Читать книгу Три страха & три прощения Снэйкуса Кларден - Мэгги Ри - Страница 5

В младших классах Сная часто ставили вратарем во время игры в футбол. Не потому, что он блестяще ловил мяч или играл в футбол. Не потому, что ему больше всех доверяли. Потому, что в него было удобно попадать. В детстве Снэйкус Кларден был ну просто потрясающим терпилой. Это было его жизненное кредо. С тех пор прошло около сорока лет, а для Сная ничего не изменилось. Он смирился с тем, что к нему в дом вот уже на протяжение двух недель ходили люди, которые его безусловно раздражали, но он терпел, и все было ради дочки и ее спокойствия.

У него было свое отношение к происходящему. Он придерживался философского мнения о том, что «в каждой избушке свои погремушки», а значит его не должно было волновать, какие методы лечения, успокоения разума себе подыскивают супруги. Будь то Фэн-шуй, будь то принятие религии, будь то слащавый «Данечка». При мысли об этом имени Сная каждый раз передергивало, как будто ему попадалось что-то удивительно кислое. Он молился только о том, чтобы оба не ушли куда-нибудь в секту, не начали бы ходить по чужим подъездам с целью запихать в чужие умы свои открытия под предлогом продажи картошки. Однако, все же что-то не давало ему покоя, и он старался каждый раз пробраться в комнату под предлогом какой-то деятельности: то цветы полить нужно, то одежду погладить, то окна именно сейчас оказались слишком грязными, то муха залетела и выгнать надо. Мешал он им с огромным удовольствием. В какой-то момент он пришел и случайно разбил стоящую на подоконнике вазу, зато с каким затем удовольствием он ходил по комнате и шумно пылесосил, лишь бы заглушить их переговоры, и как искренне растекалась лыба по его лицу от провернутой шалости.

В один из вечеров шалостям наступил конец. После ухода так называемого психолога Римма и Карл оба приперли старшего к стенке и строго посмотрели ему в глаза. Начался хаос. Карл бурчал, переходя на крик, о том, какое неуважение проявлял к ним и Данечке все это время Снэйкус. Римма громко говорила об одном и том же: «Папа, ты не даешь нам прийти в себя. Папа, ты не понимаешь серьезности. Папа, когда ты наконец нас поймешь.»

– Да понял я, понял, все, угомонитесь… – с сожалением вздохнул он, когда увидел, что дочка вот-вот расплачется от обиды. Похлопав ее по плечу, он тяжело вздохнул и, испытывая неловкость, увел взгляд в другую сторону. – Больше не буду к вам заходить, если вам так важны эти лекции… этого чудака…

– Слушайте, сколько вы будете еще нам говорить о том, какая это все фигня и какой шарлатан наш психолог?! – не выдержал и крикнул Карл, и на этот раз Римма уже его не останавливала. Снай опешил. Нахмурился.

– Не смей повышать на меня голос. Не дорос.

– Дорос. Вы совершенно обесцениваете наши проблемы. Ладно, я, но о дочери подумайте! Почему она должна краснеть за вас, пока вы ходите по комнате и хлопаете руками в воздухе, изображая, что ловите муху?! – расслышав его слова, Снэйкус не удержал смех, но тут же замолчал и сделал серьезное лицо.

– Папа, ты ведешь себя, словно ребенок. Я не ожидала от тебя такого поведения. Я думала, ты взрослый. А такое ощущение, будто это мы старше тебя… – вытерла мокрые глаза Римма, после чего повертела головой, понурая, и ушла в коридор. – Мне нужно прогуляться, голова болит ужасно. Карл, ты со мной?

– Да, сейчас подойду… – отозвался он, и Снай удержал себя за язык, только чтобы не назвать того каблуком, как тот вновь строго на него посмотрел. Он вырос. Раньше он был таким маленьким и неуклюжим мальчишкой, вечно прятался за маминой юбкой. Стоило ему что-то строго сказать, он сразу переживал. Теперь он был взрослым мужчиной. С ним было страшно спорить, хотя очень хотелось. – Вам бы самому не помешала помощь психолога. Нет, лучше сразу психотерапевта. Может быть, у вас бы голова на место встала, – зло проговорил Карл, после чего повернулся и ушел в коридор за супругой, закрыв за собой дверь. Снэйкус вновь остался один.

Убирая в комнате, в которой они проводили очередную коуч-сессию, Снай думал о том, как внезапно кардинально поменялась его жизнь за это время. Как будто она стала немного светлее. Если бы только они не сидели там в соседней комнате, он бы не шастал по квартире, уж точно не искал бы себе занятия от скуки. Он давно ни с кем не общался. Почти три года он был в полном одиночестве. Выходит так, как и сказала Муля. Как будто он был маленьким ребенком и пытался привлечь к себе внимание. Вредничал. Может быть, это уже от старости? От одиночества.

Снай подумал о том, что у него когда-то тоже был страх одиночества, но он быстро закончился. Либо плавно перетек в то, что имеется сейчас. Он не боится остаться один. Ему все равно на остальных. Ему просто грустно и хочется немного пообщаться, найти себе занятие после стольких лет усердной работы. А он ищет мух в квартире и пытается отвлечь людей от важной работы…

Он внезапно вспомнил причину обращения Риммы к психологу и ему стало стыдно. Она потеряла ребенка. Сколько он всего услышал из их разговоров, и получается так, что ей было ужасно плохо после потери. Она сходила с ума. Карл тоже страдал, даже ушел с работы. Ему, одинокому старикашку Снэйкусу, было несложно понять молодых, которые в какой-то момент потеряли для себя что-то очень дорогое, просто он не мог это признать. Ему казалось, что они справятся, как и он в свое время. Но справился ли он – вот в чем был вопрос.

С этого дня Снэйкус решил уходить на время прихода психолога. Он старался не пересекаться с незнакомцем, а если и не выходило, то он просто кивал ему в знак приветствия, а тот немного улыбался, повторяя кивок, и они расходились. В какой-то момент Снай подумал о том, что, может быть, этот малый правда не имеет ничего плохого в сторону Риммы и Карла. Может быть, он и правда хороший парень, который пытается сделать добро другим людям. Но какая тогда у него выгода от них, если денег с них он не берет? Как эти двое могли позволить ему с себя ничего не брать? Казалось бы, они были воспитаны как нежадные и умные люди.

Так или иначе, Снай перестал лезть в их дела. В дождливую погоду он удалялся в комнату, в солнечную выходил гулять. Шел по бульвару, не глядя людям в глаза, и смотрел, насколько далеко может уйти. В какой-то момент даже спина перестала так сильно его беспокоить. Впервые за пару лет он, наконец-то, переборол себя. Он ходил через парк, наблюдая за тем, как резвятся в снегу детишки, как спорят о чем-то их родители, и вспоминал себя с Тио, пока Римма была маленькой. Они оба учились менять памперс, купать малышку. Какая ирония, сейчас у Робертио свой ребенок, а их «общий» уже давно вырос.

Посмотрев на время, которое указывали часы в парке, Снэйкус осознал, что уже прошло два часа с того момента, как пришел психолог, после чего свернул к дому. На обратном пути он шел как будто быстрее, руки и ноги уже подмерзли, хотелось прийти домой и выпить теплого кофе. Ноги вели к дому, но глаза обводили все вокруг. Взгляд остановился на любимом кондитерском магазине. Там продавали все для выпечки, для тортов, для кулинарии. Снэйкус безумно любил этот магазин, он словно был для него вторым убежищем. Снай пошел дальше, а сам вспомнил о том, как мог торчать в этом магазине до посинения, перебирая всевозможные приправы, рассыпчатый шоколад, вступая в диалог и споры с кассиром магазина. Он искренне скучал по своей работе, но больше не находил в себе сил пойти в другое место. Свое сердце он оставил на той. Свой талант тоже. Больше он не был никем, лишь бумажка об образовании осталась лежать где-то на полке.

В какой-то момент мужчина все-таки дошел до дома, аккуратно поднялся наверх по лестнице и вставил ключ в скважину. Он боялся, что психолог еще не ушел, больше всего на свете ему не хотелось с тем пересекаться. Тогда он осторожно зашел, закрыв за собой, и стал раздеваться. Дома было безумно тихо. На пороге он не обнаружил ни одной обуви, как будто все исчезли. Такое необычное явление было впервые в его доме за эти три недели. Пользуясь моментом, он прошел на кухню и поставил турку с кофе на плиту. Потягиваясь, он осмотрелся по сторонам. Теперь вся эта темнота казалась ему какой-то странной. Все это время, что здесь жили Римма и Карл, путались у него под ногами, в доме был какой-то уют. Вечно кто-нибудь забывал выключить свет или что-нибудь готовил, пусть и не самое вкусное. Было чувство наполненности в квартире. Сейчас он вновь чувствовал эту темную холодную пустоту.

Резкий дверной звонок его напугал. Кто-то трезвонил в дверь, и Снай поковылял ко входу, пытаясь додуматься, кто бы это мог быть. В конце концов, никого нет дома. Посмотрев в зрачок, он увидел того самого психолога и на секунду шарахнулся в сторону, побоявшись, что его узнают. «Неужто воришкой подрабатывает?» – думал он, а сердце его билось как у воробышка. Открыв глазок еще раз, он увидел прямо напротив своего глаза его глаз. Он пристально наблюдал за каждым его движением, чем очень напугал. Напротив раздался смех:

– Снэйкус, не переживайте. Я к ребятам, но, видимо, пораньше пришел. Со мной такое редко бывает.

– Их нет дома, – громко ответил басом Снай, боясь выдать еще что-нибудь.

– Я знаю, Карл мне говорил. Не бойтесь, я не обижу вас.

– Сдалось мне бояться тебя, ты же сосунок мелкий.

– Ну почему… сосунок… Зачем же вы меня так… – пробубнил он напротив с небольшой обидой, как показалось Снаю. – Можно мне к вам? У вас так вкусно кофе пахнет из квартиры… Тут немного холодно. Обещаю, я вас не укушу.

– А как докажешь? Откуда я знаю, что у тебя на уме?

– Давайте вам паспорт сфотографировать дам. Будет у вас мой паспорт, если что случится – подадите на меня в полицию. Бросьте, я же говорю, боитесь меня. Думаете, наверняка, что пришел такой, ограблением престарелых занимается. Если бы мне было что-то нужно, я бы давно уже что-нибудь украл.

– Ты меня что, престарелым что ли назвал сейчас? – Снэйкус нахмурился, а тот рассмеялся за дверью. Смех у него был чертовски заразительный. Правда, тот действительно выглядел замерзшим. Ерзал туда-сюда, пытался растереть свои плечи. Снэйкус перекрестился и открыл ему дверь, впустив внутрь.

– Спасибо большое… – тот, чуть не стуча зубами, ярко улыбнулся и закрыл за собой дверь. – Я у вас в долгу. Боже… – он замер с каким-то восхищением на лице, чем напугал мужчину. – Действительно кофе пахнет. Только вот… Такое ощущение, что у вас сгорело что-то…

– Господь Боже, у меня же…! – вскрикнул Снай, который вспомнил про кофе на плите. Пока незнакомец снимал с себя куртку, мужчина успел снять с конфорки турку и вытереть подгоревший кофе, который успел сбежать. «Вот нечего было в переглядки с этим „псЕхологом“ играть, идиота кусок…» – ругался он мысленно на себя, когда незнакомец показался в коридоре и они оба переглянулись. – Давай, чего стоишь на пороге, проходи. Реально замерз что ли?

– Не сильно. Немного, – тот сразу порозовел щеками, стоило ему очутиться в теплом доме. – Я уже успел подумать, что навечно останусь там, под дверью… Вот, – пока Снай разливал оставшийся кофе по чашкам, тот протянул ему в руки паспорт. Снэйкус неодобрительно взял его в руки и раскрыл, читая информацию. – Как и обещал.

– Данила Александрович. Тридцать пять лет, значит. Еще совсем сопляк.

– Ну почему же сопляк, вполне себе мужчина в самом расцвете сил, – тот широко улыбнулся, в этот раз Снэйкус даже заметил его белые зубы и невольно замер. – Сфотографируйте, чтобы вам было спокойнее. Ой, а это мне? Спасибо, – он мгновенно переключился на кофе, сделав глоток, после чего довольный, с пенкой на губах, кивнул. – Да, с тех пор не изменился вообще.

– С тех пор – это каких? – пока паспорт был в руках, Снэйкус решил сделать фото, пока незнакомец наслаждался напитком.

– С тех пор, когда мы впервые встретились с вами. Не помните?

– Не припоминаю, чтобы в моих кругах у кого-нибудь было настолько странное имя…

– А разве оно странное? – тот искренне удивился.

– «Данечка».

– А, я понял, на что вы намекаете. Меня так все исподтишка зовут. Ничего, я не обижаюсь. Мне даже немного нравится. Меня так мама звала всегда.

– А меня раздражает это имя. И ты меня тоже раздражаешь.

– Да? А мне показалось, я вам понравился, – тот с невозмутимым лицом отпил еще кофе, заставив Снэйкуса вновь злиться и скрежетать зубами. – Кто скрежещет зубами – у того есть вероятность наличия глистов.

– Так, хватит! Прекрати! – не сдержался и прикрикнул Снэйкус, обернувшись на парня, а тот с любопытством проследил за тем, как тот машет ситом над кофею. – Вы, психологи, вообще по идее должны облегчать жизнь других людей, а не усложнять. А ты мне все усложняешь. Ты явился в мой дом, разговариваешь с моей дочерью, пытаешься подшучивать надо мной. Это непрофессионально.

– Согласен. Мне кажется, если психолог в принципе смеется или испытывает какие-то эмоции, то это уже верх непрофессионализма. Вы так не думаете? – тот в очередной раз улыбнулся и вылил в себя остатки кофе. – Спасибо. Мне уже гораздо лучше. Я писал Карлу, они подъедут через пару минут. Честно, не знаю, почему они вдруг так резко решились на вызов, но для меня это честь. Мне нравятся эти ребята.

– Да ну их, беды только одни от этого Карла.

– Почему вы так считаете? Есть какая-то причина так полагать?

– Не суй нос не в свое дело… – пробурчал Снэйкус, но тот не сводил с него глаз. – Я так решил. За все это время, что они встречались. Я не знаю, могу ли ему доверять.

– Не буду вас переубеждать, но, мне кажется, вы просто слишком плохо друг друга знаете, а еще не пробовали поговорить.

– Мне с ним не о чем говорить.

– Всегда есть о чем. Например, о таких вещах, что связывали вас еще давно. Быть может, в них истина? Может быть, было что-то такое, что заставило вас так подумать о нем. Насколько я знаю, вы знаете его с самого рождения.

– Бо-оже, сколько у тебя обо мне информации? – Снэйкус нахмурил брови, но усмехнулся. Видно, язык у Кроу длинный. Может, хотя бы дочери нравится, кто их знает.

– Не так много, чтобы вы этого пугались. Лишь та, которая помогает мне найти источник проблемы в каких-либо ситуациях.

– Ага, это как тогда, когда ты сказал, что мы, ее родители, по сути можем быть источником ее страха. Чушь. Я растил ее в любви, хороших условиях.

– Но ведь дело не в любви и условиях. Какими бы они не были, важно обсуждать то, что у человека на сердце. Она могла хранить это в сердце. И не выпускать. В точности как вы делаете сейчас, – мужчина напротив серьезно кивнул, опираясь локтем на стол. – Я вижу, насколько вы разносторонний человек, сколько в вас скрытых желаний. Вы эмоциональны, но при этом не позволяете эмоциям выйти наружу. Постоянно контролируете себя в действиях. Какая этому причина? Семья? Разбитое сердце? Предательства?

– По линии на руке прочитал или что? – прищурил глаза Снэйкус и выпил немного кофе, а тот опять рассмеялся.

– Ну да, конечно, а как? Все остальные методики – бред. Хотите, на будущее вам погадаю?

– Смеешься?

– Конечно, смеюсь. Я таким не занимаюсь, – он опять посмеялся, после чего взял у собеседника свой документ и осмотрел его со всех сторон. – Ну а вы? Чем занимаетесь?

– Ворчу на детей, пью виски, гуляю по набережной.

– Как интересно. А готовите, как прежде? – тот даже как-то засиял, стоило ему что-то вспомнить, на что Снай с удивлением сглотнул и опустил нос.

– Откуда же ты все это знаешь?.. Нет, не готовлю. Ресторан закрыли.

– Как? Тот самый, на углу набережной?! – Даня забеспокоился. Кажется, он ожидал другого ответа. – Да быть не может…

– Все может быть. Да, закрыли. Теперь я не готовлю.

– А дома готовите?

– Нет. Дома тоже не готовлю. Не дави на больное, – мужчина посмотрел на Даню, который обеспокоенно смотрел на хозяина квартиры, после чего смутился. Слишком проницательным был взгляд его глаз. – А что, ты прежде был в том ресторане?

– Был. Мне очень повезло. Я заходил туда несколько раз. Жаль, что закрыли. Это было место, с которым меня очень много связывает…

– Меня тоже, если можно так сказать. Столько лет отдал той кухне… – Снэйкус пожал плечами, после чего взял поджег сигарету и закурил, выпуская дым в окно. Заметив следящий взгляд, он закатил глаза и протянул упаковку мужчине, на что тот мотнул головой.

– Раньше не курили.

– Все бывает впервые.

– Значит, что-то заставило начать курить. Стресс? Боль? – Даня поджал губы, после чего встал и протянул Снэйкусу руку, заставив его занервничать еще больше. – Даня. Данила Алкександрович. Будем знакомы.

– И снова здравствуйте, – Снэйкус с насмешкой посмеялся и, зажав зубами сигарету, двумя руками пожал немного холодную, но приятную на ощупь руку. – Ты решил мне втолкать свои услуги психолога?

– Я не представился в нашу первую встречу. Теперь будем знакомы.

В этот момент оба услышали скрежет замка. Молодежь вернулась. Даня еще раз улыбнулся, словно попрощался, после чего повернулся и пошел в коридор. Снай остался докуривать сигарету, рука его все еще сохранила тот холодок кожи Дани. Странное и забытое ощущение чьей-то руки в своей, холодное прикосновение, прямо как уличный дождь. Откуда только он знает ресторан? Откуда знает его, Снэйкуса? Неужели произошло что-то такое, что стерлось у старика из памяти?

Плач дочери привел отца в чувства. Он слышал ее голос, она всхлипывала в коридоре, и это его безумно напугало. Когда он прошел за Даней, то увидел ее, плачущую. Она обняла психолога, буквально повисла на его шее, а рядом стоял Карл, какой-то безумно поникший, весь в себе. Даня что-то шептал ей, потом Карлу, и пытался вести с ними беседу, но оба были какие-то не свои.

– Что произошло? – закуривая остатки тлеющей сигареты, Снай посмотрел на дочь. Она плакала навзрыд, роняя горькие слезы на пол. Словно маленькое дитя.

– Папуля… Это какое-то наказание…

– Что? Что такое, зайка? Что случилось?

– Энни беременна… Зои беременна… Они обе ждут ребенка… А у меня ничего не выходит… Пап… Я не знаю, что мне делать… Мне так плохо… – всхлипывала она, а Снай аккуратно отстранился и взглянул в глаза зятю, будто пытаясь удостовериться в том, что это правда. Тот кивнул и прикрыл глаза. Все встало на свои места. Мужчина сглотнул слюну, вдруг подумав о том, что Зои беременна. Значит, у них с Тио будет ребенок. Второй. У Тио опять будет ребенок от нее.

– Ай! – Снэйкус взвизгнул, получив небольшой ожог от испепелившейся сигареты. Та упала пеплом на пол, заставив его взглянуть вниз. Голова немного кружилась.

Вся та картина, что была у него сложена где-то внутри как пазл, внезапно начала распадаться. Кусок за кусочком. Он понял, что даже никакая психотерапия бы этого не спасла. Он был так сильно привязан к тому человеку, а теперь пожинал плоды за все прошедшие годы. Он должен был быть готов к тому, что все так закончится, но так и не подготовился. Теперь в груди словно была дыра размером с сердце, будто его вытащили и бросили, закопали, и его больше не вернуть. И никакие разговоры не помогут. Все кончено.

– Снэйкус, вы как? – его отвлек голос Дани, как будто он что-то понял. Он держал Римму, чтобы та не упала, а затем кивнул Карлу, что-то прошептал. Карл аккуратно помог Римме встать на ноги, придерживая ее, целуя ее в щеку. Снэйкус это видел. Он подумал о Робертио, которого так хотел бы сейчас поцеловать в щеку. Беременность Зои как будто поставила между ними границу. – Снэйкус? Вы здесь?

– Да, да… Здесь… Лучше бы меня здесь не было… – прошептал Снай и открыл ванную, чтобы намочить лицо холодной водой. Мгновенно лицу стало жарко и хотелось поскорее избавиться от этого ощущения. Хотелось плакать впервые за долгое время.

– Снэйкус, – грубой хваткой Даня ухватил его за кисть, но тот лишь удостоил его хмурым взглядом. Ослабив руку, мужчина отпустил Снэйкуса и кратко кивнул, в этот раз не улыбаясь. – Не делайте глупостей, хорошо? Я пойду к Римме. Вы можете прийти к нам, если будете себя лучше чувствовать. Если нужна будет помощь…

– Отвали. Не суй нос в чужие дела, – рявкнул ему в ответ Снэйкус и хлопнул дверью прямо перед носом. Больше всего на свете ему сейчас хотелось, чтобы тот исчез с порога его дома. Никаких лишних лиц. Слишком сильно хотелось скрыться и больше не вылезать.