она красивая!
– Лисси, мама похожа на принцессу! – Энни засмеялась и сама перелистнула страницу альбома, болтая ногами в воздухе. Нас следующей странице папа обнимал маму, когда мы были на пляже. Он что-то ей шептал, а она безудержно смеялась, и фотоаппарат это запечатлил.
Потом было фото, которому было лет шесть точно. Мы с папой и мамой отмечали мой день рождения в парке аттракционов. Папа на фотографиях все время улыбался и смеялся. Увидев его счастливое лицо, Энни посмеялась и взглянула на меня, но все мое сознание улетучилось в ту минуту, когда мы дошли до последних фотографий: мама сидела около папы, а он лежал в постели, улыбаясь ей. Я был рядом с ними.
– Папа заболел? Да, Лисси? – Энни мягко провела ладонью по фотографии. А ниже была фотография, после которой слезы самопроизвольно выступили на глазах.
Мама стояла на берегу моря, рядом с дядей Снаем. Он держал ее за плечо, а она распускала истощенной ладонью папин прах над водой. Тот день забыть невозможно… Какая сволочь… Какая сволочь это сфотографировала?
Я вынул фото и разорвал его на мелкие кусочки на глазах у сестренки, а она в недоумении сидела и на меня глядела:
– Зачем… Лисси, зачем ты это сделал?.. Там же была мама…
– Мамы… больше нет, – осознание пришло ко мне вновь. – И папы… их больше не существует!.. – я закрыл красные глаза ладонями, захлопнув альбом. Не могу… Не могу смириться с их смертью!
– Где они, Лисси?.. – Энни погладила меня по волосам, затем подошла ближе и обняла. Ее длинные светлые волосы упали мне на плечи, как будто меня обнимала мама, и сестренка запела колыбельную, которую я пел ей, когда она была поменьше. Когда-то эту же колыбельную мне пели мама с папой… Казалось, будто вместе с колыбельной в сестре сохранилась частичка мамы, ее голоса. Энни было всего четыре года, но даже в таком возрасте она умела меня понять, лишь она так берегла меня и любила…
– Энни! – из ванной послышался голос дяди. – Иди мыться! Я жду!
– Прости, Лисси, дядя мне сейчас будет мыть голову… Мне надо идти… – она меня обняла, а я ей улыбнулся и провел рукой по ее бархатной щечке:
– Не говори дяде о маме с папой, хорошо?..
– Угу… – она мне кивнула и босиком убежала в ванную, а оттуда я уже слышал, как радостно смеется и выбирает себе шампунь. Дядя смеется вместе с ней. Я же сижу в комнате на полу и убираю альбом подальше… от глаз дяди. Это мое сокровище, и я его никогда ему не покажу.
МАРКУС:
– Мо-мо, иди ко мне! – я не мог не позвать жену, стоило мне выйти за пределы нашего дома. Я до конца не верил в то, что мы в ином мире… настолько реалистично все было.
– Маркуся? – она выглянула из дома, коснулась босой ногой мягкой земли, больше напоминающую сгусток облаков, и обернулась по сторонам. Нашла глазами меня. Так далеко она еще никогда не выходила из дома, и я хотел показать ей этот мир с другой стороны. – Что случилось?
– Иди сюда! Смотри! – когда она ко мне подошла, я сел возле неизвестных мне растений и зарослей. Словно птицы, перед нами взлетели ввысь маленькие огоньки.
– Что это? Звездочки?
– Глупышка, это светлячки!.. – я поймал горсть и выпустил к ней в руки. Они облепили ее волосы, и она смущенно посмеялась:
– Они похожи на огоньки звезд…
– Вот-вот, – я мягко провел ладонью по земле, затем встал и подошел в Моняше. Она смотрела на вечерний заход солнца, ярко улыбаясь, жмурясь от счастья. Губы отдавали приятным блеском, и я поцеловал ее в них, а она усмехнулась и прижалась к моей груди:
– Ты такой милый сейчас… Особенно милый…
– От тебя пахнет ирисками… ты еще не все съела?
– Я оставила тебе… – Мо-мо чмокнула меня в губы, и на языке остался приятный конфетный вкус. Жена обняла меня, тяжело вздыхая. – Ты у меня романтик… Уж не позвал ли ты меня сюда, чтобы навеять воспоминания о нашем медовом месяце, когда мы лежали на лугу и смотрели на звезды?..
– Признаться, я тоже вспомнил…
МОНИКА:
Маркуся спокойно улыбнулся, глубоко вздыхая. Неизвестно откуда вдруг взялся ветерок и подул в нашу сторону, подхватывая его и мои волосы.
– Давай поплаваем в озере неподалеку?.. Я видела его из окна, когда шел дождь… Там так красиво, особенно, когда выходит радуга… все будто освещается и блестит вокруг… словно во сне… – прошептала мужу я, а он мягко уткнулся лбом в мое плечо и посмеялся.
На душе было спокойно…