Читать книгу Сказки о правде - Наталья Комлева - Страница 4

Мело, мело по всей земле, во все пределы… Да, всё-таки еще не отмерла эта функция мозга бывшего интеллигентного человека – вспоминать классику. Метель действительно жуткая, как у Пушкина в «Капитанской дочке» в начале – небо сливается с землей. В такую метель хорошо дома у печки сидеть. Пришвин говорил где-то, что зима самое лучшее время года, если есть тепло и хорошая лампа. Вот именно. Где их взять-то? Дом, лампа – всё чёрт-те где теперь – осколки разбитого вдребезги, как говорил еще какой-то классик. Хорошо какие-то разини дверь подвала на замок не заперли: греться можно, пока не спохватились и не выперли. Как легко потерять и как невозможно восстановить всё то, что кажется само собой разумеющимся: уют, еду, нормальное общение… Где ты, родной когда-то университет, кафедра, преподавание, экспедиции за народным фольклором? Теперь собирай фольклор в подворотнях – по старой привычке да пока еще личность не распалась.

Сегодня Сеня Жареный забавную байку рассказал – да и получилось всё прямо по рассказанному, хоть печатай. Легенды бомжей большого города…

Среди бомжей тоже есть иерархия: в самом низу – бутылочники, потом картонщики – собирают бумагу и картонные коробки, а за ними металлисты – элита, живут с металлического лома. Мы вот – бутылочники, выше пока не прыгнули. Но ничуть не печалимся, потому что ни у кого, кроме нас, нет Мифа… Вот Жареный сегодня его нам, новичкам, и поведал.

Якобы самое важное для бомжа занятие – сбор бутылок, и не потому, что деньги, – какие там деньги за стеклотару, – а потому, что есть среди всех бутылок такая Особая Бутылочка. Все бомжи именно ее ищут – ну, кто понимает, конечно, и кто про эту Особую Бутылочку знает. А знают многие, потому и собирается стеклотара в городе Екатеринбурге чисто и со старанием.

Бутылочка эта впрямь не простая – всю жизнь человеку изменить может. С виду – как другие бутылки, может, даже грязная или надколотая, а может, и только что оставленная, чистая. Главное, как она тебя встретит. Не ты ее, а она тебя, понимаешь? Не понимаешь? Ну вот смотри, идешь ты, к примеру, по Ленина или по Малышева, а может, и на Мельковскую или Техническую какую-нибудь тебя занесло – неважно. Идешь ты, бредешь себе, по сторонам со старанием смотришь, в мусорные урны заглядываешь – охотишься, стало быть. И вдруг как толкает тебя: глядь, а она лежит, понимаешь, непременно лежит, а не стоит – и горлышком на тебя смотрит. И тихонько так поворачивается – от ветра будто. Но не ветер это, ребята, нет, не он. Это Фортуна ее поворачивает к тебе – или там Рок какой-нибудь, не знаю. Погодите ржать-то, пользуйтесь, пока я хмельной и добрый – бывший интеллигент всё-таки, как вон Толик Доцент. Толян, слышь? Вот она повернулась к тебе и как поцеловала тебя вроде: горлышко сузилось и опять округлилось. Да, не бывает. Но у Маньки Обсевка было, мне ее напарница рассказывала. Да разве бы без того Манька в люди выбилась – из вокзальной в благородную б…, которая у почтамта работает? Ну вот…

Да, ржали мы, ржали, матерились весело и необидно на Жареного – а ведь случилось. Сегодня же и произошло.

Шел я, как Жареный и повествовал, по Технической – глядь, она! Лежит, и ветром ее ко мне повернуло. Тут то ли снежинка в глаз влетела, то ли слеза от ветра навернулась: горлышко-то сузилось на миг и разгладилось, круглое опять. Я стою и думаю: а ведь не сказал Жареный, что с ней делать-то надо. Брать ли ее, не брать ли? Пока думал, ветер дунул посильней, да и укатилась бутылочка по магазинной ступеньке вниз – бац! Была бутылочка – стали осколочки. Плюнул я да пошел. Фольклор он и есть фольклор.

В подвал просунулась коротко стриженная голова на крепкой шее, и человек, не прекращая жевать резинку, громко произнес:

– Готово! Попался, который кусался. Ну, выходи, что ли – бабло получишь. Не боись, больно не будет.

И угрожающе:

– Чо завис? Помочь?

Бомж осторожно вышел. Перед дверью стоял БМВ, сияя в свете недалекого фонаря. Стекла были тонированные. Стекло на миг приоткрылось, только чтобы пропустить короткое:

– Грузите!

Мгновенно бомж был окутан полиэтиленовой пленкой, развернут горизонтально и затолкан в просторный багажник. Мужик и охнуть не успел, как на него медведь насел, как писал дедушка Крылов.

По зимней дороге мчали не то чтобы тряско, но и нежности особой не ощущалось. Постепенно кости стали ныть, лежать было неудобно.

Наконец остановка, шаги, голоса. Багажник открылся, молча и споро произошла выгрузка, занос по ступеням, переноска и окончательная вертикальная установка и распаковка груза в помещении.

Бомж молча озирался. Видно, говорить с ним не собирались, во всяком случае, пока. Ловко содрали одежду, некто молчаливый бегло произвел врачебный осмотр, кивнул головой. Водные процедуры, бритье, стрижка, маникюр, переодевание – всё молча. Ни бомж не спрашивал, ни ему не объясняли.

Повели. Вошли в просторный кабинет, где не за столом, как хозяин, а в кресле в свободной позе сидел красивый молодой мужик в дорогой одежде. Жестом велел оставить наедине.

– Ну что… Тебе без разницы, кто, да что, да зачем. Пытать будут – больше искренности в отказе в информации. Шучу. Жить будешь здесь в усадьбе во флигеле, у тебя будут горничная, кухарка, камердинер. Охрана, само собой, так что гулять без разрешения не будешь – и я бы тебе вообще этого не советовал пока. К бабам не приставать – расстрел без предупреждения, и это уже не шутки. Если сильно надо, обратись к охране – приведут. Хотя не думаю, что тебе дополнительно понадобится. Задача твоя – привыкать к цивилизации. Но недолго, времени на раскачку нет. Да ты, кажется, и не успел сильно отвыкнуть. По моим сведениям, бомжуешь относительно недавно, облик человеческий потерять не успел. Да-да-да, у нас своя служба информации, биографию твою в общих чертах знаем, а детали нам не нужны. Я начальник службы безопасности, Сергей Анатольевич. Но куратором твоим буду не я, познакомишься позже. Имена остальных тебе знать необязательно, но не возбраняется. Вот так. Выполняй вводную: отсыпайся, отъедайся, отмывайся. Немного кое-чему поучиться придется, но тебе это нетрудно: ты ведь, кажется, бывший слуга науки? Затем тебе поставят другую вводную. По ее выполнении – оставим жизнь. Это и будет твоя зарплата. Повышение платы предусмотрено при качественном исполнении заказа.

Пауза. Внимательный взгляд. Затем начальник охраны встал и, не прощаясь, вышел.

Бомжа отвели во флигель в углу обширного двора. Флигель был двухэтажный. Внизу – служебные помещения, вверху – жилые комнаты: спальня, гостиная, столовая. Из окон видны были просторные поля да кромка зимнего леса.

Ну что же, вводная необременительная. Пока.

Куратора звали Павлом. Он пришел с утра, за завтраком познакомил с плотным расписанием дня. Бомжа называл по имени-отчеству, Анатолием Николаевичем. Тому на сегодня предписывалось заняться в нижнем этаже легким бодибилдингом (предупредил, что постепенно интенсивность будет нарастать), затем душ, массаж. После спортивных занятий – умственная работа: занятия английским языком. Тут курс интенсивный, так называемое погружение. Задача – свободно говорить через месяц. Трудно, но ведь и приз хороший – жизнь. Говорилось всё серьезно, без иронии и подковырок. Собственно, Анатолий Николаевич, Вы ведь учили английский? Ну, чудненько, чудненько. Даже спецанглийская школа? И в институте еще? Совсем замечательно, так-так. После английского обед, после обеда – уроки танцев и этикета. На ночь, до ужина – немного истории. Разной. И современной тоже. Ну, и ночью тоже иногда вас будут обучать. Догадываетесь, чему? Кто будет учить? Ну, Анатолий Николаевич, зачем же лишние вопросы. Специалисты, поверьте. А остальное – лишняя для Вас информация. Вот и умница, что других вопросов нет. Что надо и когда надо – Вам скажут. Ну, если допили-доели – в путь.

К концу месяца на Анатолия из зеркала смотрел подтянутый стройный блондин с упругим телом, с грустным, но спокойным взглядом. Гладкая кожа, безупречная стрижка, хороший маникюр, классический стиль в одежде, подчеркивающий мужественность.

Интересно, к чему направлена такая предпродажная подготовка?

Варианты приходили на ум разные.

Такой, например: вариант мистера Икс. Некто богатый и влиятельный влюблен в жестокую красавицу, которая предпочла незначительного, по меркам Богача, соперника. Богач находит самый что ни на есть отброс общества, делает его калифом на час, тот влюбляет в себя Красавицу (для того и ночные экзерсисы) – а затем следует эффектное разоблачение, жуткое унижение неразборчивой красотки, страсти-мордасти. Молодка, видать, не из простых, требуется и лоск в обхождении, и знание языка.

С другой стороны, зачем английский в совершенстве? Нешто она аглицкая леди или, может, миллионерша американская? Так ведь оксфордский английский проходим – не для американцев с их просторечным бульканьем и фырканьем.

Может, вариант номер два: забросят, как Джеймса Бонда, в заграничное государство и велят выведать банковские секреты соперника, только уже делового?

Скорее всего, будет вариант номер три – совмещенный: разведать нечто за границей с помощью обольщения: «Мистер Бонд. Икс Бонд».

И кто он, хозяин неведомый?

Тут вспомнились литературные упражнения юности, когда для удовольствия пописывал безделушки – багатели, если по-иностранному. Был там такой багатель – про чёрта. А багатели эти писались отчасти для забавы не только своей собственной, но и приятеля по фамилии Михалёв.

Такой был багатель.

Послали раз Михалёва к чёрту.

Пошел он, а по дороге думает: интересно, какой такой чёрт из себя?

Наверное, серьезный, деловой мужик, в костюме-тройке и при галстуке в кресле сидит и перед ним – пять телефонов и все разные И секретарша чик-чик каблучками – чай носит, а он не пьет, говорит, какой чай – дела государственной важности, отлагательства не терпят! И в передовой статье в газетке фломастером чирк-чирк!

Или он на старичка больше похож? Давно уж, давно люди с ним дружбу водят, замучили, поди, совсем, выжали: старенький, седенький, из носика течет, глазки мокрые, шарфик кой-какой на шейке намотан… И но-шпу с валидолом попеременно мусолит.

Нет, думает умница Михалёв. Чёрт, как и положено по незыблемым законам диалектики, конечно, совсем другое обличье имеет, неожиданное. Какого и представить нельзя.

Так и оказалось.

Багатели багателями, а действительно интересно, кто именно и какую работу предложит за такую своеобразную плату. Впрочем, всё в своё время разъяснится.

И время наступило.

К концу короткого зимнего дня заглянул Сергей Анатольевич. Бегло, но с профессиональной цепкостью осмотрел вверенный объект, что-то тихо сказал Павлу и удалился.

Павел лично осмотрел внешность жильца флигеля, поправил манжету, обратил внимание на ногти, ботинки, потрогал стрелки на брюках, проверил наличие чистого платка. Повел в гостиную, велел сесть в кресло, предупредил, что при появлении Хозяина надо подняться. На что объект разрешил себе реплику: «Учили».

Странно, что не к Хозяину повели, а тот сам пожаловал. Тоже что-то значит: деталь их замысла или просто Главный дом пачкать не хотят посещением бомжа, хоть и отмытого?

Дверь распахнулась неожиданно и бесшумно: ни скрипящих под статуей Командора ступеней, ни тяжело-звонкого скаканья Всадника Медного.

Вошел персонаж действительно неожиданный – с первого взгляда показалось, не ряженый ли?

Густая борода, как бы даже и запущенная, но стрижка короткая. Не священник. Тогда зачем борода? Для эпатажу? Приклеенная, чтоб не опознали? Глаза властные, умные, яркие какие-то, тёмные. Сам тоже брюнет – с проседью. Туловище крупное, мощное. Руки лопатой. Без колец. Часы простые, хотя и недешёвые. Но холёный – это уж как полагается. Слишком холёный для офицера ФСБ. Видимо, эта организация тут не играет или играет не напрямую.

Кресло под Хозяином чуть скрипнуло.

– Ну что ж, – сказал он. – Поговорим.