Читать книгу Вельяминовы. Время бури. Часть третья. Том пятый - Нелли Шульман - Страница 6

На промороженной стене чайной, в клубах папиросного дыма, виднелся яркий плакат. Хорошенькая дама, в меховом пальто и шапочке, при ридикюле, улыбаясь, опускала бюллетень в обтянутую кумачом урну для голосования. Представительный молодой человек, в пальто с каракулевым воротником, тоже с бюллетенем, ласково следил за ней: «Женщина в СССР имеет равные права с мужчиной», – сообщал плакат. Рядом, рассерженный гвоздь выцарапал короткую надпись, из нескольких слов:

– Валька, кем бы она ни была, сильно насолила автору… – два года назад, пробираясь из Москвы в Прибалтику, Питер стал хорошо разбирать русский мат. Он устроился в темном углу, вдалеке от прилавка:

– Мы с Джоном в похожие заведения заходили, но зима тогда не была такой холодной. Впрочем, в этих краях всегда морозы… – чайную отапливало несколько чугунных буржуек. У посетителей, все равно, вырывался пар изо рта. Буфетчица, в натянутом поверх меховой безрукавки, засаленном халате, кричала через низкий, пропахший «Беломором» зал:

– Дверь закрывайте, кому сказала…

Скрипящая дверь впускала в чайную порывы метели. Непогода продержалась все выходные, что Питеру было только на руку. Седьмого ноября он успел оказаться за оградой базы до объявления общей тревоги. У него при себе была провизия, заправленная бензином зажигалка и даже фляга с кофе:

– Более того, я шел по компасу. Я хорошо помню карту, со времен подготовки десанта… – в первый день он не останавливался, пока не сделал почти десять миль, на северо-запад. Питер рассудил, что, в первую очередь, его начнут искать на востоке, у пролива:

– Они решат, что меня либо подберет еще одна лодка, либо я пойду к рыбакам… – он не стал отклоняться слишком далеко на север, где лежал военный порт, Советская Гавань, и новый морской порт, Ванино.

В тех краях властвовало МГБ. Из Ванина на Колыму отправляли тюремные рейсы, с новыми заключенными. На недавно выстроенную зэка железнодорожную станцию, из Хабаровска, беспрерывно гнали эшелоны, набитые осужденными людьми. В Шотландии, на полигоне, Питер читал сведения о лагерях, полученные из Москвы, от Журавля:

– Ванино, вотчина МГБ, а в Советской Гавани стоит тихоокеанский флот русских. Но место, где я был, совсем секретное, его нет ни на одной карте. До Советской Гавани здесь миль тридцать. Русские держат на базе подводные лодки, особого назначения…

До Де-Кастри оставалось примерно сто миль, но Питер понимал, что с одной финкой, и без лыж, он туда не дойдет. Он надеялся отыскать в тайге заброшенную охотничью сторожку, и найти лыжи, но все три дня ему пришлось ночевать в лесу, под наломанными ветвями елей:

– Хотя костер я разводил, и даже воду кое-как кипятил, во фляге…

Он взял стопку водки, уху, со ржаным хлебом и горячий чай, с блинами. Сахар подавали серый, кусковой, чай пах соломой, но уха оказалась отменной, наваристой:

– Здесь рыбу хоть руками можно ловить, я миновал несколько речек… – усмехнулся Питер, – впрочем, у меня хватило провизии от доктора. Он даже яблоки сунул в саквояж… – последнее, мерзлое яблоко Питер съел утром, подходя к окраине поселка, в непроницаемой метели. Сквозь свист ветра он услышал тоненький, далекий звук паровозного гудка, повеяло гарью:

– Тумнин, станция на линии из Ванино в Комсомольск-на Амуре. По этим путям везут зэка…

Судя по лицам посетителей чайной, Питер оказался именно в такой компании. Хмурые, заросшие бородами мужики, в ватниках, тулупах и валенках, молча, тянули чай или разливали водку. Уху подавали в щербатых тарелках, блины пекли из дешевой муки, скудно смазывая маргарином:

– И хлеб отдает лебедой, несмотря на то, что место коммерческое и карточки не принимает… – на это указывало рукописное, с ошибками, объявление над стойкой, рядом с вазочкой, куда насыпали простую карамель. Питер искоса взглянул на календарь:

– Одиннадцатое ноября, вторник. Вообще надо убираться восвояси, пока сюда не заявилось МГБ, в поисках меня… – он опасался идти на станцию в Тумнине, не желая нарваться на проверку документов, но ничего другого не оставалось. Питеру нужны были деньги.

Милиционер, дежуривший в заплеванном зале, смерил его скучающим взглядом. На окраине поселка Питер избавился от саквояжа, рассовав по карманам флягу, нож и папиросы с зажигалкой. С деньгами ему повезло. Толкаясь у крохотного окошечка кассы, осажденного народом, Питер ловко вытащил из кармана высокого мужика, загораживающего от него расписание, несколько мятых купюр. Денег оказалось немного, но на обед и пачку «Беломора» хватило:

– Надо придумать что-то с документами, – напомнил себе Питер, – дизель идет в Комсомольск-на-Амуре, большой город. Оттуда поезда отправляются в Хабаровск, где, тем более, нельзя показываться без паспорта. Без бумажки, ты букашка, как говорят русские. Надо найти какого-нибудь шофера, попроситься в кабину. Здесь есть автомобильная дорога, хоть и разбитая вдребезги. Но сейчас зима. Мы, хотя бы, не завязнем в грязи… – шоссе тоже вело в Комсомольск-на-Амуре:

– Я не покойный Волк. Он бы нашел знакомцев, или подельников, о нем бы позаботились. Я говорю с акцентом. Уголовники могут подумать, что я из Прибалтики, что я бежал из лагерей. Какой им резон мне помогать… – на него повеяло свежим, таежным запахом хвои и снега.

Подняв глаза, Питер встретился взглядом с заросшим до глаз, полуседой бородой, пожилым мужиком, в старом тулупе:

– Свободно здесь… – посетитель держал деревянный, плохо оструганный поднос, с алюминиевым чайником и пустым стаканом:

– Даже сахар не взял, – подумал Питер, – кажется, у него с деньгами еще хуже, чем у меня… – он вежливо поднялся:

– Пожалуйста… – Питер постарался произнести слово без акцента. Недоверчиво посмотрев на него, мужик опустился на лавку. Расстегнув тулуп, налив чаю, он что-то пробормотал, себе под нос. Питер заметил у него на шее, под ватником, бечевку:

– Крест он, что ли, носит? Ерунда, здесь не Украина, не Прибалтика, здесь нет верующих… – он подвинул соседу грубое блюдце, с кусками сахара:

– Приятного аппетита, угощайтесь, пожалуйста… – мужик, шумно, хлебал из блюдечка чай:

– Оттаяло нутро, – наконец, сказал он, – сахар казенный ты сам ешь, мил человек… – пошарив за пазухой, мужик извлек сверток, в холщовом платке:

– Соты не замерзли, – он развернул тряпицу, – домашний мед, таежный. Пирогами угощайся, хозяйка моя вчерашним днем пекла. С рыбой, с капустой, с черемухой… – серые глаза, внимательно, оглядели Питера: «Звать-то тебя, как?».

– Петр Михайлович… – в пироге оказался соленый, вкусный лосось. Питер протянул соседу руку:

– Будем знакомы. Может быть, взять еще… – он кивнул на стопку, – ради встречи… – мужик покачал головой:

– Не пью я, мил человек. Иваном Григорьевичем меня зовут, Князев по фамилии… – он поскреб в бороде, – давай-ка мы еще чайничек закажем, с медком и пирогами. Там, глядишь, и метель стихнет, к вечеру… – дожевав ржаной пирог, Питер кивнул: «Хорошо».