Читать книгу Там, где меня ждёт счастье. Том второй - Мэгги Ри - Страница 8

РОБЕРТИО:

Прошло не более двух недель, прежде чем мне позвонили из полиции:

– Вы – Робертио Телио-Лентие? – голос одного я узнал сразу, несмотря на другой тон. Полицейский хотел сказать что-то очень важное, и я уже предполагал, что.

– Да, кто меня беспокоит?

– Сотрудник полиции по делам надругательства над несовершеннолетними. Если вы помните, у нас с вами был разговор по поводу вашего племянника… Гм… Энлиса Телио-Лентие.

– Да, припоминаю. Вы обещали мне позвонить.

– Мы с комитетом взглянули на данные ваших и его свидетельств о рождении. Возникли вопросы к вам.

– Да, слушаю, – я посмотрел на Энни, которая заснула полчаса назад на дневной сон, и погладил ее по щеке.

– Дело в том, – тот замешкался, – что Энлис является потомком Маркуса Телио-Лентие, а тот, в свою очередь, является сыном Спиротто Телио-Лентие.

– Разумеется.

– А у вас… в ранних документах, которые позже были заменены нынешними, писалось, что вашего отца зовут Анджелино Квартетти. У вас с братом разные отцы?

– Да, история долгая, но это так. А что не так с отцом моего брата?

– Вы… – тот притих. – не знаете о том, что Спиротто Телио-Лентие, скажем так, был потомком крупной итальянской мафии? Возможно, он уже не занимался этим, но вот его родители… Так говорят данные.

– Что?.. Простите, я ослышался.

– Вы не ослышались, ваш брат – потомок мафиози и его отец родом из Сицилии. Спиротто умер, но оставил после себя Маркуса, и тот считается его наследником в этом деле, даже если им не являлся. Даже если сам об этом не знал, его фамилия известна в Италии, и в России его могли посадить за решетку. Понимаете, к чему это я?

– Хотите сказать, я и моя семья принадлежим к роду мафии? Да это смешно…

– Вы не принадлежите, так как были рождены не от Спиротто, а от так называемого синьора Квартетти… а дети Маркуса уже являются потомками.

– И как… как отказаться от этого титула?

– Его мог отменить еще Маркус Телио-Лентие, но его, увы, не стало. Возможно, он сам не был в курсе дел. Теперь никто не может этого изменить. Разве что, его старший ребенок, когда ему исполнится восемнадцать.

«Папа был мафией?.. Папа?! Мой и Маркуса отец был мафиози?!» – при мысли об этом я совсем запутался и еще раз взглянул на спящую Энни. Так дело в фамилии…

– Вы хотите донести до меня, что…

– Дело не в том, кто эти дети. Дело в их фамилии. Вас, понятно, если увидят такую фамилию, проверят и сразу увидят, что ваш отец вовсе другой человек, а с детьми… ладно, если бы у них были другие фамилии, но… Мы ничего сделать не можем.

– Н… Но… – я не растерялся. – Энни, его дочь, не носит фамилию. У нее фамилия от матери. Энни… Энни Кроу. Слышите?

– Так? О, немного, но это меняет дело. Мне в руки не попало ее свидетельство.

– Оно… у меня. Я могу вам его принести… она… она не принадлежит к этой фамилии.

Мужчина что-то прокряхтел, но я его переспросил. Так вот как… Вот, в чем дело…

– А если я усыновлю детей? Они будут считаться потомками Квартетти или мафиози?

– Хм… Это будет не совсем законно…

– Но это дети! Они – дети, они – не мафия! Какая разница?

– Вы являетесь их опекуном?

– Да… они сироты, я за ними слежу. Но я могу их усыновить… Я же имею на это право?

– Ох… Давайте так, вкратце: дети будут в безопасности, если вы подпишете бумаги о том, что они являются вашими детьми и вы их опекун, либо их усыновляет кто-то другой. Либо вы меняете фамилию детей. Тогда мы подадим это заявление, оно будет лежать в отделе. Но все это только до определенного времени. У вас есть срок, и если вы до этого времени это не сделаете, мы вынуждены будем забрать детей в полицию…

ЭНЛИС:

Пока выдалось время, я ушел навестить Римму. Ей было получше, но завтра предстояла главная операция, и она очень волновалась.

– У меня будет совершенно другое лицо, Лисси… – говорила она так, хотя переделывали ей лишь нос. – Ты будешь любить меня другой?..

– Я люблю тебя любой, Муля. Ты для меня всегда божественна!.. – пока дяди Сная не было, я аккуратно поцеловал ее в засохшие губы. Я ощущал, как Римма обхватила меня руками, нежно касаясь щекой моей щеки:

– Лисси, я люблю тебя… Не хочу тебя отпускать, Лисси…

– Римма!! – тут в дверях возник дядя Снай с таким лицом, будто мы сидели с Риммой полностью голые. – Что это такое?! Энлис!

– П… папа… – Римма смутилась и отстранилась от меня, а я покраснел щеками. – Это не то, что ты подумал, пап…

– Я вышел, оставив вас, а вы… Целуетесь?! Римма, я, конечно, знал, что вы дружите и достаточно близки, но не настолько же! Лисси, а ты чем думал?! Вам всего одиннадцать лет, дети!

– Я уже взрослая, пап, – Римма нахмурилась. – У меня уже есть месячные!

– Римма! – дядя Снай совсем побагровел, хватая себя за волосы. – Нельзя об этом говорить!

«О чем таком „этом“? У Риммы нет от меня тайн!»

– Дядя Снай, мы с Риммой целуемся уже давно. Мы же любим друг друга, – добавил я. – Мои папа и мама тоже целовались. Ведь это нормально.

– Лисси, вот когда будет вам столько лет, сколько твоим маме с папой… Вот тогда пожалуйста. А сейчас я вам это делать ЗА-ПРЕ-ЩА-Ю! Это ужасно! О чем вы вообще думали?!

– Папа… – Римма с горечью и стыдом в голосе вздохнула, оглядываясь на меня. – Мы уже давно это делаем, какая тебе разница?..

– Я – твой отец, Римма, и мне не все равно! Пожалуйста, не забывай о том, что ты – девочка, а Лисси – мальчик, и когда вы вырастете, вы проявите себя в очень неприличных вещах!

– … в сексе? – предположил я, а дядя Снай вздрогнул и посмотрел на меня так злобно, что сердце в пятки ушло. – Я просто подумал…

– Энлис, если тебе об этом сказали, это не значит, что Римме надо это знать.

– Римма знает, что это такое…

– Энлис, – он открыл за собой дверь и повертел головой. – Уйди, пожалуйста.

– Папа! – Римма вскрикнула, а тот посмотрел на нее и нахмурился. – Не надо!

– На выход, Энлис.

Я встал и тихо пошел за дверь, хотя в груди щемило. Я думал, что дядя Снай – единственный взрослый человек, которому можно верить… Но собственноручно этот человек выгнал меня, как будто я дворовая шавка. Он заметил на моих глазах слезы, но виду не подал. Только закрыл за мной дверь и начал громко говорить с Риммой. А мое сердце готово было разорваться… Я никому не нужен. Совсем никому.

РОБЕРТИО:

На улице пошел ливень, и, совсем промокший, домой пришел Энлис с поникшим выражением лица. В это время я готовил ужин и не сразу заметил его гримасу.

– Ты ужинать будешь? – я тихо спросил его, пока Энни смотрела телевизор в гостиной. Плов был готов, и я в качественных французских прихватках достал его из горячей мультиварки.

– Нет…

– Что-то случилось? Вы с Риммой поссорились?

– Нет, все нормально… – но голос его явно значил обратное. Я, конечно, ему не родной папаня, чтобы выслушивать душещипательные истории и переживания мальца, но все же.

– Я никому не расскажу.

– Это не твое дело! – я сам нарвался на грубость, но оставлять это просто так не собираюсь:

– Грубить мне не смей!

– Я не грублю.

– Хам! – я на него взглянул из-под очков, а он нахмурился. Что опять с его подростковым возрастом не так? Временами хочешь с ним по-хорошему, а он всему противостоит.

– Дядя Снай меня не любит… – после длинной паузы выдал он через ком в горле. – Я… Мы…

– С чего это вдруг?

– Он… не хочет, чтобы мы с Риммой были вместе… Чтобы мы целовались… И так далее…

– Да ну, вы целовались? Ну даёте, детвора…

– Хватит, это не смешно! Не в этом дело. Мне… нравится Римма, а я нравлюсь ей. Но дядя Снай этого не замечает… – он тихо прошептал это, поджимая к себе плечи.

– У Сная на это свои причины. Он не того поля цветок, у него самого нет женщины, которую он мог бы… гм… целовать. Ты на него не обращай внимания. Он просто на этом помешан, – не успел я договорить, как Лис вновь начал:

– А когда я упомянул при нем «то слово»… он так на меня посмотрел, словно… словно я у него что-то украл.

– Какое слово?

– Секс, – он спокойно его произнес, а я смущенно кашлянул в рукав. Никак не думал, что буду говорить с племянником на тему полового влечения.

– Дядя Снай этим не занимается, ты в этом не виноват.

– Но ведь все, кто стали родителями, когда-то делали это… Почему тогда его это так смущает и злит?

– Он не хочет, чтобы вы с Риммой занялись сексом, когда вырастете, – зажег я спичкой сигарету и встал около вытяжки, чтобы дым не распространялся по дому.

– Мы?! – малец покраснел так, будто его лицо дня три не вынимали из солярия. – Но… но… С помощью этого люди делают детей! А мы с Мулей сами еще дети!

– Ты не прав насчет детей. Ты не думал о том, что секс – это просто ради наслаждения? Люди занимаются им ради удовольствия, а не для детей.

– Но… дети же получаются?

– Не всегда. Мужчина может надеть контрацептив, и тогда их не будет.

– Что такое контр…?

– Энлис, я не буду с тобой обговаривать эту тему. Суть ты уловил.

– То есть… Я получился не потому, что папа и мама меня захотели?

– Нет, папа и мама просто решили сделать «это» после свадьбы, а потом случайно появился ты, – я усмехнулся над его наивным взглядом и потушил сигарету, кинув ее в мусорное ведро. – И с Энни было так же.

– Но… почему? Бывает же, что люди хотят детей? – он так посмотрел на меня, будто только что разрушились его детские мечты.

– Бывает, но они просто идиоты, – я ему улыбнулся, выдувая дым в вытяжку. Малец смотрел на меня очень серьезно, почти взросло.

– А ты… разве не хочешь, чтобы у тебя были дети?

– Я… пока не хочу детей, и их не планирую заводить вообще. Это сплошное разочарование.

– А почему у тебя нет любимого человека?

– Слишком много вопросов. Это не твое дело.

– Потому что у тебя нет детей? Ты, вообще, занимался сексом?

– Как неприлично спрашивать такое у взрослого человека. Энлис, больше никаких вопросов, а то я от тебя избавлюсь.

– Ну вот опять… а что такого в слове «секс»? Это же естественно! Все вы, взрослые, такие занудные и скучные…

Он невинно на меня посмотрел, и в его глазах я увидел свои, почему-то, грустные. Признаться, мне было стыдно сказать ему правду: «Малыш, у меня секса еще не было…», ведь я считал это отставанием от реальности. Получается, все вокруг ведут половую жизнь, а я один такой.

– Дядий! Я хочу кушать! – из комнаты выбежала довольная Энни и начала цепляться за мои штаны, прыгая на месте. – Кушать! Ку-шать! Дядий!

– Сейчас, зая, подожди… – я положил на тарелку плов и взял девчушку на руки. – Не шуми, зайка… Лисси, накрой на стол.

Мне еще много нужно было рассказать мальчику, но я не хотел говорить это сейчас. Проще скрыть и сделать все самому.

ЭНЛИС:

Этим вечером, забравшись в постель, я первым делом написал Римме:

Э: «Привет. Как ты там?»

Она долго не отвечала, и я уже почти заснул, но пришло сообщения:

Р: «Привет. Я в норме, но за дверью папа. Он говорит с докторами о предстоящей операции. Как ты? Все в порядке? Как Энни?»

Должно быть, дядя Снай сторожит Римму не просто так, а от лишних воздействий внешнего мира.

Э: «Со мной все нормально, но за тебя волнуюсь. С Энни тоже в порядке. Во сколько у тебя операция? Извини, что заговорил сегодня о сексе при твоем папе.»

Р: «Все хорошо, папа со мной потом только насчет меня поговорил. Сказал, что я девочка, и не должна обсуждать секс, месячные и поцелуи с тобой, так как ты мальчик. Но он на тебя не злится.

Операция завтра в шесть утра. Я жутко волнуюсь.»

«Вот как… значит, дядя Снай не был зол? Он не ненавидит меня?»

Э: «Рим, а что такое месячные? Почему об этом нельзя говорить?»

Р: «Прости, я не могу сказать. Поищи в интернете. Папа ведь запретил мне с тобой об этом говорить. Хотя я толком и не узнала у тебя что такое секс… Прости!»

Э: «Ну ладно, поищу… Ты тогда про секс сама тоже ищи, и я не буду с тобой об этом говорить.

Рим, почему? Что это за ерунда? Мы же ничего друг от друга не скрываем.»

Р: «Папа сказал мне, что если скажу, то меня никто замуж не возьмет! А я этого не хочу, поэтому даже тебе не говорю. Ведь я девочка, а не мальчик. Давай перестанем об этом говорить? Это пошло, неприлично.»

Э: «Ну и ладно. Зря мы вместе тусовались вообще… И зачем ты дала мне потрогать себя за сиську, если ты – девочка? Чем ты таким отличаешься от меня?»

Р: «У нас разные полавые оргоны. Этим и отличаемся. А пра сиськи ты забудь! Мне типерь стыдно. Я теперь никому их не дам трогать, ясно?!!!!!»

Э: «Правильно пишется «половые органы», дура. Зачем ты ставишь так много знаков? Ты на меня кричишь? А про сиськи – и ладно! Я кого-нибудь другого буду трогать за них! Вот так!

Удачной операции.»

Р: «Не злись на меня, это же не я виновата! Это папа мне запретил с тобой говорить об этом. Он запретил с тобой целоваться. Спасибо, я постараюсь не волноваться. И я тебя люблю. Ясно?»

«Что за хрень? Почему она слушает дядю Сная? Не буду я ей писать ответ, она слишком наглой стала! Не моя это Римма!»

МАРКУС:

Впервые за много дней, проведенных на небесах, я решил преодолеть их дальше, чем обычно. Пока Моника спала, я вышел из нашего предполагаемого дома и попробовал разрыть яму в «земле», которая так была похожа на облако. Порыв поглубже, я ничего не обнаружил, только еще один слой.

Я делал это не для того, чтобы как-то выбраться, это было бы смешно. Я знал, что смерть – это навсегда, но делал это в своих же интересах, в поисках открытий.

Спустя час-два я так ничего и не нашел, под домом тоже. Когда я ушел поодаль, там тоже ничего не было. Я думал о том, что раз и я, и родители давно уже умерли, то, возможно, что здесь я их встречу, но увы… тщетно. В чем-то была огромная загадка, разгадать которую у меня не получалось.

– Милый, – рядом со мной прозвучал голосок, и я понял, что это Моня, – что-то случилось? Тебя не было в доме, я так испугалась.

– Все хорошо, Монька, я просто… пытался найти признаки хоть чего-то нового. За четыре года мы тут ничего и никого не встретили, да и…

– Ты кого-то хотел бы встретить?

– Не знаю…

Моня спокойно накрыла меня пледом из овечьей шкуры, а я чмокнул ее в лоб и осмотрелся:

– Я искренне надеюсь, что здесь не бесконечность. Откуда у нас вода в доме? Еда? Кто-то ведь сделал наш дом тут таким, какой он нас устраивает? Или это все иллюзия?

– У меня нет людей, которых я бы встретила на небесах, даже если бы захотела. Я одна умерла из всех…

– А у меня… отец… мама… бабушка… не знаю, насколько сильно я хочу их увидеть, но все же… – я задумался и повертел головой. – Был бы хоть один знак, что мы здесь не одни, Мо-мо…

– Я не знаю этого чувства, но раз ты это чувствуешь, то, скорее всего, так оно и есть. Тебя, милый, чувства еще никогда не обманывали. – Моня улыбнулась и сладко зевнула.

– Я помолюсь, – я, к ее удивлению, опустился на колени и сложил руки у груди.

– Что? Эм… Ты же этого никогда не делал, Маркусь?

– По идее, я католик. Но я этой идеи никогда не придерживался, да простят меня родители, – я засмеялся, а жена все так же серьезно на меня глядела. – Signore, pieta… Signore, pieta… Signore, pieta… *1

– Что это значит?

– Молитва богу. Амэн. Я… хочу попросить у тебя о подсказке, Боже… дай мне того, чего я заслужил. Прости за то, что вступил на эту порочную землю, она замечательна. Прости за поцелуй, прости за порочность…

– Порочность?

– Прошу у него прощения за первый секс, Моня, не мешай… Я же на русском прошу, вашего русского боженьку… Господи, помилуй… Господи, помилуй…

– Но… Бог един, Маркус.

– Нет, нет, для каждой нации свой…

– И какой ты после этого католик?

– Прости, Господи, за мою женушку, за наши постельные утехи… прости, Господи, за все ссоры… А так же прости за… враньё, – я взглянул на Моню. Она обеспокоенно погладила меня по волосам. – Прости за то, что скрывал от жены свою болезнь… Прости меня за грех мой, Господи, и помилуй… Амэн.

– Я тебя давно простила… – когда я взглянул на Монику, она улыбалась с тревогой в глазах. – Ты не врал, Маркус… Ты…

– Я не сказал тебе правду. Если бы я сказал, я бы не был наказан за это… но… тебя-то за что?

Мы с ней обнялись, и она смешно шмыгнула носом:

– Не знаю… Маркус, я так рада, что ты все мне рассказал…

– Момоша, не плачь, милая, а то и я…

– Бог нас не наказывает, – голос рядом с нами был низким и уверенным, и мы с Моней повернулись в его сторону. Рядом стоял мужчина, не сказать даже, что старше меня. – Если он и есть, Бог нас уводит в другой мир, о частица нас остается в сердцах любящих нас людей, благодаря этому мы «живем» в этом мире. Это не назвать наказанием.

МОНИКА:

Лицо мужчины было до жути знакомым, но казалось размытым из-за яркого ясного неба. Я разглядела только голубые глаза и высокий рост.

– Боже, это ты?! – почти с надрывом всхлипнул Маркус и упал на колени. – Верни мне моих детей! Прошу тебя! Верни мне жизнь!

– Маркус… – я его обняла, успокаивая. – Не проси так много у бога.

– Я не Бог, – юноша на нас взглянул, и Маркус намокшими глазами на него посмотрел. – И не человек. Я такая же умершая душа, как вы. Я слышал ваш голос и был избран вас навестить в качестве опекуна. Ведь, вам нужна моя помощь? Я умер более сорока пяти лет назад, я тут все знаю.

– Я… Много не попрошу, но, скажи… скажи, что с нами, что нам делать? Где… где наши дети и как они? Где… где мои родители? – муж мягко сжал мою ладонь в своей, глядя в голубые глаза незнакомца, сливающиеся с небом.

– Очевиден факт, вы оба мертвы. Маркус погиб из-за разрыва сердца, а организм Моники не справился с высоким давлением во время родов. Ваши тела были захоронены на земле, а души встретились здесь. К слову, вы настолько сильно любили друг друга, что всевышние силы сразу вас объединили здесь, так происходит не всегда, только если любовь искренна, так что вас можно считать избранными.

– А что насчет детей? – добавила я, но в ответ послышался легкий вздох:

– Я дойду до этого позже.

– Смилуйтесь…

– При всем уважении. Я прекрасно понимаю ваши чувства, я не без них о вас думаю. Я хотел бы поговорить в удобном для вас месте и случае о родителях Маркуса.

– Я польщен вам за это, но дети важнее мне моей родни, – Маркуся выпрямил спину и серьезно взглянул незнакомцу прямо в глаза.

МАРКУС:

Несмотря на то, что юноша разговаривал с нами очень вежливо, я не проникся к нему доверием. Если он – посланник бога, то это, должно быть, шутка.

– Предлагаю все обсудить за чашечкой чая, – Моняша мягко коснулась моего плеча. Тишина между нами длилась вечно, но незнакомец, все-таки, начал разговор после того, как в чашках оказался виноградный чай, пахнущий итальянскими виноградниками. Сделав глоток, юноша убрал черные, как тучи, волосы за ухо и, мечтательно вздохнув аромат чая, дал волю речи.