Читать книгу Записки психотерапевта. Многообразие экзистенциального опытаобразие экзистенциального опыта - Наиль Рашидов - Страница 15

На Врангеле эскимос Омелькот подарил мне кухлянку. От чистого сердца, он просто снял ее с себя и протянул мне. Отказываться было нельзя, это был сакральный подарок, и принимающий мог догадываться о кармической природе такого дара, например предположить, что все только начинается.

Полярники меня предупреждали, что следует очень осторожно принимать дары от местных, были случаи, когда перед самым вертолетом на Большую землю они бежали вместе с пограничниками к трапу и заявляли, что такой-то за бутылку водки отобрал у него шкуру песца, и события, как можно догадаться, становились непредсказуемыми.

Но, зная Омелькота – душа нараспашку, – я не мог допустить подобного коварства и, рассыпаясь в благодарностях, принял щедрый подарок.

Кухлянка – это оленья шкура до колен мехом наружу, с рукавами и отверстием для головы, и если к ней добавить торбаза – сапоги из оленьей шкуры, – ты не замерзнешь в тундре.

Кухлянка издавала страшный, неведомый мускусный запах, она была большая и не помещалась в мой знаменитый польский рюкзак, пришлось завернуть ее в какие-то тряпки и положить под кровать, но Саша Михайлов взбунтовался: «Наиль, спать невозможно, ты положи ее около дома, никто не возьмет, заодно и проветрится». Так я и сделал. А утром мы улетали: вертолет, пограничники и сцены прощания.

Я вез кухлянку и позвонок кашалота. Этот позвонок я выкопал прямо из ягеля перед балком[2], в котором обитали биологи из ИБПС, его использовали в качестве скребка в снежные дни. «Но это же варварство, синтоизм учит почтению к неодушевленным предметам», – вскричал я и попросил лопату. «Да их здесь полно», – добродушно заметили биологи, но лопату дали.

Омелькот стоял возле вертолета – душа нараспашку, – но какая-то тревога не покидала меня. «Наверное, я успокоюсь только в вертолете», – подумал я, а тем временем начался досмотр. Кухлянка была проверена и вызвала усмешки пограничников, а вот позвонок их очень заинтересовал. Они стали его крутить и простукивать. Понимая наивность вопроса, я все же спросил: «А что вы хотите обнаружить?» – «Хороший вопрос, – ответил один их них, – именно обнаружить, а не найти. Сусуманское золото мы обнаруживаем даже в Кливленде». Это замечание было встречено другими военными с явным неодобрением. «Ты чего сегодня такой разговорчивый, Пинкертон?» – строго спросил другой, рангом повыше, но все же и он был непрост, заглянув в foramen occipitalis. Не обнаружив ничего подозрительного, он попросил меня взять бинт в медпункте и тщательно его забинтовать. О кухлянке никто и не вспоминал.

И вот я прилетел в Москву. Всегда после тяжелых перелетов давался день отгула, и в этот день, забрав кухлянку, я поехал в Химки, к родителям. Мама была заведующей бактериологической лабораторией большого госпиталя Минмонтажспецстроя на Планерной, и я попросил ее пропустить кухлянку через центрифугу, добавив туда каких-нибудь ароматизаторов. Через несколько дней я приехал на Планерную – кухлянка продолжала издавать удушливые запахи, исходящие от неведомых мне сил. Но обнаружилась и другая особенность кухлянки – трубчатый волос оленя стал осыпаться. Может быть, ее надо было смазывать нерпичьим жиром, но Омелькот тогда промолчал.

И тут неожиданно появился мой монгольский друг Давааням, он заканчивал Суриковское училище по специальности «монументальная живопись», и его кумирами были Диего Ривера, Ороско и Сикейрос. Увидев кухлянку, он не отрывал от нее взгляда. Его русский хромал, но я понял, что он будет использовать молотый красный кирпич как адсорбент, и запах исчезнет, но для этого он должен забрать кухлянку себе. «Через месяц привезу», – сказал он, прощаясь, но неожиданно развернулся и направился в сторону кухни, рядом с которой располагался туалет. «Ты куда?» – не очень деликатно поинтересовалась моя мама, ее святая простота предполагала прямые вопросы. «Тетя Роза, я хочу посмотреть, хорошо ли привязана моя лошадь». Этот ответ и сегодня является украшением многозначного контекста буддистской этики.

Он приехал через полгода. «Как кухлянка?» – спросил я осторожно. И тут Давааняма понесло, он стал сбивчиво рассказывать о маленькой и злой бабушке, которая съела кухлянку. «Бабушка съела кухлянку» – до этого не смог бы додуматься даже Гофман, такая бабушка могла бы съесть и его Песочного Человека. «Какая бабушка, откуда она появилась?» – спрашиваю его. «Она вот такая маленькая и очень злая. – И он показал мне это на пальцах, этот жест у нас принят при расставании, когда говорят: „Ну, давай на посошок!“ – И она летает», – добавил он. «У бабушки есть крылья?» – я был озадачен. «Да, – ответил он, – у нее матовые крылья». – «Именно матовые, может быть, маховые?» – «Нет, матовые».

Квантовое мышление всегда приходит на помощь в тупиковых ситуациях. Надо было выходить за пределы рамки.

«Давааням, бабушка – это букашка?» – спросил я его с последней надеждой. «Да, да! Это букашка, вот такая маленькая, и она летает!»

Так завершилась история кухлянки Омелькота.