Читать книгу История цыган-кишинёвцев - Николай Бессонов - Страница 11

Во время коллективизации представители властей явились в один из таборов и потребовали сдать коней в колхоз. Цыган Васыля из рода вэкареште вступил в перебранку с милицией, и был тут же на месте расстрелян.

Кишинёвец из рода боулеште Георгий Курга стал организатором колхоза Вёшенский в Боковском районе Ростовской области, село Антоновка. Тогда по документам он был Василием Андреевичем Романовским. Разумеется, во время «сплошной коллективизации» цыганам пришлось нелегко. Почти все имели по 5-6 лошадей, некоторые и по десять. Кони были породистые. Чтобы избежать конфискации и не попасть в кулаки, цыгане записались в колхоз, который назвали «Красный шатёр», – тем и спаслись. Кишинёвцев в колхозе оказалось немного, в основном соглашались осесть на землю донские влахи. Но были и русские, которым грозило раскулачивание. В других местах их принимать боялись, а цыган-председатель записывал. Таким образом, набралось 300-400 человек. Агроном и полеводы были русские. Георгий Курга был избран на свою должность общим собранием, его вызвали в район и предложили поступить на агрономические курсы. Его жена Зана стала заведовать женотделом, за что и получила прозвище Крупская.

Колхозу выделили семенной фонд и инвентарь: бороны, плуги. Но посевная началась ни шатко ни валко. Цыгане были разделены на бригады и старались, чтобы «собственные» кони оказались при них. Каждый жалел впрягать именно свою лошадь – норовил, чтобы она лучше паслась. Тогда председатель перетасовал коней заново, и работа пошла.

Но всё равно «Красному шатру» не суждена была долгая жизнь. В печати появилась статья Сталина «Головокружение от успехов», в которой признавались перегибы при коллективизации. Из текста «Правды» можно было понять, что из колхоза можно безнаказанно уйти. А для цыган колхоз – тюрьма. Георгий Курга понимал это лучше районного начальства. Поэтому, когда его вызвали и велели зачитать «Головокружение…» на общем собрании, он сказал, что хорошо бы повременить, пока не кончится посевная. В принципе он был не против распада коллективного хозяйства, но не хотел, чтобы цыгане напоследок растащили семенной фонд и тем подставились под удар. Пусть лучше разбросают вначале семена в землю. Одним словом, он оттягивал собрание как мог.

Стоят (слева направо): Леля (сын Броскоя), Георгии Курга (боулеште), Броской (гузулеште), Петро (сын Броскоя), Чомба (сын Броскоя), сидят: Володя (Хорахай) (чёнкеште), Мокано (боулеште), Матаня (боулеште), Володя Хобяй, Хондра (боулеште), г. Кирсанов Тамбовской обл. 1949 год. Из архива В. Е. Чеботарёва

Из района звонят:

– Ну что, прошло собрание?

– Не прошло ещё.

– Почему? Надо срочно провести!

– Они же разлетятся, как грачи! Бороны побросают, семена растащат.

– Да ты понимаешь, что делаешь? Линию партии нельзя скрывать от народа. Собирай людей вечером, я должен отчёт сделать.

Ладно. Вечером председатель провёл собрание, а утром в деревне уже никого не было…

Много лет спустя Георгий Курга вновь проезжал с семьёй по этим местам. Теперь он был по паспорту румын с фамилией Орисов. Какая-то русская женщина его узнала.

– Скажите, вы Василий Романовский?

– Нет.

– Ведь это вы были здесь до войны председателем колхоза?

– Да нет же.

– Ой, зря вы не признаётесь. Ведь вы тогда нашу семью спасли, записали к себе. Спасибо вам.

Что ж, хоть какая-то польза от затеи с «Красным шатром» была…

(Записано Н. Бессоновым от Боцмана Фёдоровича Орисова, сына Георгия Курги. Волгоград, 2004 год.)

Егор, сын Буруша из рода вэкареште, был застрелен милиционером при проверке документов. Было это около 1932 года в селе Ковыркино Саратовской области. Поскольку убийство было совершено без всякого повода, кишинёвцы, которые неплохо разбирались в законах, подали заявление и добились возбуждения уголовного дела. Как это ни удивительно, милиционер был в итоге осуждён на максимальный срок!

(Информация от брата убитого, Васьки Рябого.)

Василий Рябой (из вицы вэкареште). г. Энгельс, 1970 год. Из архива В. Е. Чеботарёва

Как и прочие цыгане, кишинёвцы были склонны к азартным играм. Но у них эта страсть была усилена тюремным общением. В местах лишения свободы карты испокон веков волновали сердца. Только естественно, что кишинёвцы, попадая за решётку, укрепляли привычку к игре. Скажу более – иногда с русскими знакомыми продолжали партии «на интерес», выйдя на свободу.

Владимир Глодо описывает, как мальчишкой видел одну из таких сцен на елецкой ярмарке, куда в мае 1936 года цыгане съехались на промысел. Были там Полита́н, Сафро́н, Бебе́ля, Будулай и многие другие мужчины. Приехали туда и русские приятели по зоне – специально с целью играть в карты. Игры известные: бура, очко, 66. Бебеле сильно не повезло – он лишился всего, что имел.

Владимир Викторович Шаматульский (Глодо) (из вицы вербицкие). Конец 1950-х годов. Из архива Н. В. Бессонова

Поставил на кон палатку – проиграл и её. Остался у него только дорогой «романовский» тулуп. К счастью, в этот момент вмешался Антошка Галавко́ (русский по крови, но выросший среди цыган). Он сел играть на шубу вместо Бебели и вернул ему всё, а потом приезжие поочерёдно лишились часов, золотых цепок и даже костюмов. Когда азартные гости остались в одном белье, хозяева великодушно дали им одежду и деньги на обратную дорогу.

С этим человеком мне повезло дважды. Владимир Викторович Шаматульский (известный среди кишинёвцев как Володя Глодо) оказался не только свидетелем трагических событий, но и прекрасным рассказчиком. Его цепкая память хранила множество подробностей – словно и не минуло с той поры шесть с лишним десятилетий. Сидя в уютном мощёном дворике за чашкой чая, я не верил своей удаче. Передо мной был человек, подвергшийся той самой депортации 1933 года, о которой мне уже прежде доводилось писать[48] и которую я считаю самой крупной антицыганской карательной операцией за весь советский период. Зная об этой массовой ссылке по документам и отрывочным рассказам, я всегда расспрашивал цыган, не известно ли им что-нибудь о ней от пожилых родственников. Кишинёвцы при таком повороте разговора неизменно отвечали: «Поговори с Володей Глодо из Железнодорожного. Он всё помнит. Он тебе ещё и про войну расскажет».

Цызане-кишинёвцы на зоне. Слева направо: Костя Сибиряк, Володя Чикавой и Ермак Милиян из вицы вэкареште. Свердловская область, 1952 год. Из архива В. Е. Чеботарёва

Родился мой собеседник в 1927 году, следовательно, к началу репрессивной акции ему исполнилось шесть лет. Остаётся только удивляться силе детской памяти, сохранившей для истории столько бесценных деталей: от точных дат до всякого рода географических названий. Но обо всём по порядку.

Итак, к весне 1933 года в крупные города съехались десятки таборов. Когда я цитировал в своих публикациях данные о том, что только из Москвы за неполный летний месяц было выслано в Сибирь 5470 цыган, некоторые из моих коллег осторожно выражали сомнение: «Не слишком ли много?» Сомнения понятны. Специалист примерно представляет численность московской диаспоры в тридцатые годы и знает основные места расселения: такие как Петровский парк, барак на «Шестой версте» и т. д. Конечно же, я в ответ напоминал о серьёзности архивного источника[49], но всё же мысль о возможности преувеличений висела в воздухе.

Противоречия не было. Пожилой кишинёвец напомнил мне о том, что шёл очередной голодный год. Москва притягивала кочевых цыган возможностью хоть как-то прокормиться. Столица была опутана сетью новых таборных стоянок. Кишинёвцы прикочевали из Нижнего Новгорода и поставили палатки у «Северянского моста» (там, где сейчас метро «Бабушкинская»). Их было около двух сотен. Но помимо этого, город наводнили сэрвы, крымы, влахи, плащуны и прочие цыгане из голодных районов.

Здесь я вспомнил, что именно тогда некоторым крымам посчастливилось устроиться на строительство метро, и потомки этих семей до сих пор живут в Москве. Разумеется, у большей части приезжих с легальным заработком не сложилось. Что-то выпросить. Кому-то погадать. Стянуть, что плохо лежит. Увы, городское население в ходе строительства социализма порядком обнищало. Сытость НЭПа сменилась скудными продуктовыми пайками, разорением деревни под предлогом «борьбы с кулачеством», наплывом беглых крестьян. Правительство, взяв курс на быстрый рост промышленности, изымало урожай подчистую и продавало зерно за рубеж. На валюту закупались станки и оружие. Результаты были катастрофическими. В мирное время на чернозёмной Украине миллионы людей умерли от голода. Эшелоны с раскулаченными тянулись в места высылки. Осиротевшие дети крестьян, которых родители зачастую сами отправляли с сумой «по миру», составили новую армию беспризорных. Нередко приходится слышать, что при коммунистах бездомных детей не было. Говорится это в укор нынешним демократам. Напомню, как проблема была решена при Сталине. Только сейчас, благодаря раскрытию архивов, стало известно о секретной инструкции правительства, направленной в прокуратуру в 1934 году. В ней было разъяснение, что к детям можно применять «высшую меру социальной защиты», то есть расстрел. Естественно, многих беспризорников лишили свободы. За четыре года 155 тысяч малолетних были упрятаны в колонии НКВД, а 10 тысяч отправили в лагеря ГУЛАГа[50]