Читать книгу Город негодяев C.O.V. ID1984 - Никки Яккин - Страница 1

Начало. ДОМ Территория97

Позавчера убили молодого мужика в Имбицилленде. Просто за то, что ходил и светил курткой «Армани». Кто убил? Пенсионеры, да калеки. Куртку забрали как трофей, карманы выпотрошили. Определенно время вывернулось наизнанку. Раньше убивали старух процентщиц, теперь же старушки молодежь косят, как траву. Будто сама смерть в их лице собирает последнюю жатву с опустошенных улиц и площадей. Зачем смерти куртка Армани?

Было у Бабуччи два веселых Гуччи, один серый, другой белый, два веселых Гуччи. Гуччи-Фигуччи. Это же было в самом начале. Или в конце? Смотря что считать концом и началом… Вроде совсем недавно, но на самом деле давно. Мы же любим бренды? Мы рабы брендов? Нет? Не рабы? Слуги? Мы свободны? Владельцы? Хозяева?

Рейс 2613 Милан-Москва: помнится, он сидел в кресле у окна и смотрел на проплывающие под бортом облака. Конец февраля или начало марта? Это вообще было? Неужели это было, а? Видение. ТА жизнь похожа на какой-то давно забытый кинофильм: посмотрел вроде как, сюжет даже смутно помнишь. Но ни героев, ни действующих лиц, ни режиссера, ни самую красивую актрису, ни актера в главной роли, не помнишь – но точно знаешь, что фильм смотрел.

Наивно думать, что, если бы он не поехал на прогулку и шопинг в Милан, все сложилось бы иначе. Но именно тогда жизнь начала совершать великий разворот, оставляя глубокие борозды на последнем вираже человеческой истории. Да и не хочется вспоминать ТУ жизнь. Нет ее больше, а значит, и не было никогда. Сейчас, сидя в одной из башенок ДОМа, он наблюдал за смоляно-черной сукой немецкой овчарки Инной, которая внизу во дворе чутко водила ушами даже в полудреме, словно пытаясь уловить все звуки и шорохи окружающего мира. Нужно сказать этому алкашу Жорику, чтобы подправил пластиковую водосточную трубу – опять ветра сдули с креплений, дождевая вода будет идти мимо и подмывать отмостку с фундаментом. Жорик тусуется где-то рядом, прячась от глаз Алекса.

ДОМ стоял в подмосковном поселке на небольшом возвышении – это было неудобством и преимуществом одновременно. Владел им теперь Алекс. Преимущество было в том, что с мансарды местность отлично просматривалась на три-четыре километра в каждую сторону. Beati sunt possidentes – «счастливы владеющие».

Пионерами – «скаутами» по-английски – в его детстве были все, а не те, кто хочет и чьи родаки готовы были платить. Детьми они, с друзьями, часто играли в “царь горы”. Он с тех времен усвоил, что тому кто выше, всегда легче защищаться. А еще с советских занятий НВП1 он помнил, что при грамотно построенной обороне на одного обороняющегося нужно до десяти наступающих. Конечно, если речь идет не о китайских армейцах поддерживаемых и броней, и дронами. Или гарнизонных силах «порков»2 – тут без вариантов.

Алекс не служил в армии: в девяностых был такой бардак, что забирали только самых законопослушных бедолаг. Но жизнь быстро заставила военным азам научиться.

У одних “Устав гарнизонной и караульной служб” написан кровью. Чужой. А других сама жизнь кровью написана. Собственной. Алекс был из вторых.

Неудобство было в том, что внешний вид ДОМа издалека привлекал внимание залетных. Внимание, как правило, улетучивалось, как только те нарывались на первую линию пехотных мин: сначала на предупреждающие надписи, потом на разбросанные куски тел. Самые любопытные нарывались на сами мины.

Двор был оформлен и оснащен – мама не горюй. Длинный лабиринт траншей с препятствиями, колючка, ловушки, о которых знал только Алекс. Лабиринт просматривался лишь частично: даже если какой-нибудь придурок решил бы штурмовать ДОМ, сиганув через забор, он не увидел бы и десятой доли заготовленных сюрпризов. Зато сверху, из башенки, все было видно прекрасно. Раньше, конечно, были идиоты, которые пытались завалиться “в гости”. Где они теперь? В соседних, через два-три дома, огородах гниют. Некоторых Алекс намеренно оставил едва присыпанными землей, чтобы угадывались их силуэты. Запах? Запах проходит дней через сорок, привыкли все уже к мерзкому запаху.

Милан, «Дольче&Габбана», Гуччи-Фигуччи. Как же это смешно. Алекс никогда не придавал значения всем этим брендам, но было приятно носить дорогую одежду и обувь. Было приятно отличаться от среднестатистического жителя Земли. А ведь с этих джинсов и шуб мы и начали всё терять. Проголосовали за одежку и хавчик против мечты, звёзд и свободы. Мы стали такими же, как и все: никем. Алекс помнил, как ездил в Омск. Было дождливо и промозгло. В пьяном угаре Алекс с батюшкой осматривал площадку для нового храма, эффектно падал в грязь на колени. Даже в этом свинском состоянии дорогой костюм придавал неповторимый мужской шарм своему владельцу. Головная контора батюшки тянула с финансированием, а проект и разрешение на строительство имели ограниченный срок действия, так что в каждом заезжем функционере или предпринимателе батюшка видел потенциального спонсора, способного сдвинуть строительство с мертвой точки. Алекс обещал все: материалы, лучшую спецодежду для рабочих, технику, деньги и связи. Не то чтобы он врал: в тот момент он был пьян, рыдал непонятно от чего – стоя на коленях в грязи, он искренне верил, что возьмет на себя эту ношу. Батюшка казался таким искренним и родным, чистым, как горный родник. Ну как чистым… Конечно, кто не без греха? Но дело-то благое! Ощущалась благодать, сошедшая с небес. Подумать только, 30 тысяч храмов отгрохали! Конечно, народ должен участвовать и помогать. «Я как часть народа готов все отдать, до последней рубашки, хоть Гуччи она, хоть Фигуччи. На, бери, не жалко, всё бери! Не хочешь, батюшка? Ну как знаешь». Безымянный батюшка умер через восемь месяцев от цирроза печени, так и не начав стройку и оставшись в контактах Алекса как «Батюшка Омск». Алекс после того раза в Омск больше не ездил.

Дольче энд Габбана. А может, и вправду надо было все там снять и отдать? Может, и вправду Боженька рассердился за то, что мы обещали и не делали, и учинил этот Конец Истории. Ну вот что мы там ему обещали? Не пить, не курить, не изменять, кто-то с наркотой завязать, кто-то не воровать у народа больше? И меньше тоже… Ну, всякое такое. И не сдержали слова. А в начале было Слово. Так мало того, что ему давали Слово и не держали Слово – себе-то тоже давали и не держали. Мы-то по образу и подобию. Двойной обман уже получается, если не тройной, вот он на нас на всех и разозлился. За то, что не ценим Слово. За то, что не ценим Начало. Надоели ему наши обещания. Кому ж понравится, когда его дети постоянно обманывают? Он посмотрел-посмотрел и подумал: «Адиос, Мучачос, баста, карапузики, Харе Кришна. Задолбали уже в край, финиш. Не хотите Начало – будет вам Конец». И махнул палочкой (или чем Он там машет).

А может, Ему вообще все равно, что с нами, и он другими делами занят. Вот вообще безразлично. Бывают же такие родители, которые любят детей, но вот прямо сейчас в фейсбуке сидят (или вконтактике, или в инстаграмчике, или в твиттере). И вот в настоящий момент ребенок вне поля зрения, в настоящий момент как-то безразлично, что он там делает. А может, и нет Его? Ладно, придет время, все узнаем. Алекс не то чтобы чувствовал Его заботу, скорее наоборот, но он точно чувствовал веру в эту заботу.

Вот взять хотя бы ДОМ. Давно никто не решался ходить осадой на них. Ведь если каким-то идиотам придет в голову осаждать ДОМ, то им придется сидеть несколько месяцев: длительная осада – это единственная вменяемая тактика. Кто отвел Алекса от идеи подключения к магистральному водопроводу и заставил пробить свою автономную скважину? Кто сподвиг его ради веселья использовать возможности солнечных батарей? Электричества в ТО время было достаточно, а теперь нет на десятки километров в округе. Провидение? У Алекса электричества мало (едва хватает на работу скважинного насоса), но есть, и элементы батареи надежно скрыты от чужих глаз. Телефон без работающих сотовых вышек превратился в бесполезное барахло, но Алекс иногда пользовался им как фотоаппаратом и секундомером. По-другому использовать было невозможно: на длительную зарядку не хватало силы тока батарей. Алексу хотелось верить, что все это есть у него и жив он до сих пор благодаря опеке Отца Небесного, хотя в глубине души сильно сомневался в Его существовании, но не хотел себе в этом признаваться. Конечно, силы гарнизонных «порков» или армейские могли легко разметать обитель Алекса, но только зачем это им? Внешняя угроза существованию «порков» отступила, и они крайне редко покидали свои Цитадели, автономно обеспеченные ресурсами. Армы же вообще перестали замечать популяцию после (Г)НАБ ГИБа3 – так Алекс называл Катастрофу.

Его погодок из ТОЙ жизни, Игорь Лебедев (тоже не поступивший на первый курс, но физтеха), с которым они год после школы работали в лаборатории микроэлектроники, увлеченно рассказывал про теорию Большого Взрыва и бесконечное расширение Вселенной, про то, что когда-нибудь, не в ЭТОЙ жизни, произойдет нечто, что заставит Вселенную остановиться, а затем развернуться вспять и начать сжиматься обратно к точке Большого Взрыва. Алекс смеялся и называл эту точку Гнаб Гиб, как палиндром Big Bang. «Гнаб Гиб положил конец мерзкой истории человечества», – думал про себя Алекс.

ДОМ располагался выступом на извилистой улице, весь периметр хорошо простреливался во все стороны. На четыре квартала вокруг жителей практически не осталось. Первый импровизированный эшелон обороны против чужих атакующих: если они не знали особенности местности и схемы расположения мин, не было возможности использовать эффект внезапного нападения. Никакая из сторон ДОМа не являлась тылом в прямом смысле слова.

Андрей Крайнезванный Территория #97

Приближающаяся к забору фигура посветила фонариком: четыре длинных, один короткий, потом опять три длинных.

– Какие люди, явился – не запылился, – сказал хозяин ДОМа переминающемуся с ноги на ногу у внешней стороны забора невзрачному невысокому мужичку. «Вроде не трясется и не мельтешит, – подумал Алекс. – Значит, дурных мыслей в башке нет. Пришел отсрочку долга просить: вон херню какую-то в руке держит, будет пробовать списать часть долга. Только дешево, Сибиряк, не отделаешься».

– Здорово, Алекс. Пустишь?, – лицо гостя было маленьким, красным, с тонкими губами.

– Здравствуйте-здравствуйте, – иронично ответил Алекс, делая кому-то едва заметный знак рукой.

Перекидной мостик расплющенных кузовных деталей с противным скрежетом перекинулся через наружный передовой ров и опустился к ногам Сибиряка. Тому пришлось отскочить на два шага назад, но затем он проворно пробежал по мостику и оказался во внутреннем периметре. Собаки ощетинились и глубоким гортанным рычанием, переходящим в хрип, провожали чужака, клацая на него зубами – аж ошейники глубоко врезались в мускулистые шеи. Безоружному человеку было бы страшно смотреть на зверюг: металлические цепи привязи лязгали и натягивались так, будто какое-нибудь звено сейчас разогнется – и немецкая овчарка Инна и ротвейлер Стас, котрых Алекс в первый же день забрал в приюте для собак в Медведково, в два счета перепрыгнут траншеи и разорвут посетителя. Гость знал правила и смирно стоял лицом к ДОМу, разведя руки в стороны и по-прежнему держа сверток в левой руке.

– Хачик, уйми собак! – проорал вниз Алекс. – Ты это с чем пожаловал, Андрюха? Повернись.

Сибиряк послушно повернулся спиной, все так же разведя руки.

«Охотничий нож за пазухой и самодельный пугач в сапоге», – безошибочно просканировал опытным глазом Алекс силуэт посетителя. Благо поздняя весна: уже под одежкой ничего не скроешь, а вот зимой пришлось бы щупать.

– Ну что, все? Можно заходить? – все еще стоя спиной, спросил Сибиряк.

– Давай, проходи, Андрюха, – почти дружелюбно пригласил Алекс.

Но не стоило обманываться интонациями: люди стали лживыми, неискренними, подлыми и опасными. Хотя когда они были другими? Может, в Союзе? Так после падения Союза эти же люди пошли в бандиты, проститутки, мошенники, решалы, строители финансовых пирамид. За «шоковую терапию»-то голосовали, готовы были потерпеть. Думали, манна небесная, думали, заживут как люди. В 2000-ые годы немодно стало, неполиткорректно, а в «святые» 90-ые говорили «Как белые люди».

Сибиряк растерянно смотрел на вторую траншею трехметровой ширины и почти такой же глубины: дно траншеи было утыкано заостренными арматурными прутьями. При взгляде на это сооружение напрочь исчезало желание спускаться туда, а тем более падать. Перепрыгнуть траншею неподготовленному человеку было невозможно, а перебрасывать мостик для него явно никто не собирался.

– Ну что встал как вкопанный? Прыгай, не бойся! – с легкой издевкой в голосе рассмеялся хозяин ДОМа.

За спиной не оставалось пространства для разбега. Теоретически можно было, конечно, попробовать обойти ДОМ с флангов, но Сибиряк знал, что это ловушка с многочисленными сюрпризами, полоса с непреодолимыми препятствиями. Узкая полоса земли между первым бруствером и второй траншеей служила единственной цели: сбить стремительность и темп внезапного прорыва. Полоса была настолько узкой, что на ней едва бы разошлись два человека средней комплекции: один непременно столкнул бы второго на колья в суматохе под перекрестным огнем. Поэтому Сибиряк по-прежнему всем своим видом выказывал отсутствие недобрых намерений и готовность подчиняться правилам.

Собаки не унимались. Алекс внимательно вглядывался в периметр вокруг дома – ничего необычного. Он опустил перед гостем конец достаточно толстого каната, способного выдержать два или даже три человека и закрепленного к гуську колодезного журавля. Журавль позволял переносить посетителей и жителей ДОМа через все траншеи – для этого было достаточно ухватиться за канат руками. Но Сибиряк растерялся: он понимал, что не сможет перенестись на канате, держась только одной рукой, а вторая была занята свертком. Чтобы перебраться на сторону ДОМа, нужно было перебросить сверток на другой край траншеи. С одной стороны, это было единственно верным решением, с другой – Сибиряк волновался, что Алекс уберет журавль обратно, как только Сибиряк перебросит свое добро, и он лишится тех немногих мизерных преимуществ, которые давал ему сегодняшний день. А это происходило так редко в последнее время! Сибиряк вздохнул и каким-то неловким движением обеих рук перебросил сверток через траншею. Это был старый холщовый мешок, который легко звякнул металлом. Оружие или нет в свертке, можно было определить по звуку: слишком маленький вес – значит, не оружие. Посетитель ДОМа подпрыгнул и крепко ухватился за канат. Журавль враскачку перенес Сибиряка через вторую траншею, а затем, после того как тот повторил всю затейливую многоходовку с холщовым мешком, и через третью. Посетитель оказался на небольшом пятачке перед единственным входом в ДОМ. Окна и двери были заложены либо кирпичом, либо мешками с песком. Выщербленные стены со следами от пуль и осколков гранат, словно оспины на лице, говорили об отличном иммунитете ДОМа к атакам и осадам. В послереволюционные времена, в 1920-ых, при большевиках (да и по всему миру) работников с рубцами на лице охотнее брали на работу: значит, уже переболел черной оспой, значит, крепкий организм. Сибиряк нагнулся, чтобы поднять сверток.

– Стой, где стоишь, и не дергайся, – услышал он голос с легким закавказским акцентом и увидел направленный на него ствол старой СКСки4. Каких только экземпляров после (Г)НАБ ГИБа не наблюдал выживший представитель Державы, некогда священной и могучей, а теперь несуществующей! Со «всеми временами» как-то неудобно вышло, нескромно, поторопились, как и с «нерушимым». Сибиряк видел мосинки5 старые и современные, мелкашки, самозарядные винтовки Токарева 38 года6, сайгу 7и калаши8, ППШ9, карабины маузера 1898 года 7,92, выглядевшие как новенькие. Идеальная машина смерти, М98К10, созданная сумрачным военным интеллектом – немецкая педантичность, точность и смертоносность: жаль, патронов найти и раньше, в ТОЙ жизни, было невозможно, а сейчас и подавно. С тех пор как китайцы «сняли крест с Византии» – читай, с Европы, Штатов и нашей Необъятной – иногда, очень редко, можно было встретить китайские КюБиЗетки11: хотя как оружие они были вполне ординарными, некоторые считали особым шиком ходить с ними. Отголоски ТОГО потреблютства. И дело не в китайцах и не в качестве производства – хорошая машина – просто желание выделиться на фоне других, «доминирующий бренд», надменность среди таких же нищебродов-зверюг, сбитых в небольшие клановые банды, давало ложное ощущение исключительности. А самое главное – другие наполняли бедолагу такой же ложной значимостью. И не важно, что через минуту такой несчастный мог валяться в луже собственной крови и нечистот, передавая эстафету тщеславия следующему «удачливому» обладателю доступа к «престижным маркам».

– Андрюха, неужели ты решил долг вернуть? Что там у тебя?

– Я тебе, это, дельные вещи принес, – начал Андрюха Сибиряк, полез рукой в карман штанов, потом задержал ее, будто пожалел, но после двухсекундного раздумья все же медленно достал мятую пачку сигарет. Сигареты, хоть и местные, но, видно, с хранения: такие совсем уже не встречались и давно были настоящей роскошью. «Что-то разбогател не по чину наш Андрюха», – подумалось Алексу. Он еще раз напряженно вгляделся в периметр. Шевельнулось что метрах в семидесяти от первого бруствера? Нет вроде, показалось. Гость держал зажженную спичку между ладонями, прикуривая. Только Алекс оторвал бинокль от глаз и перевел взгляд на Сибиряка, как в квартале от ДОМа тихо звякнули банки, а затем сразу ухнула «лягушка», старая немецкая противопехотная мина. Глаз уловил едва заметное движение и вороной цвет ствола: два рефлекторных прицельных выстрела из винтовки – в сторону – отскочить в укрытие. Два выстрела из подвального этажа. Сознание ускоряется, мозг фиксирует происходящее: как Андрюха Сибиряк заваливается на спину, как выстрелы в упор отбрасывают его к краю траншеи. Пулевые раны: мелкие, они через пару мгновений расцветут красными хризантемами. Уже мертвое тело падает на дно траншеи прямо на холодные металлические колья, где-то застревающие, а где-то пронзающие еще теплую плоть. Отвратительная мысль о том, что его придется доставать оттуда. Движения после выстрелов не видно. Снизу по лестнице через две ступени бежит Жорик с АКСкой12, снимая предохранитель, плюхается на свою позицию, шарит глазами как бешеный по периметру, смотрит вопросительно на Алекса. Алекс кладет на ствол два пальца. Двое: один на мине, клуб черного дыма еще не развеялся, второй за бетонным кольцом колодца у бывших соседей на участке. Оба выстрела точно в цель. В голову. Первого не видно, да и что там увидишь? Его покрошило в винегрет. Второй в хорошем летнем камуфляже, цифра наша, русская. Не шевелился бы – до сих пор лежал бы незамеченным. Видно, в планах у них было подойти поближе, разведать – а раз разведать, значит, не одни. Сибиряк привел? На хвосте – или решил спалить пароли и явки? Обидно: немногие местные знали, как обойти мины, и то только одну тропу, хорошо простреливаемую. Алекс сделал круговое движение указательным пальцем: Жорик аккуратно сдвинулся назад, развернулся и начал взглядом прочесывать периметр метр за метром.

– Кажись, нет никого, – процедил сквозь зубы. – Ждем еще гостей?

– Хрен их знает: залетные вряд ли вдвоем лазают. Сибиряк-то, мать его, долбач полный. Хачик, нахрена стрелял в этого дурачка? У тебя мозги есть? Иди спроси теперь у него там, в траншее, сколько их и чего хотели.

– Мозги есть, – человек с акцентом ответил обиженно. – Сам говоришь: если чужаки прут или шухер какой – целься, стреляй и не думай, за тебя Господь уже подумал. Я и стрелял. Откуда я знаю, что он хочет, что не хочет.

Не рад был Алекс тому, как развернулись события. Он посмотрел в оптику: тело все так же лежало неподвижно на прежнем месте. Господь подумал за нас всех.