Читать книгу Вельяминовы. Время бури. Часть третья. Том седьмой - Нелли Шульман - Страница 6

Присев на корточки, Ева прилипла носом к дверце духовки:

– Тетя Дебора, можно посмотреть, как коржи поднимаются… – деревянная ложка стучала о миску. Дебора сбивала шоколадный крем. Торт они делали немолочным, на кошерном маргарине и горьком шоколаде. Дебора загнула пальцы, на свободной руке:

– Тосты с печеночным паштетом, бифштекс, с жареной картошкой и зеленым горошком, и торт. До исхода праздника никто не проголодается… – детей не обязывали поститься, но и Аарон и Ева намеревались соблюсти заповедь. На всякий случай, Дебора купила ароматных яблок, собранных в Нью-Джерси и калифорнийского изюма:

– Надо взять пакетик в синагогу, – напомнила себе женщина, – Меир видел там фонтанчик с питьевой водой. В городе устроили эрув, можно носить вещи без ограничения… – в шабат и праздники соблюдающие евреи не могли даже положить в карман ключи от дома. Связку прилаживали лентой к поясу на одежде, но на Манхэттене, острове, ограничения не действовали. Справившись у хозяина пансиона, мистер Блюм узнал, что в Хобокене есть эрув. Дебора обрадовалась:

– Отлично. Можно не думать, куда деть ключи… – в День Искупления стойка портье не работала. Дебора облизала палец:

– Милая, торт бисквитный. Если открыть дверцу, то коржи опадут… – из сада раздавался стук футбольного мяча и лай Ринчена. Подскочив к столу, Ева тоже сунула палец в миску:

– Очень вкусно. Тетя Дебора, а когда мы вернемся домой, то есть к Центральному Парку… – девочка замялась:

– Вы не волнуйтесь, я с Ринченом сама буду гулять. Я аккуратная, я хорошо убираюсь. Ребецин меня всегда хвалила… – обняв девочку, Дебора поцеловала темные волосы, над высоким лбом:

– Она заплетает косы, но локоны у нее всегда немного всклокочены, как у Меира. У нее тоже торчат уши, и глаза у нее отцовские. Только она станет высокой, даже сейчас видно. Ростом она пошла в Тессу… – со времени приезда в Хобокен Ева разгуливала в летнем, хлопковом платье:

– На Йом-Кипур принято надевать светлое, – резонно заметила девочка, – и нельзя носить кожаную обувь. Видите, у меня тапочки парусиновые… – она вытянула ноги, – то есть кеды… – кроме конверсов, Ева носила курточку, из потрепанной, джинсовой ткани:

– Вещь из пожертвований, – объяснила девочка, – в хасидских семьях джинсы не приняты, ребецин отдала куртку мне. Сумку тоже я от нее получила… – Ева таскала исцарапанный портфельчик, на длинном ремне. С похожими ходили студенты Деборы:

– Все вместе смотрится очень красиво… – подумала Дебора, – у Евы отличный вкус. Она вообще будет хорошенькой девушкой… – Дебора взглянула на золотые часики:

– Доставай коржи, милая. Вовсе я не волнуюсь, а убирать мы будем все вместе. Твой покойный дедушка Хаим рассказывал, что они всегда ухаживали за квартирой вместе… – из духовки веяло жаром. Дебора водрузила формы на подоконник:

– Пусть остынут. Вернемся, конечно… – она привлекла к себе Еву, – думаю, сразу после Суккота. Хозяин обещал, что в пансионе построят шалаш. Беги, – она подтолкнула девочку, – поиграй с папой и Аароном. Я тебя позову собирать торт… – выпечку Дебора хотела посыпать грецкими орехами. Конверсы простучали по ступенькам крыльца, девочка закричала:

– Я на ворота! Чур, я на ворота! Папа, пробей мне пенальти… – Меир учил детей играть в европейский футбол и бейсбол. Налив кофе, Дебора зажгла сигарету. Она дымила в приоткрытую форточку, разглядывая заросли кустов, вдоль ограды пансиона. На еще зеленой траве блестели под солнцем золотистые, палые листья кленов:

– Правильно Меир сказал, место тихое, нас никто не найдет. Впрочем, нас и некому искать. Вряд ли Мэтью, или этот Кепка, рискнут пойти в ФБР… – Дебора дернула углом рта, – их, наверное, после вчерашнего и след простыл… – услышав о появлении Мэтью в Нью-Йорке, муж хмыкнул:

– Все, как я и предполагал. Он хотел забрать тебя с собой. Можно было бы притвориться, что ты рада его видеть, узнать о его планах… – глаза Деборы потемнели:

– Я бы не сумела, милый… – почти неслышно отозвалась она, – я тебе рассказывала, о ночи, когда у меня начались преждевременные роды. Мэтью бросил меня одну, в луже крови, я еле добралась до телефона… – Меир поцеловал ее длинные, смуглые пальцы, один за одним:

– Прости, пожалуйста. В любом случае, я сегодня посижу, составлю доклад для Дикого Билла, и позвоню ему, после исхода праздника. Если Даллес и Гувер поверят нашим данным, о Мэтью, то ни его, ни Кепку, не выпустят из страны… – Меир взглянул на небоскребы, на другой стороне Гудзона:

– Но пока искать их бесполезно, в Нью-Йорке живут миллионы человек. ФБР выписало ордер на мой арест, а я спокойно прятался в Бруклине… – рукописный доклад, фальшивки, якобы присланные Аароном и выкладки ЭНИАКа Меир уложил в одну папку:

– Все готово, осталось только пойти к Дикому Биллу и все доказать… – на крыльце послышались шаги, – на войне Меир спасал Донована. И он говорит, что Донован поверил миссис Анне, на встрече в столице. Господи, и когда только все закончится, – тоскливо подумала Дебора. Крепкие руки обняли ее за плечи, Меир шепнул:

– Скоро. Ты вслух говорила, любовь моя… – забрав у нее кофе, муж отхлебнул из чашки, – я обещаю, что скоро все успокоится. Мэтью найдут и арестуют, а мы вернемся домой… – он целовал гладкую, шею, в скромном вырезе кашемирового свитера:

– Не волнуйся, я прошу тебя. Вообще… – весело добавил он, – пахнет очень вкусно. Но шансов на кусочек торта у меня нет… – Дебора помотала головой:

– Выпечка на вечер. Но вы проголодались, на свежем воздухе. Я сделаю сэндвичи, перекусите… – она потушила сигарету, Меир прислушался:

– Аарон лупит по воротам, пытается пробить стойкую оборону Евы. Давай их позовем, мы тебе поможем, с полдником… – апсо звонко лаял. Меир не сразу расслышал шорох шин, из-за ограды:

– Наверное, скорая помощь, – подумал он, – вокруг частные дома. Кому-то стало плохо. Они включили мигалку, то есть несколько мигалок… – синие лучи упали на засыпанную гравием площадку перед входом. Меир замер:

– Дети на заднем дворе. Ева кинула сумку на крыльце. У нее есть мелочь, осталась с Кони-Айленда…

Дебора вцепилась похолодевшими пальцами в подоконник:

– Три полицейские машины, и три форда, с затемненными стеклами. Но как они узнали, что мы в Хобокене… – дверь номера затрещала. Громкий голос, с порога велел:

– Не двигаться, руки за голову, оружие бросить на пол… – Меир вспомнил:

– Папка для Донована в гостиной. Кепка за нами следил, без сомнений. Он позвонил в ФБР, анонимно. У нас есть право связаться с адвокатом, я наберу номер Дикого Билла… – Дебора, медленно, словно во сне, закинула руки за черноволосую, покрытую береткой голову:

– Дети, Меир, что будет с детьми… – он даже не услышал, а уловил телом ее шепот:

– Они доберутся до Истерн Парквей, ребе их приютит… – одними губами сказал Меир, – и вызовет кого-то, из Лондона… – в шею Меира уперся ствол пистолета:

– Вы тоже, мистер Блюм, то есть мистер Горовиц, – сказал довольно любезный голос, – поднимите руки вверх… – вздохнув, Меир подчинился.

Медные монетки зазвенели на фаянсовом блюдце, прикрученном к барьеру кассы.

Под сводчатым потолком центрального пассажирского терминала Хобокена, метались птицы. Массивные люстры еще не включали. Солнечная дорожка освещала скамьи, блестящие отполированным за полвека деревом, газетные лотки, тележки, где продавали хот-доги и разливали кофе.

Табло в зале висело несколько. Отсюда уходили паромы в Нью-Йорк, корабли, вверх по Гудзону, поезда железной дороги и автобусы, развозившие пассажиров по штату Нью-Джерси. Хрипел динамик: «Трентон… Пятая платформа, отправление…». Из открытых дверей вокзальной закусочной по залу разливался залихватский голос Дины Шор:

– East is east and West is west, and a wrong one I have chosen…

Очередь к кассам, отмеченным вывесками матового стекла, огораживали деревянные барьеры:

– Два детских билета на паром до Четырнадцатой Улицы… – требовательно протараторил звонкий голосок. Кассиру пришлось приподняться, чтобы рассмотреть покупательницу. Темноволосая девчонка вздернула обсыпанный летними веснушками носик. Сзади маячил парень, по виду, ее брат, в джинсах, бейсбольной кепке «Янкиз» и такой же куртке:

– Они вроде двойняшки… – кассир сгреб мелочь, – и собака при них… – мальчик держал на поводке смешного, низкорослого, мохнатого песика:

– Родители ваши где… – кассир оторвал картонные билетики, – до двенадцати лет проезд только в сопровождении взрослых… – серо-синие глаза девочки, безмятежно, взглянули на него:

– Папа пошел в туалет… – он махнула в сторону соответствующей надписи, в углу зала, – а мама в кафе, покупает кока-колу. У них сезонные билеты, а мы… – сзади на девочку напирала очередь, кассиру было недосуг ее слушать:

– Собака едет бесплатно, но только на палубе… – он кинул билеты на блюдечко, – внутрь парома с животными не пускают… – цапнув билеты, пробормотав «Спасибо», девочка исчезла из вида. Аарон сунул картонные квадратики в карман куртки:

– Пойдем. Покажу, как отсюда добраться до Бруклина… – едва увидев у здания пансиона полицейские машины, Аарон велел Еве:

– Хватай сумку, Ринчена, и бежим… – девочка помотала головой:

– Аарон, но папа и твоя мама ни в чем не виноваты. Нам надо… – Аарон потащил Еву к задней калитке:

– Нам надо немедленно оказаться на Манхэттене, вот что нам надо. Там нас никто не найдет. И, тем более, нас не отыщут на Истерн Парквей… – пансион располагался в десяти минутах от пассажирского терминала Хобокена, но Аарон велел Еве не выходить на дорогу:

– Полиция поймет, что мы сбежали, и начнет обыскивать округу… – хмуро сказал мальчик, – до Гудзона можно добраться дворами… – они так и сделали. По пути, порывшись в сумке, Ева обнаружила пять долларов серебром, два яблока, пачку жвачки и пару кошерных леденцов. У Аарона в кармане нашлась россыпь изюма:

– Это нам до вечера, – предупредил Еву кузен, – у ребе нас накормят, но в Бруклин надо еще доехать… – удерживая Ринчена на поводке, Ева закусила губу:

– Но папа и твоя мама ничего плохого не сделали, Аарон. Мы дети, нас никто не отправил бы в тюрьму… – засунув руки в карманы куртки, кузен выпятил губу:

– Дядя Меир живет по подложным документам, а мама занимается шифрами, для военно-морского флота. Теперь они вообще поженились. ФБР решит, что они хотели бежать из страны, вместе с нами… – Ева возмутилась:

– Что за чушь. Папа герой, кавалер Медали Почета. И твой папа кавалер, и наш дедушка. Мы бы все объяснили полицейским… – кузен вздохнул:

– Это ФБР, полицейские явились просто для вида. Во-первых, нас никто бы не послушал, а во-вторых, нас бы разделили. Приехала бы социальная служба, чтобы отправить нас в разные приюты. Мама рассказывала, как она жила в индейском интернате… – Ева цыкнула дыркой от зуба:

– Никаких приютов. Ты прав, надо доехать до Бруклина. Ты знаешь, как связаться с нашей родней, в Лондоне? – Аарон кивнул:

– Компания «К и К». Они есть в любом телефонном справочнике. Можно найти дядю Джона, с которым воевал твой папа, или дядю Джованни. В общем, мы справимся… – Аарон взял Еву за руку:

– Не волнуйся, все разъяснится. Но ни дядя Меир, ни мама не хотели бы, чтобы мы оказались в приюте…

Кусая яблоки, Аарон и Ева остановились перед большой транспортной картой Нью-Йорка и Нью-Джерси, на стене. На люстре, над головами детей, расхаживали, перекликались белые голуби. Аарон ткнул пальцем в значок причала, на Четырнадцатой Улице:

– Дальше все просто… – заметил мальчик, – садимся на подземку и едем в Бруклин… – задрав голову, Ева взглянула на большие часы:

– Пошли, паром отправляется через десять минут. Лучше постоим на дебаркадере, чем… – кузина замолчала. Губы девочки медленно синели, кровь отхлынула от щек. Ринчен глухо, угрожающе заворчал. Ева подавила желание закрыть глаза:

– Больно, как больно. Больнее, чем когда умирала мамочка. Надо терпеть, надо, чтобы он ушел отсюда, не заметив нас… – остановившись в дверях терминала, Эйтингон, пристально оглядывал толпу:

– Пойди их найди, в такой толчее. Полицейские с ФБР пока обыскивают пансион и близлежащие владения. Сюда они еще не добрались… – Ягненка и Дебору, в разных машинах, увезли в сторону Манхэттена. Наум Исаакович, обосновавшийся в пышечной, по соседству с пансионом, детей не увидел:

– Мальчишка особенно опасен. Он мог что-то услышать и понять, во время посещений Матвея. Мальчик еще в США, нельзя рисковать. Надо избавиться от этого Аарона и заодно от девчонки Ягненка… – ни детей, ни собаки Наум Исаакович в терминале не обнаружил.

Аарон, осторожно, потрогал кузину за рукав куртки:

– Ты чего? – робко спросил мальчик:

– Ты зачем на него так смотришь? Это что, знакомый какой-то… – Ева, не отрываясь, уставилась на плотного мужчину, по виду еврея, в хорошем костюме и твидовой кепке:

– Он нас не видит… – странным голосом пробормотала кузина, – пошли, пошли отсюда…

На дебаркадере дул свежий, океанский ветер. Еву отчаянно затошнило, яблоко встало колом в горле:

– Лучше я буду разговаривать с цветами и бабочками… – грустно подумала девочка, – или лечить людей. Я не хочу, чтобы мне было больно… – в свисте ветра она расслышала короткий смешок: «Не надо».

– Нелюдь… – мимолетно вспомнила Ева. Ринчен прыгал по дебаркадеру, Аарон доставал билетики:

– Смотри, – присвистнул кузен, – по детским билетам полагается бесплатная бутылка кока-колы, в буфете… – Ева обрадовалась: «Отлично!». Протягивая билетики матросу, Аарон, беспечно, указал на палубу:

– Наши родители на пароме, а мы задержались в туалете. У нас с сестрой понос… – доверительным голосом сообщил мальчик, – мы наелись неспелых яблок… – закатив глаза, матрос буркнул: «Проходите».

– Сначала в буфет, за колой… – потребовала Ева, – возьмем бутылки и усядемся на корме!

– На носу интересней! – отозвался Аарон:

– Манхэттен красивей, чем дурацкий Хобокен… – стуча конверсами по доскам, Ева забыла о странно знакомом, далеком голосе:

– Тот человек был плохой, – подумала она, – но папе и тете Деборе он больше не страшен… – Аарон вынес из буфета стеклянные бутылки. Ева заметила:

– Конечно, самая маленькая порция. Пароходная компания экономит… – кузен отхлебнул сладкой, пышной пены:

– Ладно, пошли на корму, там меньше народа… – устроившись на скамейке, Ева сказала себе:

– Все будет хорошо. Это ошибка, папу и тетю Дебору скоро освободят… – канат отвязали. За кормой кораблика бился маленький, американский флаг. Качнувшись на волне, паром пошел на восток, к небоскребам Манхэттена.