Читать книгу Город негодяев C.O.V. ID1984 - Никки Яккин - Страница 7

На швартовых канатах большого трансатлантического лайнера, переделанного в военно-транспортный корабль, были надеты прямоугольные металлические пластины с подвязанными грузиками. Такие щитки помогали защищаться от крыс, перебегавших по швартовым на корабль с береговых палов. Жаль, что в ТОЙ жизни не было таких накрысников от кандидатов при поступлении на работу в полицию и службы, не было таких преград для деятелей политики и журналистов.

Милый мальчик, ты так весел, так светла твоя улыбка,

Не проси об этом счастье, отравляющем миры,

Ты не знаешь, ты не знаешь, что такое эта скрипка,

Что такое темный ужас начинателя игры!

Волшебная Скрипка Н.Гумилев

Darling boy, You are so merry, your smile is bright and clean,

Don't ask for this perfect happiness, poison for all our worlds…

You don't know, You don't know what defines this polish violin,

What secret horror hides in these initial accords.

Magic Violin N.Gumilev

Translated Serge Makedon

Четырнадцать курсантов, коллег Алекса, стояли по стойке смирно на четвертой палубе. Немолодой сержант уже бывшей армии США проводил утреннее построение. Во время занятий он кричал, а не обращался к своим подопечным, рычал, а не отдавал команды. Курсанты были разбиты на семь двоек. Джулия Джудах, бывшая скрипачка Кливлендского симфонического оркестра, и Джозеф Аримафянц, менеджер похоронного бюро из Лос-Анджелеса, входили в первую двойку. Они не сильно нравились Алексу. Джозеф держался как-то отстраненно и немного высокомерно, как будто занимался волонтерством исподволь, нехотя. Весь его внешний вид и надменная физиономия говорили о том, что он достоин лучшего, чем участвовать в истязающих тренировках каждый день. Джулия, напротив, была очень общительной, веселой и приятной, все схватывала на лету и по многим дисциплинам могла считаться лучшей. Но Алекс видел, как в столовой она стянула и спрятала несколько тостов. Питание на корабле было строго нормировано, а белый хлеб и тосты выдавали в виде исключения курсантам из Америки. Нельзя сказать, что кормили их хорошо, но и голодными они не оставались. Пайки были китайского производства: десять видов стандартных наборов сухих пайков солдата китайской армии. Отличия только в том, что кроме комплекта утром давали кашу, в обед – суп-лапшу или рис. Хлеб или тосты выдавали раз в неделю, так что если кто-то брал больше нормы, то кому-то не доставалось. Это все знали отлично, в том числе и Джулия.

Что еще удивило Алекса, так это то, что питание было абсолютно бесплатным. Алекс знал, что в старой американской армии солдатам и офицерам нужно было платить за свою еду. Правда, финансовая служба компенсировала часть расходов, но, отправляясь на судно, никто из нынешних волонтеров не знал, как будет устроена их жизнь. Еще одно приятное открытие, которое было бы непонятно человеку из ТОЙ жизни, ожидало Алекса на борту корабля в виде часов на перебоках. Время перестало играть роль после Катастрофы. засекать время больше не было нужды. Люди, оставшиеся в живых, больше не назначали встреч и свиданий, не спешили на работу, не всматривались в циферблаты или экраны смартфонов в ожидании окончания рабочего дня. Время исчезло. Времена года сохранились, время суток тоже, но секунды и минуты перестали быть мерой времени. Оно перестало быть важным, как не важно время для стаи перелетных птиц в том смысле, к которому привыкли в человеческом обществе. Носить часы на руке стало не только бесполезно, но и опасно – они привлекали внимание мародеров. И если попытка отобрать часы была успешна, то единственным, что отсчитывали эти часы, были минуты или часы перед смертью нового владельца.

Алексу было приятно вновь вернуться к режиму. Подъем у курсантов был в 5:30 утра, в шесть первое построение. Утренние тренировки, затем завтрак, в 10:00 занятие по истории КПК, в 12:00 первое занятие по языку, затем обед, стрельба на огромной двухсотметровой 12-ой палубе (там устроили стрельбище), второе занятие по языку, занятие по оказанию первой медицинской помощи, промышленное скалолазание, ужин и вечерняя лекция об устройстве управления в Территориях. Напарница Алекса, Изабелла Томас, никакими выдающимися способностями не обладала, но зато была очень внимательна и добра к Алексу и окружающим. Со времени Катастрофы люди очень сильно изменились, и помощь и забота стали такими же редкими, как жемчужины в ракушке моллюска. Алекс поймал себя на ощущении, что ему приятно заботиться об Изабелле в ответ. Поначалу она не очень доверяла Алексу и его действиям, постоянно перепроверяла его слова и не успокаивалась, пока не убеждалась, что все в порядке. Алекса это веселило, и он немного подтрунивал над ней. Со временем Изабелла отпустила контроль. Они быстро подружились, и если к остальным людям на корабле Алекс не испытывал ни малейшей доли доверия, то она стала ему настоящим напарником и другом. Природное обаяние и удивительная способность вызывать к себе симпатию сделали Изабеллу другом не только Алексу, но и Джулии Джудах. Женщины и мужчины располагались в разных каютах во время сна и отдыха. Китайцы, несмотря на безоговорочную победу по всему миру, так и не смогли преодолеть гендерные стереотипы. Привыкание к обществу и возврат к социальным навыкам прошли у Алекса неожиданно быстро: уже на третий день чувствовал себя в своей тарелке среди трех десятков команд таких же курсантов, направляемых на Европейский континент. 欧洲 Оёйджё Да-Лу, как называли Европу китайские инструкторы во время вводных занятий еще на берегу, был полностью разрушен. Столицы и города бывших европейских стран представляли собой по большей части руины и были заброшены. Инструкторы каждый раз подчеркивали, что это было дело рук местных правителей, которые сначала позволили разразиться величайшему хаосу среди выживших после четвертой, самой смертоносной волны эпидемии. Люди выходили на улицы, громили магазины, офисы, предприятия. Это был период ужасных событий, страшного мародерства, бессмысленных убийств. Города вспыхивали один за другим. Введенные войска не могли усмирить вооруженную до зубов толпу обезумевших от отсутствия закона и ответа – города полыхали неделями и даже месяцами. Тогда на них бросили авиацию, чтобы сжечь дотла очаги беспощадного бунта. За пять недель бомбардировок европейская цивилизация от Средиземноморья до Атлантики перестала существовать. Это был апогей саморазрушения, начатый еще в момент полного запрета на свободное перемещение и объявления карантина. Великие столицы человечества – Рим, Париж, Мадрид, Лондон, Берлин, Москва – перестали существовать.

Проект Армии Волонтеров рассматривался китайской компартией как второй этап сбора информации об уцелевшем населении стран, поделенных на территории. Первым этапом было успешное создание Цитаделей. Считалось, что люди, оставшиеся за периметром, не представляют интереса и являются неэффективными потребителями ресурсов. Они были предоставлены сами себе и должны были так или иначе погибнуть от голода, эпидемий, вспышек насилия и локальных войн между мелкими бандами. За внешнюю безопасность Цитаделей отвечали гарнизоны, расположенные за стенами: они пресекали любые попытки проникновения извне и угрозы организованной осады, следили за безопасностью сохранившихся транспортных магистралей, вокзалов, портов и аэропортов. Гарнизоны подавляли любую вооруженную активность за пределами – на людей за границами не распространялся Кодекс законов Цитадели. Патрулируя территории, гарнизонные могли устроить охоту на местных ради забавы, ведь именно они называли население за стенами «живностью». Китайская администрация смотрела на такие забавы сквозь пальцы и ничего не предпринимала.

Сотрудники, набранные из бывших полицейских, военных и гражданских спасательных служб, всегда подчинялись китайским офицерам. Но после успешной самоорганизации на Территории 10 в Литл-Рок китайское командование оценило, какие выгоды может принести организованное, но ограниченное самоуправление населения, не попавшего в Цитадели. Во-первых, это был дополнительный источник плазмы с антителами. Во-вторых, это был кадровый резерв для служащих в Цитадели: выбор «порков», с которыми приходилось работать комендатурам, зачастую состоял не из лучших представителей. Среди тех, кто остался за периметром, попадались хорошие специалисты в разных отраслях: для этого было нужно отфильтровать тысячи, но иногда оно того стоило. И, наконец, в-третьих, исследователям все время требовался материал для секретного проекта «Лис-16». Так что было решено обучить и направить с минимумом ресурсов экспериментальные группы Армии Волонтеров в 30 территорий для оценки потенциала организации местного самоуправления среди «живности». Группа состояла из семи пар и носила название той территории, куда направлялась. К каждой группе был прикреплен местный офицер «савл», служащий в гарнизоне той территории, куда направлялась группа – он отвечал за адаптацию и боевую подготовку.

Хоть к курсантам обращались по именам и имён их не скрывали, каждый имел свой цифровой код. Коды постоянно менялись, и единственным, кто обладал доступом ко всем ключам, был старший группы. В группе 97, куда попал Алекс, старшим был назначен Питер Стоун. Система ключей и кодов помогала распределять учебные задания между парами так, что каждая видела только свою задачу, не знала ничего о заданиях соседней пары и не видела картину целиком, но была ее неотъемлемой частью. Выполняя задания, Алекс с Изабеллой не могли видеть, насколько их решения, действия и приобретаемые навыки влияют на результат общего замысла. Одно было понятно точно: если какая-то из пар лажала, то остальные останавливались, общая задача объявлялась проваленной, и все начинали сначала. Поначалу это вызывало смешки, но по мере того, как одну и ту же общую задачу проваливали снова и снова, смешки сменились раздражением. Гнев вызывала в том числе и неизвестность: никто, кроме самих лажавших и инструкторов, точно не знал, кто именно провалил задание и по чьей вине все приходилось переделывать. Еще через какое-то время гнев сменился на внимательность и уважение друг к другу, связывая всех членов команды невидимыми нитями. Когда группе удавалось добиться желаемого результата с первого-второго раза, их накрывал восторг, они начинали радоваться, как дети, прыгать и обниматься. Инструкторы не поощряли бурного проявления эмоций, но снисходительно молчали при каждом взрыве ликования.

Постепенно, в каждодневных тренировках и выполнении заданий, в группе начали проявляться разные способности ее членов. Джоана Доннeртохтер показывала отличные навыки на занятиях по оказанию первой помощи: в ТОЙ жизни она работала в реанимации и вернула с того света множество людей. Ее напарник Сантьяго Компостелло делал успехи в науке городского планирования и в управлении запасами, будучи в прошлом совладельцем рыболовецких траулеров вместе с отцом и братом. Фил Вивсайдер прекрасно справлялся с языками и холодным оружием вдвоем со своим напарником Бартом Симпсоном. Бывший налоговый инспектор Мэтью Донован и Кристи Джейкоб, единственный дипломированный инженер из них, оказались неплохими стрелками. Каждый на своем месте старался быть лучшим. Когда Алекс возвращался в здание школы в тот судьбоносный день, он и подумать не мог, что его жизнь так круто изменится.

– Сэр, вы готовы отправиться на Территорию 97 без гарантий возврата, без гарантий успеха экспедиции, без медицинской страховки и обеспечения? Вы готовы принять на себя все риски? – спрашивала его леди в черной униформе Армии Волонтеров. – Никаких обязательств со стороны Армии Волонтеров и масса обязательств с вашей стороны.

Дыхание Алекса замирало от волнения: он все еще не верил своей удаче.

– Да, мэм, я согласен! Да и еще раз да, – отвечал он с дурацкой улыбкой. – Когда можно приступать?

Она направила его на формальную медкомиссию во врачебный кабинет. На следующее утро его и еще сорок пять человек уже везли в желтых школьных автобусах на тренировочную базу. С тех пор миновало два месяца, и Алекс уже сносно говорил на русском языке. В одну из ночей, вспомнив эту сцену из своей недавней жизни, он шепотом произнес русское «спасибо», глядя в потолок.

Русский давался сложно: сначала было совершенно непонятно, что за структурой был этот язык. В тренировочном лагере им преподавала совсем молоденькая учительница русской словесности, прожившая в Москве несколько лет. Трудность языка компенсировалось экспрессией их преподавателя, неперестающей каждое занятие удивлять своих учеников интересными фактами и раскрывающейся красотой языка. Изначально русский казался довольно грубым, а образы, которые вызывали русские слова, были не очень приятными. Русская преступность в Штатах, Сталин, авторитаризм, КГБ, политические убийства, насаждение коммунизма в половине мира, который раньше контролировали русские, угроза ядерной войны, вмешательства в выборы, захват чужих территорий. Но с каждым занятием русский язык раскрывал все новые и новые смыслы и образы. Выяснилось, что русские совершенно по-другому чувствовали мир и отображали его в своем языке. Кто бы мог подумать, что они входят в число нескольких народов, которые изначально отображали цифры буквами, и за каждой такой буквой стоял образ или понятие – это делало такие языки совершенно особенными. Они были мало пригодны для торговли, но великолепны для мечтаний и отражений внутреннего мира человека с его огромной вселенной переживаний, эмоций и чувств. Многие русские слова несли с собой великий энергетический и смысловой заряд, открывающий Алексу заново целую вселенную, состоящую из сотканных словами и образами звезд, комет и межзвездного нематериального вещества.

Он с удовольствием погружался в изучение глаголов и их корней. Например, слово «целоваться» – «to kiss» – кроме обозначения прикосновения губами имело еще и второй, образный смысл. Когда люди целуются, они становятся одним ЦЕЛЫМ. Или когда люди благодарят друг друга, они отдают лучшее, что у них есть нематериального – молитву о спасении Богом того, к кому обращена благодарность. В отличии от обычного этимологического истока счастья – случая, удачи, шанса (hap – happy), слово «счастье» у русских происходило от двух форм «съ-часть-е», означающих «со-участье», осознание себя частью целого, частью большего. Со-часть-е.

После нескольких лет выживания это было высшей степенью блаженства – возможность вновь погрузиться в учебу и узнавать что-то новое. Изучая язык, Алекс совершенно по-другому стал смотреть на историю и культуру русских. Он был уверен: единицы из русских изучали, например, Томаса Элиота, чтобы понять, кем были мы, американцы, и это была большая ошибка. Изучая культуры друг друга, легче понимать, легче находить общие точки соприкосновения. Им бы тоже могла открыться вселенная. Из уроков языка Алекс узнал, что слово «крест» пришло из греческого от Христа, а «крестьянин» – не что иное, как словесное отражение верующего человека, «христианин». И так много было в русском языке божественного, связанного с Богом, душой и верой, что было даже удивительно, почему никто из политиков не обращал на это внимания. С другой стороны, американцы всегда принимали русских и их культуру, всегда давали приют и возможности их гениям. Бродский и Довлатов, Ростропович и Тарковский – даже Светлана Аллилуева, дочь Сталина, и та получила прибежище. Разве не это ли подлинное великодушие и уважение? Значит, были политики, которые это все понимали и ценили? Когда понимаешь язык, начинаешь понимать, что дерьмо, дураки и криминал есть в любом народе. Что ядерная гонка не была спровоцирована обычными людьми. Вмешательства в выборы, если они были, тоже. Обычные люди хотели того же, что и все здравомыслящие люди на планете – счастья, любви, хорошей работы или своего бизнеса, безопасности, хорошего образования себе и своим детям, доступной медицины.

Иззи помогала ему во всем, и если что-то у него не получалось, она искренне расстраивалась. «Иззи, take it easy»*, – говорил он ей в таких случаях. Партнерство между ними, рожденное на тренировках, объединяло их сильнее, чем семью. Эти люди долго были вынуждены пребывать в одиночестве, ежедневно сражаться за свою жизнь, превозмогая беды, боль и несчастья. Теперь они учились заново доверять друг другу, они снова почувствовали, казалось, навсегда утраченное чувство, когда рядом тот, на кого можно опереться и получить помощь. Когда кто-то встанет спиной к твоей спине, и тебе точно не нужно оглядываться – твоя спина надежно защищена, так же как и ты защищаешь спину того, кому доверил свой тыл.

После окончания занятий у курсантов было полчаса отдыха – и каждый старался уделить его себе или общению. В отличие от китайского экипажа, обслуживающего лайнер, у курсантов не было доступа к услугам прачечной, и каждый стирал и гладил свою униформу и белье вручную. Такая работа доставляла большое удовольствие, потому что люди давно забыли, что такое чистые простыни, одеяла и подушки, не говоря уже о свежей одежде. Мужчины размещались в большом восьмиместном кубрике, где на некоторых переборках у кроватей остались фотографии семей прежних членов экипажа. Женщин разместили в пассажирских каютах по двое. Кубрик имел низкий потолок, не больше двух метров, и находился на средней палубе лайнера. В редкие минуты отдыха люди восстанавливали способность общаться – безбрежные просторы океана, режим, тренировки, учебные занятия вернули курсантов в общество. Пусть это была другая жизнь, пусть в ней больше не было стран, народов, корпораций, пусть в ней не было ничего из того, на чем они воспитывались и чем жили в ТОЙ жизни – но это была жизнь среди людей. Улыбки, разговоры, эмоции и надежда вернулись, и внешне они почти не отличались от обычных служащих в ТОЙ жизни. Только холодный блеск, присутствующий постоянно в их глазах, говорил, что они могут мгновенно перевоплотиться обратно в хищников, готовых хладнокровно решать чужую судьбу в борьбе за ресурсы и выживание.

Через двадцать дней после отплытия лайнер вошел в порт Роттердам, единственный уцелевший и функционирующий порт Европы. Алекс и еще тринадцать человек сошли на землю. Одетые в новую китайскую военную униформу с логотипами АВ на рукавах, вооруженные воронеными 95-ми «кюбизетками»* курсанты погрузились в потрепанный мебельный грузовик, переделанный в пассажирский. У всех на левом плече красовались лычки рядовых. Они были зачислены в группу «Дичоу97» (Земля97 地97). Их перевозили в сопровождении гарнизонного конвоя в аэропорт Территории 54, который раньше назывался Роттердам-Гаага.