Читать книгу Сказки о правде - Наталья Комлева - Страница 7

Демидовские владения в Невьянске быстро стали раскольничьим заповедником. Раскольники с озера Выг, из Беломорья, были хорошими металлургами, людьми очень работящими, а наипаче неболтливыми и исключительно надёжными. Известно, что тех из них, кто попадал в Тайную канцелярию и Тобольскую консисторию, никакие пытки не могли заставить предать Хозяина, секреты его выболтать.

Секретов же у Демидова было много. И основной – тайная, тщательно скрываемая от государства выплавка золота и серебра на Невьянских заводах, в столице демидовской горной империи. По неписаным законам того лихого российского времени почти любое доходное дело отбиралось от частного хозяина в казну. Отобрать предприятие могли и за обратное: нерадивое ведение дел. Расширение же горного предпринимательства, распространение его на новые территории и вовсе невозможно было без разрешения начальства, а потому неизбежно требовало тучных барашков в бумажках. Но Пётр мздоимство пресекал, причём наказывалось и взяткодательство. Впрочем, богатые подарки Демидова Екатерине I, родившей сына, император взяткой не посчитал. А подарил Никита Демидович ни много ни мало несколько килограммов золотых изделий, якобы найденных в сибирских языческих курганах – «могильное золото». Были для того у Никиты свои бугровщики – люди, специализировавшиеся на поисках и раскопках «бугров», как тогда назывались курганы. А может, и для того старались бугровщики, чтобы после по образцу могильного золота невьянские умельцы такие же чаши да пояса с бляхами изготавливали? И не только пояса с чашами были в буграх. Бывало, находили целые листы золота, на которых лежали скелеты людей и лошадей, истлевшая одежда покойников бывала сплошь заложена листовым тонким золотом. А раз нашли даже золотые искусной работы шахматы. Или, может, не нашли, а сделали… Кто ж его, золото, разберёт, могильное ли оно, нет ли – не гниёт оно, не старится. То же и с серебром, только чистить его надо. К тому же, если царская казна мало рублёвиков начеканила, не хватало на что-нибудь Демидову – свои чеканы в невьянских подземельях имелись, и серебра своего довольно было, недаром Никита укланял императора отдать ему добычу этого металла на Алтае. Наличие же золота в Уральских горах скрывалось от казны всемерно. Рабочий Алексей Фёдоров, найдя самородок и сдуру желая получить награду от демидовского управляющего, немедля в кандалах посажен был в подземелья невьянские, откуда только спустя 32 года совсем слепым вышел.

Подземелья в Невьянске были повсюду, даже по дну пруда шёл кирпичный тайный ход. И в тех обширных ходах и подземных обиталищах была у Никиты и церковь раскольничья, и школа, и целый раскольничий монастырь. А вокруг города располагались раскольничьи скиты – тоже подземные. Часто были они просто колодцем – вертикальным или наклонным, от которого расходились два-три коротких подземных рукава-келейки. Потому такая тайность соблюдалась, что царь Пётр преследовал раскольников нещадно, только за хранение старопечатных книг можно было живота лишиться.

Никита Демидов и сам был мастер, и всякого рода умельцев ценил, к себе завлекал, у казны выклянчивал, а иной раз и просто крал.

Зная за ним эти особенности, казна нередко проверяльщиков к нему посылала. Но у Никиты такие связи в верхах были, начиная с адмирала Апраксина и заканчивая губернатором Сибири князем Матвеем Гагариным, что ничего ему не было страшно, никакие ревизии. Он обо всех их заранее знал.

Раз как-то приехал незваный петербургский гость к Никите на Невьянский завод с ревизией. Мужчина видный, а притом образован гораздо и главное – неподкупен. Науками увлекался, особливо к археологии, сиречь познанию древностей, пристрастие имел. Как не быть древностям на Урале! Для гостя какую-то окаменелую козявку разыскали, водили на раскоп смотреть. Притом предупредили, что козявки те окаменелые отменно вредны для человека, в доказательство чего вокабулу старинную предъявили. А дабы вредность той козявки изничтожить, вокабула предписывала её в золотой полости держать, зане чистота и сияние золота превозмочь любые зловредные излияния может. Для сбережения здоровья и для размещения козявки ревизору петербургскому и поднесли чашу золотую старинную. Гость вокабулой отменно увлёкся, оттащить не могли. Даже с проверками не ретив был. Пришлось Никите ту книжную редкость от сердца оторвать и гостю в дар поднести. Гость поломался немного, но взял: для науки, не для себя. В Кунсткамеру вознамерился передать. И козявку окаменелую с чашей золотой также. Ну и для супруги, чтоб только показать, браслет могильного золота увёз, тоже в Кунсткамеру хотел после представить. Отчёт о ревизии, конечно, в Берг-коллегию написал. Да вот что любопытно: пропал тот отчёт вскорости, и только после, уж много лет прошло, как вздумали старинную печь в коллегии перекладывать, этот отчёт нашли. Заложен был дровами и дрязгом, иные страницы в сём отчёте изорваны, а иные и вовсе вырваны.

Вот и теперь гостил у Демидыча ревизор петербургский. Давний знакомый – Андрей Беэр. Этот подношениями не гнушался, для чего ему не только редкостное могильное золото предоставлено было, но и немалое количество серебряных царских рублей. С вечера ему кошели с деньгами и золотое блюдо отнесли в горенку, а наутро – беда! Исхитили тати неведомые то блюдо золотое.

Хмур, нерадостен был с утра Никита Демидыч. Приказчика невьянского призвал к себе, Ивана Карпова, а как тот появился, приказал ему:

– Сыщи мне братьев Семёновых, кто из них тут есть. Да чтоб в тайности всё было. Сам пойдёшь. Да немедля. Бабку Катерину ещё позовёшь. Отсюда иди, в доме гости у тебя не вовремя.

Пробираясь подземным ходом, Иван Михайлович решил, что к бабке ему надобно сперва, потому ближе. Люк выхода скрывался в дровяном сарае, сарай же помещался таким образом, что с улицы была видна только крыша, и к домику пройти было укромно. Уральские дворы крытые, заборы плотные, высокие, все службы: сарай, банька, конюшня и прочее от постороннего взора загорожены. Приметил, что ворота у бабки засовом накрепко заложены, стало быть, чужих нет. Однако в сени вошёл сторожко, у двери прислушался. Мужской голос. Это кто ж ещё? Тихонько вынул затычку из бревна возле дверного косяка, посмотрел. Э, да вот он, старший из братьев Семёновых, Гаврила.

А братья те у Демидова на особом счету были. Гаврила был известный раскольничий златоуст, вроде старшины старообрядческой общины. Многие тайны демидовские знал, многим доверием Никиты был облечён. Братья же Терентий и Никифор употреблялись Гаврилой для исполнения самых секретных поручений: и кровь в них одна, и вера.

Заложив смотровое отверстие, Иван Михайлович постучал условным стуком и вошёл. Оказалось, совет у Гаврилы с бабкой Катериной – сами, по своему почину дознание ведут. Вкратце и с Карповым поделились.

– Ведомо тебе, Иван Михайлович, – рассказал Гаврила, – что к особым гостям Хозяйка Медной горы своих ящерок по ночам посылает. Днём, значит, Хозяин с гостями дело имеет, ночью – Хозяйка. Вот и вчера ящерка у петербургского ревизора была. Но божится Хозяйка, что никакого блюда золотого та девушка взять не могла. Хозяйка ведь их и провожает к гостям, и встречает потом. Не было блюда. А гость Хозяину сказывал, – вот ведь что приключилось-то, Иван Михайлович, – что и вторая ящерка ночью к нему забегала. Да таково-то горячо она с ним обошлась, что, сказывает, такого с ним ещё не бывало. А Хозяйка говорит, что второй ящерки не посылала она. Да и не в заводе это у них.

– Не Кушкин ли это шалит? – предположила Катерина.

– Да нет, – поморщился Иван Михайлович, – где ему? Он всё налётом да угоном – не его это дело тихой-то сапой действовать. Да и не ведомо ему про ящерок. А вы вот что – к Хозяину скорей ступайте, да велено тебе, Гаврила, и братьев привести, кто тут есть. Никифор? Ну, вот его и веди. Да побыстрее, и так мы тут заболтались.