Читать книгу Три страха & три прощения Снэйкуса Кларден - Мэгги Ри - Страница 2

Снэйкус Кларден возвращался домой, когда тучи в небе сгустились и начал моросить мелкий противный дождик, перемешанный со снегом. Под ботинками мгновенно стала исчезать белизна снега. Следы образовывали темные круги и разводы, в которых скапливались лужи. Когда воды стало совсем много, снег подтаял, ноги начали противно хлюпать, и Снэйкус остановился на середине пути, глядя в землю. Он не был готов к переменам в погоде, а потому мгновенно обувь впитала в себя всевозможные жидкости и стала похожа на мокрые тряпки.

«Алло, пап… Привет. Тут такое дело… Я только что была на скрининге… и… Я не знаю, как тебе это сказать, но… В общем-то, я жду ребенка. Ты будешь дедушкой, пап. Малышу уже четыре недели. Пе… Перезвони мне, пожалуйста, когда сможешь…» – в голове будто кто-то перематывал раз за разом голосовое сообщение дочери ее же голосом, которое накануне так много раз прослушал мужчина.

Снай стоял посреди улицы. Дождь усиливался. За шиворот натекло воды, и оттого было еще холоднее. Отличной идеей было бы спрятаться где-нибудь в теплом кафе и выпить горячего кофе, но он все также стоял и смотрел вниз, лишь капли дождя стекали по его бледному лицу, заросшему небольшой щетиной. Мужчина смотрел своими темными серыми глазами в такие же серые тучи, которые отражались в луже, и думал о том, что сегодня погода просто ужасна. Впрочем, давно она к нему не располагала. Каждый день для него был чем-то невероятно мрачным, ужасным, мокрым, грязным, хотя другие люди радовались и этой слякоти на улице. Кто-то умудрялся даже лепить снеговика. Обычно это были семьи с детьми, которым все было нипочем. Они просто были счастливы и не обращали внимание на то, что происходило вокруг.

«Смотри. Это сегодня. Он уже размером с оливку. Ну, не говори глупостей. Дадим ему какое-нибудь серьезное мужское имя.»

«Карл тоже очень ждет малыша. Он даже купил ему кроватку заранее. Почему должно быть рано? Сейчас или тогда, неважно. В конце концов, в какой-то момент это все нужно будет покупать…»

Снэйкус закрыл глаза и подставил лицо под холодный дождь. В голове вновь и вновь, словно паранойя, звучал голосок Риммы. То, как она ждала этого ребенка. То, как она радостно о нем рассказывала и показывала снимок с УЗИ. Вспомнилась ее улыбка, слегка опухшее личико. Колючий свитер, под которым не видно живота.

– Ждет этот Карл малыша, как же… – сквозь зубы зло прошептал мужчина, вспомнив стычку с зятем в коридоре больницы. Как тот был груб и зол. Как он перечил, этот мальчишка, взрослому человеку, совершенно не зная жизни. – Кроватку, черт возьми, купил… А любовь не купишь…

«Язык попридержите. Не может так говорить тот, кто все это время был поодаль от нее.»

«Вы сами сбежали от всех и заперлись в крохотной квартирке, как будто это чем-то бы помогло.»

Слова парня задели мужчину за живое. Он вновь посмотрел в землю и с лица упали капли дождя, смешиваясь с небольшими слезами. Если бы только этот придурок Карл понимал его. Если бы он знал, что на самом деле чувствует тот самый «затворник». Стало бы интересно этому придурку Карлу жить одному, не надеясь, что кто-то про него вспомнит? Да он, скорее всего, начал бы шляться по бабам, придумал бы себе отличное занятие. В его возрасте можно все. Но не в сорок девять лет.

***

Снэйкус едва ли попал в скважину ключом, руки его настолько сильно тряслись из-за холода. Узнала бы дочь, непременно устроила бы ему целую серию лекций о том, как важно человеку в возрасте заботиться о своем здоровье, носить колючие руковицы, раздражающий шарф, слишком теплую шапку. Вообще все, что касалось тела, безумно раздражало Снэйкуса.

– Лучше бы о себе позаботилась, дуреха… – прошептал вслух он, вспомнив то, что произошло сегодня днем. Примерно в три часа дня его Риммуля пришла в родной дом. Она чудесно выглядела, отлично себя чувствовала и была очень ласкова, принесла приторных пирожных. Она много говорила о ребенке, рассказала о том, что это мальчик. Она сильно переживала за отца. За Снэйкуса. Так переживала, что слезы невольно выступили у нее на глазах, хотя это было самым страшным для папы. Вот уж чего он совсем не хотел – чтобы родная девочка испытывала к старику жалость и плакала из-за его больной спины.

Мужчина закрыл дверь на ключ и прошел в коридор. Свет немного моргнул, затем вовсе выключился.

– Вот те на… – Снай зажег фонарь на телефоне и посмотрел вверх. – Перегорела лампочка… – он подумал о том, что хорошо бы разобраться и поменять, но сил совсем не было. У него давно их не было, даже если действие не требовало каких-то усилий. Он просто не чувствовал уверенности в руках, в ногах. Ему начало казаться, что он скоро вовсе лишится возможности управлять своим телом. Безумно болела спина. Она начала болеть именно тогда, когда холодным зимним днем он поскользнулся на голом льду и неудачно приземлился. Не было желания и сил посещать врача, вызвать на дом не хотелось. Он почти что не находил времени на уборку в квартире, лишь раз в пару недель слегка протирал пыль в легкодоступных местах, а затем про все забывал.

Время находилось на сигареты. Денег пока тоже хватало, оставалось еще немного с последнего дня, когда он работал в прекрасном месте с интересными людьми. Был хваленым шеф-поваром, готовил изысканные блюда. Компания обанкротилась, распалась. Ресторан закрылся. Он остался ни с чем.

Ни с чем, причем в прямом смысле. Теперь ему казалось, что он совсем одичал и просто не может выйти в свет. Этому было несколько причин. Во-первых, он категорически считал, что о нем все забыли. Когда-то давно он дружил с Моникой и Маркусом, у них были потрясающие дружественные отношения. Потом все прервалось и спустя много лет они появляются так неожиданно на горизонте, но их уже не заботит судьба старого товарища. Возможно, не потому, что он стал им неважен. Возможно, роль преграды играет Робертио Телио-Лентие. Это была вторая причина, по которой Снай засиживался дома, не находя в себе желания выйти. Не считая давно позабытой Карен, которая оставила его, Снэйкуса, с малышкой Риммой на руках, Тио был его самой первой заветной любовью. Поцелуи мягких податливых губ до сих пор иногда снились мужчине, но все то было лишь грезами. На деле это было безответно с самого начала. Тио женился, теперь является чудесным мужем и отцом. Самое то, что можно было бы пожелать любимому человеку. Но не то, чего на деле хотел бы сам Снай. В глубине души он до конца надеялся, что тот передумает, что вернется домой, что вспомнит про него, Снэйкуса, хоть разок и просто позвонит, спросит «как дела», пошутит. Тот тоже про него забыл. Совсем-совсем. И вся их большая семья, состоящая из Робертио, Маркуса, Моники является лишь какой-то отталкивающей частью мира для Снэйкуса, перейди границы которой он окончательно бы потерял какой-то смысл жизни.

Пожалуй единственным смыслом жить оставалась его маленькая Римма, пусть и состоящая в союзе с Карлом, терпеть которого у Снэйкуса уже не было сил. Каждый раз этот юный ушлепок пытался поставить взрослого мужчину на место, возомнив о себе столько много, сколько никому не снилось. Казалось, Карл Кроу стал для Риммы всем, стоило им пожениться. Та бегала за ним по пятам, как дура малолетняя, целовала его все время, да приговаривала, как сильно любит его. Эти двое были знакомы с самого детства, и изначально Снай видел в них что-то милое и невинное, но затем, когда внезапно мощным броском ему в лицо кинули настоящей правды, его мнение о Карле изменилось. Он был абсолютно уверен в то, что ласковые поцелуйчики теперь были похотливыми французскими поцелуями, а невинное предложение вместе полежать в кровати непременно переросло бы в секс. Секс. Секс. Секс. Да как вообще эти оба могут заниматься подобными вещами? Как? Это же его малышка Риммуля! И этот ушлепок Карл… Совершенно неподходящие друг другу люди, считал Снэйкус Кларден и был в последнем уверен.

Когда Римма сказала ему о том, что беременна от Карла, он не удивился. Он знал, что те давно живут вместе. Он был на их свадьбе, пропустив лишь их поцелуй перед алтарем – стоял на балконе и нервно курил. Он пытался представить, каким бы отцом стал Карл Кроу для внука или внучки, и не мог представить. Теперь, когда Риммуля потеряла малыша, когда все то несчастье закончилось в стенах больницы, мужчина почему-то был полностью уверен в том, что Кроу не вернется. Старику оставалось лишь вернуть к себе дочурку, прижать ее за хрупкие плечи к себе и шептать на ухо о том, что все пройдет, что все это – жизненные испытания, что Карл этот говнюк полный… Но так ли это было на деле? Снэйкус знать не знал. Он был так далек от всего мира, что уже ни в чем не был уверен. Даже в собственных предубеждениях. Теперь каждый родной человек казался незнакомцем с чужой историей. Теперь каждый добродетель был человеком, желающим зла. Совершенно внезапно Снэйкус Кларден превратился в старикашку, которому было неуютно даже с самим собой. Каждый вечер он забирался к себе в кровать, кряхтя от боли в спине, ложился носом к углу и закрывал глаза, пытаясь представить, что все это временно, что он откроет глаза и вновь будет молодым, что рядом опять будут любимые люди, а он непременно будет счастлив, что погода будет прекрасная… Снай жалел о том, что просыпался. Что глаза нельзя было сшить навсегда или сердце нельзя было попросить остановиться. Что не хватило бы денег на криокамеру, чтобы заморозить время. И все остальное тоже.

Так, закурив очередную сигарету, Снэйкус сел на подоконник, жмурясь от боли, и немного приоткрыл окно, слушая шум дождя за окном. Кашлянув, он постучал сигарету о пепельницу, и посмотрел в висящее напротив зеркало на самого себя. Он уже не узнавал этого человека. Будто с ним жил кто-то другой через то зеркало, выдавая себя за него. Быть может, настоящего Сная уже давно нет в этом мире?

– Было бы забавно… – прошептал себе под нос мужчина, улыбаясь краем губ, точно сумасшедший, после чего потушил сигарету, закрыл со скрежетом окно и ушел в спальню, чтобы в очередной раз просто пережить эту ночь, как очередной испытание. Дождь за окном усиливался и отдавал эхом в полупустой темной квартире. Лишь страх неизвестности кутал в холодное одеяло, которого не хватало на замерзающие пятки. Очередная ночь – очередной сон – очередное испытание. В этом и был цикл жизни для Снэйкуса Кларден.